Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. Книга 2)
Шрифт:
Говорю же, не осталось ни одного места, где бы мы не побывали. Мы зашли в огород, потом на пасеку; на обратном пути были в том большом овраге, где из глины делают кирпичи и горшки.
Дяде Петру очень понравился наш аул, глядел он на него и не мог наглядеться.
А люди повсюду встречали его словами: «Добрая встреча, брат!» — и долго держали и трясли ему руки. А старухи хлопали по спине. Старые бабушки всегда так: хорошим людям сначала руки жмут, потом по спине хлопают.
Скажите, если бы дядя Петро не был дорогим гостем, разве люди так встречали бы его, а?
Больше
Каждый раз, когда мы бывали в кузнице, дядя Петро, засучив рукава, брал большой молот, величиной с мою голову, бил этим молотом по красному, раскаленному железу, и железо становилось тоненьким, как блинчик.
— Вот это кузнец так кузнец! — говорит Тонкий Габи Толстому Габи. — Вот у кого силища!
В этой кузнице мы с дядей Петром сделали мне железный ножик, а маме новую кочергу. Лишь Оксане мы ничего не смогли смастерить. Да в кузнице просто невозможно сделать куклу, это всякий понимает.
— Как сон прошли эти три дня, — говорит теперь мама.
Если говорит моя мама, наверно, оно так и было.
Таинственный разговор
Оксана со своим папой вошли в дом, а я завернул в сад, чтобы спрятать в сокровищнице разные железки, которые мы принесли из кузницы.
Я прошел мимо яблонь, посаженных весною. Вот Оксанина яблоня, вот моя, это папина яблоня, а та мамина. Чья же эта, пятая яблоня?.. А как говорила тогда, весною, мама? Она сказала, что пятая яблоня будет для гостя. У нас теперь есть дорогой гость. Как хорошо! Я сейчас же называю пятую яблоню именем дяди Петра. Всем по яблоньке!..
Когда я сидел у березки и копался в нашей сокровищнице, мне послышался негромкий разговор.
Кто же это разговаривает?
Я поднял голову и посмотрел. Недалеко от меня, с нашей стороны забора, за кустом орешника стояла бабушка, а с той стороны была видна белая борода дедушки Мансура.
— Очень любит он детей, — говорит бабушка. — Сам такой сердечный, и руки у него золотые. Хороший, очень хороший оказался наш новый родственник, радуюсь не нарадуюсь.
— Так, так, сестрица, — говорит дед. — Людей роднят не язык и не богатство — людей роднит сердце. Я много жил на свете и это знаю. Время такое наше, сестрица, оно не только жизнь людей, но и сердца их сделало лучше.
Бабушка шумно вздыхает и снова начинает тихо говорить:
— Эта разлука, Мансур, так тяжела, будто взяли да вырвали сердце твое и унесли его. Слишком уж мы к дочке нашей привязаны. И на отца ее еще не нагляделись. Горше всего будет Ямилю и Кюнбике. Чего бы только не дала я, чтобы жили мы тут все вместе! Никак не можем уговорить его…
Потом опять раздается мягкий, ровный голос деда:
— Не надо уговаривать, сестра. Если у настоящего джигита земля покрыта золой и углем, как может терпеть его сердце! Он должен вернуться к своей земле, любящими руками посеять в нее доброе зерно и наново свить гнездо…
Разговор этих двух старых людей показался
мне таинственным, и я понял, что меня ждет большая печаль. В груди у меня вдруг что-то оборвалось — не сердце ли это?Да, они говорили о моей сестре и дяде Петре! Может быть, их уже нет в нашем доме?
Я бросился домой. Сестра моя сидит на сундуке, болтает ногами и что-то говорит своему папе. Ее светлые глаза так весело улыбаются… Я сразу успокоился. Нет же, никто никуда не уехал!
— Ты к нашей сокровищнице ходил, я уж знаю, — говорит Оксана. — Давай-ка посадим моих кукол на твоих коней и повезем их в гости.
— А куда?
— Далеко, очень далеко — на Украину.
В комнату быстро входит бабушка и сразу берется за самовар.
— Ох, какая я! Гости сидят без чаю, а я там заговорилась. Ох, как нехорошо! — громко повторяет она.
А у меня в ушах звенят другие ее слова, которые она говорила у плетня:
«…будто взяли да вырвали сердце твое и унесли его».
Что же это значит?
Я только потом понял, что значили бабушкины слова о вырванном сердце.
Проводы
Вот и настал последний день августа. Утро было теплое-претеплое. Желтая трава на дворе, листья на деревьях, железные крыши домов, белые телеграфные столбы на улице — все было залито солнцем.
— Как тепло и хорошо прощается с нами лето! — говорила бабушка. — Мы будем вспоминать о нем добрым словом.
В это утро дядя Петро и Оксана прощались с нашим аулом.
У ворот ждала запряженная в телегу колхозная лошадь Атака.
Вокруг телеги бегали мальчики и девочки, взрослые стояли и разговаривали.
Дома у нас все было готово к отъезду. Мама одела Оксану в самое лучшее платье. Дядя Петро быстро побрился. У него ведь больших усов нет, поэтому быстро.
Папа уже вынес все вещи, положил их на телегу и вернулся опять в дом. Бабушка велела всем на минутку присесть. Только тогда, обернувшись ко мне, мама сказала:
— Вот и настало время, Ямиль, прощаться тебе с сестрой. Сегодня Оксана уезжает на Украину вместе со своим папой. Потом и мы все приедем в гости к дяде Петру. Ладно, дочка? — ласково спрашивает она Оксану.
— Ой, мама, только скорее приезжайте! — Оксана берет маму за руку. — Пусть Ямиль сейчас с нами поедет. Поедешь, Ямиль?
— Кто же останется дома, если вы вдвоем уедете? Ямиль приедет потом, вместе с нами, — говорит бабушка.
Я слушаю и удивляюсь: почему Оксана должна ехать одна, когда я хочу ехать с ней хоть куда угодно?
Неужели они этого не понимают? Мне хочется громко-громко заплакать.
Некоторое время мы сидим молча. Потом бабушка подает рукой знак, что пора встать.
Мы все выходим на улицу. Люди окружают дядю Петра, жмут ему руки и говорят:
— Прощай, брат, да не навсегда!
Кто-то поднимает Оксану, целует. Ее передают с рук на руки.
Прощание длится очень долго. Самой последней к сестре моей подходит бабушка и гладит ее по светлым волосам.
— Будь счастливой, живи честным и хорошим человеком, доченька, — говорит она; мокрые от слез глаза ее стали совсем красными.