Библиотекарист

Кондуктор прошел мимо, крича: “Билеты, приготовьте билеты, пожалуйста”, – и Боб немного отмяк, обрадованный, что остался один в своих шикарных апартаментах. Он рассматривал проплывающий мимо пейзаж, который становился все привлекательней: пологие зеленые холмы, тут беленые церковки в лощинах, там молочные фермы, силосные башни и автобусные остановки, похожие на сторожевые будки на перекрестках дорог.

Когда поезд подъехал к станции городка Вернония, Боб посмотрел вниз, рассчитывая разглядеть что-нибудь на платформе. И так случилось, что прямо под окном Боба разыгралась история.

В центре сюжета были две средних лет дамы в твидовых жакетах и юбках, обе в шляпках с длинными понурыми перьями, проросшими из-под шляпных лент. Полногрудые, но скудные подбородком, женщины наводили на мысль о городских голубях. Им сопутствовали две маленькие, с блестящими глазками собачки, обе черные в белых носочках и похожие одна на другую, как брат и сестра. Обе уютно гнездились каждая на локтевом сгибе своей хозяйки, всем существом отзываясь на всякий звук и движение, производимые дамами. Подле дам стояли два носильщика, и каждая разговаривала со своим, жестикулируя свободной рукой, отдавала распоряжения и высказывала пожелания, нимало не испытывая при этом, судя по языку тела, неуверенности или стеснения.

Насущным вопросом и основной темой перронного разговора был багаж дам, впечатляющий по объему и требующий подробного обсуждения. Все предметы поклажи помещались в чехлах из плотной темно-синей холстины, но не было среди них ни одного, который не выделялся бы своими размерами. Один длинный и узкий, как носилки; другой высокий и вертикальний, как почтовая тумба. Были штуковины разборные, были и неразъемные; из одного чехла виднелась доска с кожаными уголками, прибитыми гвоздиками с латунными шляпками. Все это в совокупности определенно служило какой-то особой задаче, но какой именно, Боб догадаться не мог.

Носильщики, пожилые мужчины, всячески давали понять, что жизнь труженика – это юдоль скорбей, и внимали дамам, не улыбаясь.

В какой-то момент сумка, стоявшая на самом верху багажного островка, накренилась и свалилась к его основанию; ударившись о платформу, она будто бы взорвалась, и теперь всюду были разбросаны парики. Только подумать, напудренные парики викторианской эпохи, высокие и белые, с длинными ниспадающими локонами! Дамы, разволновавшись, спустили собак на перрон и принялись спешно собирать парики, осматривая каждый пробор и локон, не запачкан ли он, не порван ли. Собачки следовали за ними, переминаясь с лапки на лапку, видно, им было холодно ходить по асфальту.

Убедившись, что парики особо не пострадали, дамы снова уложили их в сумку, снова подхватили собак и вернулись на исходную позицию рядом с носильщиками, которые в инциденте с париками сочли за лучшее ничего не предпринимать, а ограничиться наблюдением. Дамы возобновили свои речи, сопровождаемые жестикуляцией, подробно обозначая свои ожидания в отношении багажа.

К этому времени носильщики, судя по их виду, уж совсем вышли за пределы своей способности испытывать что-то вроде веселья или разочарования, оказавшись в некоей эмоциональной пустыне, где мало что можно поделать, разве только считать убегающие минуты.

Дамы расплатились с носильщиками, сошли с платформы и скрылись из виду; как только это произошло, носильщики достали каждый по серебристому свистку, встали спина к спине и вместе выдули в воздух резкий, пронзительный звук. Вскоре два младших носильщика, на вид ненамного старше Боба, поспешили к своим начальникам, которые указали им на башню багажа, затем на поезд, а сами ушли в направлении привокзального буфета. Юные труженики, окинув взглядом друг друга, багаж и снова друг друга, приступили к обыденному своему делу погрузки вещей в вагон.

* * *

Женщины с собачками вошли в купе, и Боб забился в угол в надежде стать невидимкой. Они и не заметили его сразу, занятые тем, что располагались, устраивались, стаскивали кожаные перчатки, развязывали шейные платки, снимали шляпки. Лица у них не были ни накрашены, ни напудрены; обе ладные, обе энергичные, они имели все основания считать, что могут красоваться и так.

Покуда они рассаживались, собачки присмотрелись к Бобу: обе вместе, плечом к плечу, будто в упряжке, подступили к тому уголку, где он сидел, обнюхали и отступили, глянули оценивающе глаза в глаза и сделали свои выводы. Они учуяли в нем страдательность или, если назвать другим словом, доброту и, заключив, что он им не враг, улеглись рядышком, одна на другую, отдохнуть. Та дама, что стояла поближе к Бобу, по поведению собак поняла, что в купе есть кто-то еще. Уставилась на Боба, сильно сощурившись, и позвала:

– Джун!

– Да, Ида, что такое? – отозвалась та.

– Именно, что такое, мне и самой хотелось бы это знать.

Дама по имени Ида, указывая на Боба одной рукой, другой похлопывала себя по карманам.

Вторая, по имени Джун, тоже наконец его разглядела:

– Боже, да это мальчик!

Ида, разыскав свои очки, надела их. Прищур ее разгладился, и она подтвердила:

– Все-таки да, мальчик. На минутку мне показалось, что это подушка или тряпка какая-то. – И повернулась к Джун, вопросив: – Ну и что он тут делает?

– Думаю, почти то же, что и все мы, дорогая моя.

– Но с какой стати он здесь, когда мы зарезервировали, за решительно безумные деньги и в такой момент нашей жизни, когда роскошь нам недоступна, это купе с тем, чтобы тут ехали только мы вдвоем?

– Что это у тебя за манера задавать мне вопросы, на которые я не знаю ответа!

– Просто я хочу понимать, что происходит, – ответила Ида.

– Все этого хотят, и все мы обмануты в своих ожиданиях, и так и умрем, ничего не поняв, – Джун вздохнула. – Жаль, что оно сразу не объявило, что оно здесь. Честно сказать, я чувствую себя несколько неодетой. Надеюсь, мы не успели еще затронуть какой-нибудь старый скандал и не дали повод для нового.

Ида возвела взор, пересматривая прошедшее время.

– Нет, не успели, – резюмировала она. – Что ж, придется смириться с тем, что не быть нам вдвоем, вопреки всем надеждам. Однако тут есть и светлая сторона. Похоже, мальчик немой и, возможно, глухой вдобавок, так что мы легко сможем притвориться, что нас тут всего двое, хотя это будет всего лишь иллюзия уединенности.

После этих слов женщины снова занялись своими делами, и какое-то время прошло в молчании. Поезд теперь ехал под уклон через густой лес. Боб достал из рюкзака книгу и начал читать. Чуть спустя он краем глаза засек, что Джун дергает Иду за рукав и указывает на него подбородком. Тихо, но не так тихо, чтобы Боб не услышал, она сказала:

– Ида, оно ученое.

– Что?!

– Оно читает. – И тут Джун обратилась к Бобу: – Мальчик!

Боб оторвался от чтения, Джун протянула руку, он передал ей книгу. Она прочла, что на корешке, перелистала страницы и доложила Иде:

– Одна из тех, знаешь, историй, в которых одинокий путник терпит лишения в дикой глуши, и если между делом подохнет один свирепый волк или два, то тем интересней.

Джун вернула книгу, и Боб взял ее, но не возобновил чтения, предполагая, что с ним еще побеседуют, и Джун вправду продолжила: