Библиотекарист

Сын Конни никак не отреагировал; он был весь в переписке. Боб продолжил чуть громче:

– Видите ли, мы с вашим отцом были друзьями. С Итаном. Осмелюсь заметить, это на мне лежит груз ответственности за то, что пути ваших матери и отца пересеклись.

Сын Конни снова поднял глаза.

– Мои родители познакомились в автобусе.

– Да, но оба они направлялись ко мне. В библиотеку. Таким образом получается, что знакомство состоялось под моей, так сказать, эгидой.

При слове “библиотека” сын Конни насторожился. Мало того, он даже вроде как испугался, отложил телефон, выпрямился и молвил:

– Боже мой, да вы Боб Комет!

* * *

Сына Конни звали Сэм, он был поражен, впечатлен и даже несколько взбаламучен тем, что Боб вдруг объявился, да еще в такой поздний срок, да в таком месте. Боб тоже был поражен, тоже впечатлен, но не взбаламучен, ну или только очень слегка. Сэму хотелось знать, как Боб тут оказался; Бобу хотелось знать, как это вышло, что Сэму знакомо его имя. Они только-только приступили к тому, чтобы облечь в слова свои вопросы друг к другу, когда, проваландавшись, сколько могла, явилась с личным делом Конни в руках Мария, вменившая себе понаблюдать за ходом переговоров и проследить за тем, чтобы температура их была ровной. Однако переговаривающиеся стороны ее присутствие сочли лишним, и Сэм предложил Бобу прогуляться. Боб выдвинул встречное предложение, состоявшее в том, что прогуляются они до закусочной.

Они устроились там за столиком, и каждый заказал себе кусок пирога и кофе. Официантка Боба сразу узнала, поскольку он, Лайнус и Джилл повадились посещать закусочную по два-три раза в неделю.

– Ты чего это ты так разодет? – спросила она его. – Что ли на бал собрался?

– Да. И подумал, что ты, возможно, захочешь пойти со мной.

– Поглядим сначала, сколько ты дашь чаевых. Но сразу видно, перышки ты почистил. – Повернувшись к Сэму, официантка уставилась на него. – А вот тебе, милый, не помешает помочь, – сказала она и потянулась пригладить ему волосы.

У Боба мороз пробежал по коже; но он видел, что Сэм не в той мере, что его отец, сознает силу своей физической привлекательности, – и, пожалуй, так оно выходит и лучше, если учесть те напасти, что выпали Итану.

Официантка принесла кофе и пирог и оставила их вдвоем, чтобы они обсудили – но что именно? Оба терялись в догадках, с чего начать и в чем, собственно, конечная цель их беседы. После пары неудачных подходов Боб вытащил фотографии, старенькие картинки, и вот они-то показали себя плодотворной точкой соприкосновения. Сэм, которому прежде не доводилось видеть изображения той поры, с увлечением принялся их разглядывать, а Боб, между тем, разглядывал профиль Сэма, который повторял собой профиль Итана, точь-в-точь.

Повернув одну фотографию так, чтобы Бобу было видней, Сэм пододвинул ее к нему поближе. На снимке были Конни и Боб, они стояли перед домом мятного цвета. Боб, с никаким лицом, стоял чуть в наклон, руки вниз по бокам, в то время как Конни уперлась кулачками в бедра, локти вперед, и задорно подмигивала, позируя, как девица из порножурнала. Сэм постучал пальцем по фасаду дома.

– Это тот самый дом с веревочными перилами?

– Верно. Там мы с вашей мамой жили, когда поженились. – Боб прочистил горло. – Знаете, по некоторым причинам я несколько удивлен тем, что вам такие вещи известны. Да и вообще тем, что вы слышали обо мне, в самом деле.

Сэм придвинул фотографию к себе, сунул ее вниз стопки и, говоря с Бобом, не переставал пересматривать снимки.

– Думаю, всякий, кто знал мою мать до несчастного случая, понимал, что на заднем плане у нее есть тайная история, которую она прячет. О смерти моего отца она рассказала мне, когда сочла, что пришло время, мне было тогда лет двенадцать-тринадцать, и это легло деталью в головоломку, но еще долгое время я жил с ощущением, что головоломка не сложена, что там кроется что-то еще. И вот однажды на Рождество, мне тогда, должно быть, было шестнадцать, мама, выпив вина, сказала: “Сэм, я хочу, чтобы ты знал: я была замужем за другим до того, как вышла за твоего отца”.

Он оторвался от фотографий, скорчил гримаску ужаса и вновь опустил глаза.

– Не лучшая новость для мальчишки, и поначалу я просто отказывался что-то об этом слышать. Но потом, позже, когда я слегка подрос и свыкся с тем, что открылось, я начал задавать вопросы, и по чуть-чуть, понемногу история стала вырисовываться.

Он подтолкнул к Бобу еще один снимок. На нем были Итан и Боб, оба в нарядных дамских шляпках и с физиономиями чинными и исполненными достоинства. Боб прищурился, всматриваясь.

– А, да. Дом стоял в тупике, и раз в год мы с соседями вытаскивали всякое барахло и устраивали дворовую распродажу. – По ноге Боба кралась чья-то кривая тень. – Это ваша мама снимала. Видите, это она.

– Ничего себе! – воскликнул Сэм и покачал головой.

Снимки он смотрел с интересом; Бобу это было приятно. Теперь Сэм протягивал ему фотографию, сделанную сразу после того, как Боб и Конни поженились. Итан стоял в шаге от молодоженов, физиономия его вышла нечетко. Боб посмотрел, кивнул и отвел взгляд.

– Вы потом снова еще женились, Боб? – спросил Сэм.

– Нет, никогда. А ваша мать?

– Нет, нет. Это было бы совсем на нее не похоже, насколько я понимаю в том, что вообще ей требовалось от жизни. Знаю, что было несколько дружеских связей, где, должно быть, не обошлось без амуров. Мужчины приходили с подарками, которых она не хотела, мужчины в усах и широких галстуках, в тонированных очках с толстыми стеклами. Семидесятые, верно? Восьмидесятые? И всегда мне казалось, что ей все это ни к чему.

Они пили кофе и ели пирог, и Сэм протягивал Бобу то ту, то другую фотографию, и Боб рассматривал каждую и отдавал обратно, но на душе свербело от беспокойства, от нетерпения поскорей до чего-нибудь да добраться. Хотелось узнать, как Конни жила после того, как ушла от него, и после смерти Итана; но, когда он мысленно составил вопрос, тот показался ему бестактным, недружественным. А ведь намерения его были самые расположенные, и, не зная, как поступить, он в конце концов просто сказал:

– Вот бывает же так: знаешь кого-то, а потом знаться перестаешь, но все-таки, когда этих людей нет рядом, не можешь не задаваться вопросом, из чего состояла их жизнь.

Сэм пожал плечами, не уверенный в том, вопрос это, утверждение или что-то еще. Тогда Боб добавил:

– Я пытаюсь составить себе представление о том, как вы с матерью изо дня в день жили. Каково это ей было?

– Ну, она всегда была занята, – сказал Сэм. – Приходилось растить меня, и ходить на работу, и содержать дом в порядке. Это немало для одинокой женщины, понимаете? Но у нас была наша маленькая вселенная, наша улица. Нам повезло с соседями, у многих были дети, и нам часто устраивали общие барбекю, дни рождения, рождественские вечеринки и охоту за пасхальными яйцами. Я знал изнутри каждый дом в квартале.