Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги

О девстве. Павел считает, что эту возможность могут избрать для себя как мужчины, так и женщины. Никакого двойного стандарта. Никакой попытки ограничить девство лишь женщинами: «Соединен ли ты с женой? Не ищи развода. Остался ли без жены? Не ищи жены. Впрочем, если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж, не согрешит» (1 Кор 7:27–28).

О воздержании. Опять же Павел говорит о преимуществах безбрачной аскезы перед браком и для мужчин (1 Кор 7:32), и для женщин (1 Кор 7:34). Безбрачная аскеза не означает, что секс, брак и семья чем-то плохи. Речь идет лишь о том, что здесь, как и в случае с насилием, у человека есть выбор. Подобно мученичеству, безбрачная аскеза свидетельствует: обычный ход цивилизации не вытекает фатальным образом из человеческой натуры.

Далее – о равенстве в общине. В 1 Кор 11:2-16 мы находим довольно странный отрывок. Ученые поныне не сойдутся во мнениях относительно того, с чем именно Павел спорит столь пылко и неубедительно. Ограничусь далее своим собственным пониманием и проблемы, и решения.

Явно речь идет о головных уборах для предстоятелей литургического собрания. Отметим, кстати, что, согласно Павлу, как мужчины, так и женщины, могут пророчествовать и предстоять в молитве:

Всякий муж, молящийся или пророчествующий с покрытою головою, постыжает свою голову. И всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо это то же, как если бы она была обритая.

(1 Кор 11:4–5)

Но из-за чего сыр-бор? Почему наличие или отсутствие головных уборов вызывает столько эмоций?

Вот моя гипотеза. Как мы знаем, у коринфян была проблема с временным сексуальным воздержанием в браке. С этим связан их первый вопрос Павлу: хорошо ли «человеку не касаться женщины» (1 Кор 7:1)? Павел ответил: да, но лишь «по согласию, на время» (1 Кор 7:5). Но что если некоторые жены объявляют временное или даже постоянное воздержание вопреки желанию мужей? И как они декларируют об этом в общине?

В римском обществе девственницы, достигшие брачного возраста, покрывали волосы (не лицо!) в знак своей готовности к браку. Замужние же женщины надевали покрывало, имея в виду противоположную символику. На мой взгляд, некоторые коринфские жены предстояли в общинном собрании с непокрытой головой в знак того, что они временно (или даже постоянно) являются «девами». Но это могло привести к серьезным недоразумениям (их могли счесть свободными для брака) и даже к серьезным последствиям (развод).

Павел кипит возмущением. Он начинает спорить, приводя из рук вон плохие аргументы, основанные на Писании (1 Кор 7:7-12) и природе (1 Кор 7:13–15). Взять хотя бы следующие его слова: муж «есть образ и слава Божия, а жена есть слава мужа» (1 Кор 11:7). Они глубоко противоречат Быт 1:27, где сказано: «И сотворил Бог человека по образу Своему,/ по образу Божию сотворил его,/мужчину и женщину сотворил их».

Словно понимая хлипкость своих доводов, Павел под конец пишет: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии» (1 Кор 11:16). Но ведь если Писание и природа выступают против чего-либо, то какая разница, каков обычай на сей счет!

Впрочем, вопрос он не закрыл. В последующие века целый ряд текстов (в частности, Деяния Павла, Деяния Петра, Деяния Иоанна, Деяния Андрея, Деяния Фомы) защищали безбрачную аскезу, подчеркивая особые права жен. Святость через аскезу и / или мученичество была в равной мере доступна женщинам и мужчинам, женам и мужьям, однако был и глубокий вызов миру патриархальной власти.

И наконец, в связи с равенством женщин и мужчин в апостольстве вернемся к тому, с чего начали данную главу: с Послания к Римлянам. Как мы уже видели, Павел надеялся посетить Рим по пути в Испанию, а потому под конец письма передал приветствия знакомым ему римским иммигрантам и другим общинникам, о которых лишь слышал.

Сначала он упоминает о женщине по имени Фива.

Представляю вам Фиву, сестру нашу, диакониссу церкви Кенхрейской. Примите ее для Господа, как прилично святым, и помогите ей, в чем она будет иметь нужду у вас, ибо и она была помощницею многим и мне самому.

(Рим 16:1–2)

Задача Фивы: доставить, прочесть и объяснить послание христианским общинам Рима.

В число 27 человек, которым Павел передает индивидуальные приветствия, входят десять мужчин и семнадцать женщин. Из тех, о ком Павел делает какие-то комментарии, пять женщин (Мариам, Трифена, Трифоса, Персида и мать Руфа) и шестеро мужчин (Эпенет, Амплий, Урбан, Стахий, Апеллес и Руф). Однако лишь о четырех, и только о женщинах – Марии, Трифене, Трифосе и Персиде (Рим 16:6, 12) – сказано, что они «потрудились» для Христа. В других местах Павел использует это слово [колшш (копиао)] лишь применительно к самому себе (Гал 4:11; 1 Кор 15:10).

Одно имя в этом финальном приветствии стало причиной проблемы, которая была бы забавной, не будь она смехотворной; и была бы комичной, не будь она трагичной. Имя Юния – женское. (Видимо, эта женщина некогда сидела в тюрьме с Павлом.) И таким образом, важное место среди апостолов занимала женщина (Рим 16:7). Однако в последнюю тысячу лет толкователи, чтобы избежать неортодоксальности, говорили, что здесь имеется в виду… мужчина по имени Юниан! Надо ли объяснять, что в античности имя Юниан не сокращали до Юнии?

Для Павла очевидно, что женщина вправе быть апостолом («посланцем»): человеком, которого Бог/ Христос послал основывать новые христианские общины. Если вам это не нравится, сказал бы Павел, ничего не попишешь: постарайтесь это пережить.

Рабство: «ни раба, ни свободного»

Что думал Павел о рабстве и рабовладельческой экономике Римской империи? Соглашался ли он с Аристотелем, греческим философом IV века до н. э., что рабство естественно, ибо «одни люди по природе свободны, другие – рабы» (Политика 15). [37] Или соглашался с Филоном, еврейским философом I века н. э., что рабство противоестественно, ибо «обладание слугами противоречит природе, создавшей всех свободными. Ведь несправедливость и жадность некоторых людей, стремящихся установить неравенство – источник (всех) бедствий, – предоставили власть самым сильным над самыми слабыми» (О созерцательной жизни 9.70)? [38]

37

Цит. по пер. С. А. Жебелева. – Прим. пер.

38

Цит. по пер. И. Д. Амусина. – Прим. пер.

Самый лучший и самый ясный ответ мы находим в Послании Павла к Филимону, где рассматривается очень частный и спонтанно возникший случай. Мы уже касались этого вопроса в главе 2, а сейчас рассмотрим его более подробно. Как мы помним, Павла посадили в тюрьму, где он был прикован ночью к охраннику в казарме. Скорее всего, это была тюрьма наместника в Эфесе (1 Кор 15:32; 2 Кор 1:8–9). Там он и написал личное письмо Филимону и общинное послание филиппийцам.

У раба по имени Онисим возникли серьезные проблемы со своим хозяином Филимоном. Из страха то ли перед наказанием, то ли перед смертью он бежал – как дозволялось римскими законами – искать заступничества к авторитетному другу хозяина. Скажем, раб Поллиона бросился к ногам Августа, вымолив себе избавление от лютой казни, назначенной ему господином (Сенека, 0 гневе 3.40). Или вольноотпущенник Сабиниана пал к ногам Плиния Младшего (Плиний Младший, Письма 9.21). А в данном случае другом Филимона был Павел.

У Павла Онисим обратился в христианство, и Павел отослал его к Филимону с письмом: «Прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих» (ст. 10). В чем состоит характер просьбы? И почему на нее ушли целых двадцать пять стихов письма?

Прежде всего, перед нами шедевр греко-римской риторики: письмо одновременно частное и не совсем частное. Павел адресует его не только Филимону, но и двум названным по имени людям, а также всей домашней церкви Филимона (стихи 1б-2). И исходит оно не только от Павла, но и еще от пяти христиан, которые помогают ему в тюрьме (стихи 1, 23).