Билет на бумажный кораблик

– Но хоть показать что-то можешь?

– Ты уже видел…

Жиган потемнел. Я поспешила вмешаться и быстро объяснила Ману, что по-русски «показать» – это не только дать посмотреть, но и объяснить в данном случае технику. Ману в ответ на это заметил, что для капоэйры нужна хотя бы минимальная растяжка. Жиган пожал плечами и с достоинством встал на руки. Из карманов кожаной куртки посыпались мобильный телефон, скомканные доллары и рубли, пачка презервативов, сигареты, монеты и ключи от джипа. Ребята расхохотались, Мария, покосившись на презервативы, покраснела.

– Годится? – Жиган принял нормальную позу, быстро собрал с асфальта свое добро и вопросительно взглянул на Ману.

– Нормально, – одобрил тот.

– Идемте домой, – встряла я. – Темнеет уже.

В квартиру мы поднялись все вместе, и ни в тот вечер, ни позже я так и не смогла добиться от Жигана ответа: зачем он, собственно, приезжал. Меня он даже не слышал, сидя за столом напротив Ману и жадно расспрашивая его о капоэйре. Ману уплетал вареную картошку и, не переставая двигать мощными челюстями, отвечал на вопросы. Мне в конце концов тоже стало интересно, я оставила в покое Жигана и тоже начала слушать – что же такое капоэйра?

По словам Ману, это был самый популярный, наравне с футболом, вид спорта в Бразилии и представлял собой танец и борьбу одновременно. Капоэйра пошла от ангольских негров-рабов, которым на плантациях запрещали заниматься боевыми искусствами, и они маскировали их под видом танца. И сейчас в капоэйре можно просто потанцевать или поиграть, как говорил Ману и как они делали сегодня, а можно в одиночку уложить десятерых и быстро убежать.

– Женщин раньше в капоэйру не пускали… – Мануэл весело похлопал сестру по заду, та вспыхнула и отбросила его руку. – А теперь у нее скоро будет своя школа.

Мария смущенно улыбнулась и отошла к Жозе. Тот сидел с толстенной книгой в руках и лишь изредка поднимал голову и улыбался, давая понять, что он здесь и все слышит. Вдвоем с Марией они принялись тихо спорить на своем языке по поводу какого-то места в книге. Жиган покосился на объемистый том с явной досадой, но вслух ничего не сказал и продолжал расспрашивать Ману. С капоэйры они перешли на футбол, потом – на президентов Ельцина и Фернанду Кардозу, затем заговорили о Рио-де-Жанейро, причем Жигана особенно интересовали мулатки на пляжах Копакабана и Ипанема – в белых штанах и без. Мануэл как мог удовлетворил его любопытство, за что получил пару укоризненных взглядов сестры, а потом они вернулись к капоэйре. Ману попытался что-то продемонстрировать, задел хлипкую лампочку под потолком, та закачалась, и я поспешила отправить всех в большую комнату. Было очевидно, что в ближайшее время выставить Жигана не удастся, а раз так – зачем сидеть на кухне?

В большой комнате Ману, опасливо косясь на величественный рояль, показал несколько стремительных движений, коротко комментируя:

– Ау. Досоку. Кабесада. Дэдейра. Мария, покажи джингу.

Мария показала, хотя и видно было, что она не в восторге от происходящего. Видимо, взгляды Жигана уже были ею замечены. Закончив и выпрямившись, она сказала, что без музыки движения почти бессмысленны. Ману включил магнитофон, уменьшил громкость, и мы услышали рокот многочисленных барабанов и странный струнный инструмент. Затем вступил низкий, но очень мягкий мужской речитатив. Было очевидно, что главная задача песни – задавать ритм, но незнакомый язык вместе со странной мелодией звучал завораживающе. Вскоре Жиган спросил:

– О чем песня?

Ману открыл было рот, но тут же его закрыл, объявил, что еще плохо знает русский, и попросил перевести сестру. Мария мягко улыбнулась и, встав рядом с магнитофоном, заговорила – медленно и нараспев:

Я не сплю всю ночь, мама,От жизни на этой земле.Я улечу на луну, мама,И буду там пить лунный кофе.Моя жена летит со мной,Она сказала – хорошо, если так хочет бог.Я ни во что не верю, но знаю:Моя кожа, моя черная кожа – нож,Который ранит глубоко в сердце, мама.Мое сердце болит днем и ночью.

Гортанно звучал голос незнакомого черного певца. Мягко и напевно вторила ему Мария, мулатка Мария с растрепанной копной вьющихся волос, которые она то и дело отводила за спину тонкой рукой с блестящим браслетом. Чуть слышно гудели, рокотали далекие бразильские барабаны. В полузакрытых, равнодушных глазах Жигана светился зеленый огонь. Присмотревшись, я поняла, что это просто отражение лампы, но мне вдруг стало страшно.

Песня кончилась. Мария немедленно извинилась и ушла в свою комнату, заявив, что у нее завтра зачет и нужно почитать. Ману и Жиган начали договариваться о тренировках, причем Жиган предлагал деньги, а Ману хохотал и отказывался. В конце концов они условились встретиться завтра вечером во дворе, Жозе тихо присвистнул, взглянув на часы (была уже полночь), и ребята, попрощавшись, отбыли к себе. Я пошла на кухню мыть посуду, Жиган тоже пришел и не спеша закурил за столом.

– Ночевать останешься?

– Нет, поеду. Спасибо, что покормила.

– Зачем тебе это нужно? – не выдержала я. – Посмотри на них, они с детства этим занимаются, вон какие акробаты, а ты?

– Я тоже не пальцем деланный.

– Шел бы в карате, раз приспичило.

– Пробовал. Фигня твое карате.

Понимая, что беседа в таком ключе может затянуться надолго, я зашла с другого края:

– Ты понимаешь, что в случае чего она тебя по стене запросто размажет?

– В случае чего? – прикинулся шлангом Жиган.

Я разозлилась:

– Того самого! Это тебе не шлюхи твои! У этих, кажется, до свадьбы вообще никак…

– Это мы поглядим, – задумчиво сказал Жиган.

Я перепугалась было, но тут же успокоилась, подумав: при таком брате Марии бояться нечего, и вряд ли страсть Жигана дорастет до таких размеров, что он решится застрелить Мануэла, вызвав тем самым международный скандал.

Наконец Жиган откланялся. Я с облегчением закрыла за ним дверь, вернулась на кухню и, к своему крайнему изумлению, обнаружила там Ману, занявшего собой, казалось, все двенадцать квадратных метров.

– Ты чего не спишь?

– Хотел спросить. – Сейчас Ману не улыбался, взгляд его был напряженным. – Этот молодой человек – твой намураду? [10] Твой… – Он запнулся, подбирая слово, но я поняла.

– Боже сохрани! Никакой он мне не намураду! Он… Он… ну… Просто давно знакомы.

– Да? – Мануэл наморщил лоб.

Я подумала, что он тоже беспокоится за Марию. И практически уверилась в своей догадке, когда он озабоченно спросил:

– Чем занимается его отец?

10

Жених (португ.).

– Ничем… У него никакого отца нет. Он сам… всем занимается.

– У него серьезный бизнес?

– Серьезней некуда, – попыталась отшутиться я, но Мануэл продолжал выжидающе смотреть на меня своими ореховыми глазами. И я сказала правду:

– Он бандит.

Ману покачал своей большой головой. Похоже, не удивился. Я поспешила успокоить:

– Не бойся, он не псих. Просто так стволом размахивать не будет.

Недоуменно улыбнувшись, Ману уточнил:

– Ствол – это дерево, да?