Билет на бумажный кораблик

– Выйду на улицу – и сразу поеду, как они! – заявил как-то Мануэл.

– Ты сначала дубленку себе купи! – урезонила его я. – А то сразу опять заболеешь.

– Таких размеров нет. – Ману виновато повел широченными плечами.

– Ничего, я тебе достану.

Среди моих знакомых был только один человек, немного схожий габаритами с Мануэлом: наш участковый Мишка, с которым я когда-то училась в школе. Огромного Михаила знал весь район, и когда я в воскресенье пришла на барахолку, то сразу объявила знакомому продавцу:

– Гарик, мне нужна короткая дубленка – как на Мишку-мента, но на два размера больше.

– На женыха берешь? – расцвел Гарик. – Да ла-а-дно, видели мы твоего негра. Только не вры, что ты с ним нэ спышь!

– У тебя одно только на уме! Дашь дубленку или нет?!

– Будэм искать, – деловито пообещал Гарик и убежал в недра барахолки. Вернулся он через полчаса, едва видный под ворохом разномастных дубленок, и гордо вывалил их передо мной:

– Смотры! Со всего рынка собирал!

Я перебрала все дубленки – и все оказались маленькими. Расстроенная, я поблагодарила Гарика за хлопоты и собралась уходить, но он схватил меня за рукав и клятвенно пообещал, что к вечеру найдет то, что мне надо.

– У мэня фырма с репутацией! Все будет!

Я сделала вид, что поверила и, чтобы Гарик не слишком расстраивался, выбрала у него короткую дубленку для Жозе и длиннополую, с капюшоном – для Марии. Попыталась расплатиться – и началась обычная история:

– Нэ давай! Нэ возьму! Умру, а нэ возьму! Ты мою Анэлю лечила или не лечила? Вылечила или не вылечила? Жэнщина столько лет мучилась – а ты за одну нэдэлю… Нэ суй, говорят тебе, свои бумажки, обижусь!

– Ну и обижайся на здоровье! Я вообще не буду ничего покупать! Сто раз вам говорить, балбесы, что нельзя за это платить?!

В конце концов сговорились на оптовой цене, которая была в полтора раза ниже розничной. Я сердито шла через рынок домой, а сзади двенадцатилетний брат Гарика нес за мной пакеты.

Дома Мария с восторженным визгом вцепилась в дубленку, померила и осталась очень довольна. Размеры Жозе я тоже угадала правильно, а скисшего Мануэла утешила:

– Ничего, я завтра на Центральный рынок съезжу, там точно найдется.

Но ехать на Центральный не пришлось: вечером раздался звонок в дверь, и на пороге вырос сияющий Гарик. «Фырма с репутацией» не подвела: он умудрился найти где-то дубленку, которая была больше похожа на кавказскую бурку и на громадном Мануэле сидела как влитая.

– Джигит! – довольно сказал Гарик. – Абрек! Шварценеггер! Санька, одобряю!

– Дурак, – фыркнула я, краснея.

Ману же ничуть не растерялся и, не дожидаясь ухода Гарика, полез ко мне целоваться со своей обычной непосредственностью. Я треснула его по голове свернутым журналом и сбежала на кухню. Вслед мне летело возмутительное мужское ржание.

На другой день я, Ману, Жозе, Мария, выводок детей и внуков тети Ванды прошествовали к ледяной горе под стеной монастыря. Погода стояла солнечная, в воздухе вертелись редкие снежинки, на горке было полно ребятни, и старые монастырские стены дрожали от пронзительных воплей и смеха.

Увидев гору, ребята сразу перестали улыбаться. Я их понимала: даже мне стало немного не по себе при виде длиннющей и крутой ледяной дорожки, уходящей далеко вниз. В детстве, я помню, мне было всегда страшно съехать в первый раз, и я стояла у края до тех пор, пока кто-нибудь из братьев Милки с гоготом не толкал меня в спину. А мои бразильцы видели эту ледяную трассу впервые.

– Я не поеду, – сразу же объявила Мария. – Я боюсь.

Обступившая нас толпа детей зашлась хохотом, и тут же нашлась куча желающих показать, что катание с горы ничуть не страшно и очень увлекательно. Бразильцы долго и недоверчиво смотрели на летающих по ледяной дорожке детей, неуверенно улыбались, но рискнуть первым не решался никто. Даже Мануэл смущенно отводил глаза от сверкающего на солнце льда.

– Давайте вместе! – наконец нашлась я. – Кто со мной?

– Я! – завопил Ману, хватая меня поперек живота. – Только я сзади!

– Слушай, что со мной будет, если ты на меня свалишься?!

– Я не свалюсь! Давай только один раз я сзади!

Я сдалась. Мы сели на лед, Ману вцепился в меня, и кто-то подтолкнул его в плечо.

Такого вопля я не слышала никогда в жизни. Позади меня словно включили заводской гудок, и на какой-то миг я полностью оглохла. Руки Ману сжимали меня так, словно хотели разорвать пополам, практически перекрыв кислород, снег летел в лицо, холодный воздух разрывал горло. У-у-у-у-х!!! Мы подскочили на последнем ухабе, Ману выпустил меня, я полетела головой в сугроб и успела только заметить, как Мануэл, профессионально сгруппировавшись, приземляется точно на ноги. Капоэйра!

– Мария, иди сюда-а-а! – раздался его восторженный крик. Я выбралась из сугроба и увидела, что вместо Марии прямо на меня несется с открытым ртом и плотно зажмуренными глазами Жозе. Ж-жих! Я не успела отпрыгнуть и вторично повалилась в снег, а Жозе так же ловко, как и Мануэл, вскочил на ноги. Потом они вдвоем хохотали на весь район, блестя зубами, вытаскивали комья снега из-за воротников и отряхивали меня.

– Здорово! Так быстро! Так страшно! Лучше, чем серфинг! – восхищался Ману. – Я хочу еще! Жозе, где фотоаппарат?!

Жозе сдержанно улыбался, но было видно, что ему тоже понравилось.

– Мария! Мария! Мария! – вдвоем заорали они, задрав головы. Тут же мимо нас пронесся черный, довольно большой и бесформенный ком – который, впрочем, визжал голосом Марии. Ком воткнулся в снег и распался на составляющие части, одна из которых была действительно Марией, а вторая оказалась… Жиганом.

Мария выскочила из сугроба, как Мэрилин Монро из торта – раскинув руки и бешено хохоча. Жиган поднялся с достоинством, отряхнул снег с кожанки и подал Марии руку.

– Ты откуда? – проворчала я.

– От верблюда. Мимо ехал. Ваши цыгане сказали – вы с горы катаетесь. – Он повернулся ко мне спиной и начал отряхивать Марию. Отряхивал он очень долго – спину, рукава, волосы, коленки, снова волосы… В конце концов Мануэл подошел ближе, довольно нелюбезно отстранил Жигана, взял сестру за руку и что-то сердито начал ей внушать на своем языке. С минуту Мария слушала, насупив брови. Затем неожиданно развернулась на месте – и Ману полетел в снег. Мария подошла, протянула руку, брат дернул ее на себя, и, уже лежа в сугробе, они оба рассмеялись. Я только пожала плечами: до чего несерьезный народ!

Жиган тоже подошел к сугробу. Подождал, пока Мануэл встанет на ноги, и заявил:

– Слушай, я ведь ее не съем.

Ману проворчал что-то неопределенное, но смотрел при этом не на Жигана, а на сестру. Та вытряхивала из распустившихся волос комочки снега, глядела на летающих с горки детей. На ее лице было мечтательное выражение.

– Ну, еще раз съеду с ней – и все, – серьезно попросил Жиган, но в его черных глазах плясали черти.

Мануэл отмахнулся, встал на руки, прошелся, к восторгу ребятни, колесом и запрыгал по горе наверх.