Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Ну, и как она вам? – Мужчина оторвался от писанины, снял очки, поморгал и потянулся к пачке папирос. Ему было не меньше пятидесяти, дряблая кожа на лице и морщины на лбу старили его еще больше. Без очков он выглядел совсем несолидно.
– Кто? – спросил Алексей.
– Агнесса Львовна. – Мужчина прикурил и выпустил в потолок струю дыма.
– Вполне, – пожал плечами Алексей и покосился на дверь. Не исключалось, что Агнесса Львовна никуда не ушла, а стояла в коридоре и все слышала. Но проверять не хотелось – людям надо доверять.
– Вот и я так считаю, – хмыкнул сотрудник уголовного розыска. – Не персик уже,
– Черкасов Алексей Макарович, – представился Алексей. – Тот самый начальник.
– Вот, значит, вас и замещаю, – усмехнулся Конышев. – Эх, не задалась начальственная карьера… Я допишу рапорт, Алексей Макарович, не возражаете? Осталось немного.
– Да, конечно, работайте. – Алексей пожал плечами, еще раз осмотрелся. Дошел до двери в смежное помещение, заглянул туда.
В кабинете покойного Вестового было совсем неуютно. Колченогий шкаф, письменный стол, стоптанные резиновые сапоги в углу. И атмосфера неприятная – душно, что ли. Он вернулся в соседний зал, стал бродить, разглядывая рабочие столы. Подошел к окну, уставился на Советскую улицу за тополиной листвой. Шторы, в принципе, и не нужны. Из стены под потолком торчали голые гардины. Очевидно, шторы когда-то были, но рачительные немцы увезли их с собой. А для советского человека это явное излишество.
– Шелковые шторы и стулья барокко еще не подвезли, – подал голос Конышев. Он ухитрялся одним глазом следить за Черкасовым, а другим контролировать писанину. При этом курил «без рук», усиленно жуя кончик мундштука. Пепел падал на стол, он смахивал его на пол ребром ладони.
– Но обещают подвезти? – поддержал шутку Алексей.
– Нет, обещают догнать и еще пообещать, – усмехнулся Конышев. – Здесь ничего не меняется, Алексей Макарович. Денег нет у страны на всякие вздорные мелочи, вроде бытовых удобств.
Что правда, то правда. В Советском Союзе ждали новой войны – с агрессивными акулами западного империализма. Экономика оставалась милитаризованной. Промышленность народного потребления фактически отсутствовала – и вся страна существовала в примитивных бытовых условиях.
Книжному шкафу, приютившемуся в углу, было в обед сто лет. Вместо книг он был завален бумагами (возникало опасение, что все это рано или поздно придется просмотреть). На шкафу стояли две фотографии в траурных рамочках и пара стопок с водкой, прикрытых хлебными корками. Капитану Вестовому было не больше, чем Алексею. У него были умные глаза и цинично сжатые губы. Ни то, ни другое не уберегло его от бандитской пули. У сержанта Санько – улыбчивая физиономия. Глаза смотрели весело, казалось, он сейчас подмигнет.
– Не комментирую, – проворчал Конышев. – Вы уже, наверное, в курсе.
– Да, поставлен в известность, – скупо отозвался Алексей. – Где народ?
– Люди на заданиях. Куртымов, Гундарь и Петров работают по банде, которую мы никак не можем обезвредить. Вишневский убыл в общежитие льнозавода – поступил сигнал о правонарушении. Чумаков общается с информатором. Дьяченко… – старший лейтенант задумался и пожал плечами, – где-то был…
И снова взялся жевать мундштук.
– Где стол Санько?
– Там, – Конышев кивнул в дальний угол. Потом задумчиво
посмотрел, как новоприбывший осваивается на новом рабочем месте, почесал плешивую макушку. – То есть от личного кабинета вы отказываетесь?– Да. Буду здесь сидеть и всех контролировать, а то сдается мне, с дисциплиной в вашем войске не все ладно.
– Согласен, – улыбнулся Конышев, – самое время подкрутить гайки. Зря вы так, товарищ капитан, – вздохнул он, – люди пашут, не зная выходных, забывают, как дом выглядит. Не всегда нам счастье улыбается, но ведь и противник силен… Вы не переживайте, скоро они все придут, они всегда приходят.
– Спасибо, утешили. Ладно, Петр Антонович, соберите мне материалы по банде, устроившей разгул в «Аркадии», и по всем остальным ее налетам. Хоть что-то у вас есть?
– А как же без этого, – проворчал Конышев, выбираясь из-за стола. Он кряхтел и заметно прихрамывал. – Все оформлено, есть заключения баллистов и медиков, опрошены свидетели… ну, если их можно назвать свидетелями… – Он открыл шкаф, стал доставать верхние папки. – Мы сутками работали по этим делам, а все без толку. Вроде одна банда, а такой широкий диапазон возможностей… Мы взять в толк не можем – откуда они берут информацию? Ведь нужно получить исчерпывающие сведения, все спланировать, а потом исполнить, да так, чтобы никакая случайность не подвела… Пашка Чумаков недавно шутил: мол, они что, в шапках-невидимках орудуют? А почему нам не выдают? Все здесь, товарищ капитан… – Он обнял стопку папок и потащил их на облюбованный Черкасовым стол.
– У вас больная нога?
– А разве не видно? – хмыкнул Конышев. – 44-й год. Допартизанился, так сказать. По лесу от карателей уходили, саданулся костью щиколотки о пенек – аж в баранку согнулся. Все, кричу, товарищи, меня не ждите. И лежу с «МР-40» за этим пеньком, с жизнью прощаюсь, гадаю, как бы побольше супостатов с собой на тот свет забрать. Они прут, я по ним стреляю, от боли с ума схожу… Нашим стыдно стало, вернулись и давай эту нечисть свинцом поливать. Отогнали, их немного было. Двоих тогда потеряли, зато меня зачем-то спасли… До базы доволокли, вроде поправился, вот только кость неправильно срослась…
– Сколько вам лет, Антонович? Сорок девять, пятьдесят?
– А что? – насторожился оперативник. – Сколько есть, все мои. Полвека уже, на пенсию рано. Не жалуюсь, товарищ капитан. Молодость уже знает, а старость еще может, как говорится. Я же не танцы преподаю. А бегаю так, что молодых со свистом обгоняю… – Конышев вернулся к своему столу, выбил папиросу из пачки «Герцеговины» и снова закурил.
– Не мешают папиросы бегу? – поинтересовался Алексей. – Вы курите, как паровоз, даже больше, чем я. А эти папиросы не такие уж дешевые. В наше время на продукты денег не хватает…
– Так это и есть продукт, – удивился Конышев и засмеялся. – Загрузился никотином – и есть не хочется…
Мурлыча под нос «Раз пошли на дело, выпить захотелось», в помещение вошел вихрастый парень лет двадцати пяти, меньше всего похожий на оперативника. Он бы гармонично смотрелся в воровской малине или на шулерской игре.
– Привет, Антоныч, – небрежно бросил он. – Как жизнь немолодая? О, и вам доброго денечка, товарищ, – не растерялся паренек, обнаружив в комнате постороннего. Впрочем, подобрался, вынул руки из карманов и физиономию сделал не такую развязную. – Вы к нам по делу или погреться?