Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Плелся он на перекладных до Абызовки почти двести километров, если считать туда-обратно. Вымотался прилично и хотел, чтобы его хотя бы на время оставили в покое. Но какой там покой? Он только снится. А так – вечный бой. В том числе и с язвительностью Ломова.

– Может, плохо спрашиваешь? – не отставал майор. – Без огонька и пристрастия?

– С пристрастием и огоньком – это уже инквизиция, – хмыкнул Васин. – Хотя с такой публикой ее методы в самый раз.

– Эка ты разогнался, – хмыкнул Ломов.

– Я уж в меру сил стараюсь наладить конструктивный диалог, шеф. Но глухо, как в среднеазиатском колодце. Этот Копач – как привидение какое-то: возникает из ниоткуда и исчезает в никуда. Когда захочет.

По другим линиям расследования никто успехами похвастаться тоже не мог. Действительно, банда была как заколдованная. Как будто шапка-невидимка у них, а заодно и ковер-самолет.

– Что-то мы упускаем, – поморщился Ломов, снова обернувшись к карте и прочерчивая стрелку красным карандашом.

Рядом висела еще одна карта – Российской Федерации, тоже испещренная значками и линиями.

– Может, они вообще из области двинули на оперативный простор? Степь да степь же кругом, – выдвинул предположение Васин и обвел рукой карту РСФСР. – Их надо где-то там искать.

– Молодые люди, – Апухтин оторвался от бумаг и посмотрел на оперов хитрым взглядом. – Клянусь своими почтенными сединами, здесь они. И заявят о себе в своей манере – самым наглым и подлым образом. Притом в самое ближайшее время. Я их повадки шакальи хорошо изучил.

– Ох, накликаете, Александр Львович! – воскликнул с чувством Ломов.

– Не будь суеверным… Но они все равно о себе заявят, – Апухтин сладко зевнул, встряхнул головой и снова было углубился в свои бумаги, но тут на его столе зазвонил телефон.

Следователь резко сдернул трубку:

– Апухтин на проводе!

По мере того, как он слушал, сонливость и ирония исчезали на глазах. На их место приходила угрюмая сосредоточенность.

– Понял… Машину к прокуратуре, – следователь в сердцах бухнул трубкой о телефон.

– Все же накликали? – невесело спросил Ломов.

– Накликал! Черт возьми, еще как накликал! В Жигунино двойное убийство. Дом священнослужителя.

– Копач?!

– А что, здесь другие такие же шалят? Он, чумная тварь. Он!.. Ну что, коллеги. На выезд! – Апухтин вытащил из стола свою сильно потертую коричневую кожаную папку с золотистыми застежками…

Глава 11

До дома Васин добрался только через двое суток, поздней ночью. Хорошо еще, что подкинули на машине УВД. Перед этим Апухтина забросили в гостиницу «Октябрьская» напротив облисполкома.

Оперативник был вымотан до предела. И не столько физически, сколько морально. Целые сутки какого-то адского коловращения. Перед мысленным взором назойливо вспыхивали отдельные картинки. Мужской и детский труп в аккуратненьком сельском доме рядом с церковью. Натекшая лужа крови – и откуда ее столько в человеке? Мелькание фотовспышек. Осмотр тел с множественными ожогами и порезами. Хозяина дома и его десятилетнюю дочку пытали, заставляя выдать спрятанные ценности.

Машины на этот раз у бандитов не было. Пешком притопали. Явились, не запылились. Брали исключительно то, что легко унести, – золото и деньги.

Поп был богатый. Вообще как-то так получалось, что добыча у налетчиков обычно случалась наваристая. Грабили приходы, с которых есть что взять. В этом деле случайностей не бывает – имеется у банды наводчик, притом из церковной среды. Эта версия отрабатывалась тщательно, но пока безуспешно.

Был произведен обход жилого сектора и окрестностей. Но местные ничего и никого подозрительного не наблюдали.

При осмотре территории обнаружилась цепочка следов. Один отпечаток ботинка был вполне ясный. Эксперт аккуратно сделал с него гипсовый слепок:

– Сорок четвертый размер.

– Большая нога, – оценил Васин.

– Наверное, сам Копач, – сказал Ломов. – Этот баран – животное крупное.

Следы привели к реке и там обрывались.

– Лодка у них тут была, – уверенно произнес Ломов. – На ней и ушли.

Силами местной милиции и общественников исследовали оба берега реки. И километров через пять обнаружили брошенную притопленную лодку.

– Похоже, она, – прикинул Ломов. – Здесь налетчики вылезли на берег. И по болоту через лесок ушли прямо в соседнюю область. Там и отлеживаются, наверное.

Срочно телеграфировали в Куйбышев. Там милицию подняли в ружье. Стали оперативно шерстить цыган. Разогнали какой-то табор. Но толку-то…

Когда Васин поднимался по ступеням своего дома, то ощущал неподъемную тяжесть на душе. Все никак из головы не шла картинка с телом девочки. Он невольно подумал о дочке Ксюше. Если бы с ней так… И захотелось взвыть в голос от такого безумного ужаса.

Священник же перед смертью воочию увидел ад на земле. Если отвлечься от темы религиозности, то пространство, куда Васину приходилось нырять по долгу службы, действительно чем-то напоминало преисподнюю с ее чертями.

Лейтенант никогда не был пай-мальчиком. Он отлично понимал, что окружающий мир весьма далек от той благостности, которую показывают в фильмах и кинохронике. Он варился в атмосфере послевоенной нищеты. Безотцовщина, голод. Во дворах царила шпана с финками с наборными рукоятками – их выменивали у пленных немцев за хлеб. Но это все Васин воспринимал, как коровью лепешку посреди улицы. Ну, есть она, скоро уберут, однако не она пейзаж делает, а поля, леса, заводы и поющие птички. На службе в милиции он понял, что все гораздо хуже. Рядом с ним огромный, темный, душный, при этом очень устойчивый мир, где большое количество людей не живет, а с противоестественным удовольствием копошится в зловонной отхожей яме зла и преступлений.

Такое удручающее открытие ждет любого молодого сотрудника милиции, особенно безупречного, прибывшего на службу по партийной или комсомольской путевке. И тут происходит некое размежевание. Одним становится невыносимо гадостно, и они меняют работу. Другие тянут лямку, понимая, что вокруг люди как люди, а их судьба обрекла на вечную борьбу в грязи.

Васин относился ко вторым. Но, кроме того, его сильно затягивал круговорот накаленных до предела человеческих страстей. Он понял – глубине человеческого падения предела нет, так что и нечего удивляться каждому новому факту. А потом появился азарт охотника – настичь, поймать, изолировать, избавить общество от негодяев. Так вот становятся настоящими операми.