Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

— Бродячие этнографы? — хмыкнул Туманов.

— Напротив, этнографы приезжают организованными группами. Я бывала там года четыре назад. Сохранились дома, тотемные столбы. Атмосфера так себе, жутковатая. Поговаривали, что в лесу за околицей похоронен шаман, и это место считается гиблым. Не верю в эти сказки, но есть поверье, что прогулка на могиле шамана — к большим бедам…

— Это если преступника не найдем — к большим бедам, — проворчал Туманов. — Ладно, поехали, до темноты вернемся. Куда еще пойти в этом городке после работы? Только на могилу шамана.

«Тем более в ресторане ты уже был», — хотела сказать я, но вовремя прикусила язык.

Вечер был тихий, немного потеплело. Солнце опустилось, зависло над шапкой леса. Когда мы свернули с Приваловского шоссе и запрыгали по ухабам, оно ярко светило сбоку, заставляя щуриться.

— Чего вертишься? — покосился на меня Туманов.

— А не догадываешься? — фыркнула я. — Меня уже пытались убить — недалеко, кстати, отсюда. Тебе хорошо, на тебя никто не покушается.

Туманов засмеялся.

— Я к тому, что зеркало есть. Не надо выворачивать шею, можно просто посмотреть. Никто за нами не едет.

Не верила я зеркалам, лучше самой убедиться. Шоссе отдалялось, по нему проносились машины, но за нами никто не сворачивал.

— Убийца с топором уже там, — продолжал издеваться Туманов. — Ждет, заряжается негативом от могилы шамана.

— Почему с топором? — я невольно поежилась.

— Ну, так, — он пожал плечами, — для красного словца. Не хочешь с топором — пусть будет с бензопилой.

— Выдумал еще, — хмыкнула я. — Где ты встречал серийного убийцу с бензопилой? А если бензин закончится?

— У маньяков бензин не кончается…

Мы проезжали памятный поворот на лесную дорогу. Туманов замолчал, проводил его глазами. Я сделала то же самое. В душе поселились сомнения. Лучше бы домой пошла, чего опять потянуло на приключения? Слева проплывала заброшенная свиноферма, земляной вал, заросший частоколом крапивы. Все сильнее становилось не по себе.

— Ну, что ты все время ерзаешь? — недовольно спросил Туманов.

— Сиденья у тебя неудобные, — буркнула я.

— Нормальные сиденья. И машина практически новая, с обивкой все в порядке. Принцесса на горошине? — догадался он.

Я почувствовала, что краснею.

— Терпеть не могу горох, — проворчала я. — Больше кофе люблю.

— Хорошо, будешь принцессой на кофейном зернышке. — Туманов засмеялся и посмотрел на меня как-то странно и долго. Потом опять уперся взглядом в лобовое стекло.

А я задумалась: что означал этот взгляд? Раньше он так не смотрел. Пока я думала, свиноферма осталась за спиной, и потянулись жизнерадостные пейзажи. От сердца отлегало. К востоку от Урбени местность была живописная в любое время года. Бежали по пригоркам березки, подернутые желтым налетом. Зеленела трава — все еще густая, насыщенная соками. Покатые холмы вздымались волнами. Осинник справа резко отодвинулся, уступил место черничному бору. На опушке «живописно» валялись деревья, побитые бурями. Мараканское урочище находилось левее, на северо-западе — в эту клоаку, со скалами, черными осинниками и природными ловушками, нам сегодня не требовалось. Проселочная дорога забирала вправо. Где-то на востоке, в трех километрах, протекал полноводный Карагач. Леса справа уплотнялись, дорога гуляла волнами, обстановка уже не казалась безмятежной, как пять минут назад. Я снова стала вертеться, «кофейное зернышко» впивалось в чувствительную кожу.

— Далеко еще? — спросил Туманов, мельком глянув в зеркало над головой. И ему становилось неуютно. Солнце опустилось за шапки деревьев, но до сумерек еще оставалось время. Затухали дневные краски, рябил воздух. Машина въезжала в узкое пространство между обрывами, Туманов сбросил скорость. Колея углубилась, железо практически скребло спрессованную глину. С обрывов надменно взирали рослые сосны.

— Скоро, — прошептала я. — Проедем Гнилую яму, а там минуты три, если память не подводит…

— Ну и названьица у вас… — Туманов машинально снизил скорость, чтобы не повредить бампер.

Яма оборвалась за поворотом, потянулся длинный извилистый подъем. На вершине холма все изменилось, лес потемнел, жухлая трава стояла по пояс. Несколько подъемов, спуск. Справа показалось дощатое догнивающее строение с окнами-глазницами. Назначение его оставалось неизвестным, сама деревня находилась в глубине леса. Постройка служила ориентиром — мимо точно не проедешь. Справа спускался под горку смешанный хвойный лес. Автомобильной дороги в деревню не было. Машину мы оставили в кустах у дороги и стали спускаться под горку. Лес был вполне проходимым, обозначилась тропа. Туманов шел первым, настороженно озирался. В этих краях давно никого не было — ни следов, ни свежего мусора. Запах хвои подавлял все прочие запахи. Чирикали птички, прыгали по веткам. Мимо проплыл обросший мхом тотемный столб в полтора метра ростом. Резьба в верхней части столба практически стерлась. Сходить с тропы не стали — тотем окружали заросли крапивы. У подножия возвышенности было как-то глуховато, воздух стал другим, уплотнился, закружилась голова. Слева журчала вода на перекатах, за кустами протекала полутораметровая речушка, заваленная ветками и корягами. Безымянная водная артерия начиналась на северных возвышенностях и на востоке впадала в Карагач.

Мы шли по низине по берегу реки, теперь уже я возглавляла шествие. За четыре года все забылось, изменилась растительность. Уперлись в завал, река оказалась почему-то в стороне, пришлось пройти часть пути по покатой балке. Деревня находилась за крутым косогором. Туманов подал мне руку, буквально волоком втащил наверх. Хорошо, что не на шпильках отправилась в это таежное путешествие… Лес за косогором разредился, здесь преобладали сосны с голыми стволами. За маленьким обрывом журчала речка, к ней вела еще не заросшая тропа. Здесь и находилась деревня селькупов.

Мы бродили между странными постройками, осматривались. Царило запустение, постройки поросли бурьяном. Жилища у селькупов были затейливыми. Некоторые имели остроконечную форму — словно крыши с обычных русских изб срезали и врыли в землю. Наклонные стены были покрыты соломой и дерном. Странно смотрелись кусты, растущие из стен. Другие строения напоминали юрты: к шестам, расставленным по окружности и собранным концами в пучок, крепился брезент, поверх — обрывки войлока. Все обветшало, в постройках зияли дыры. Летом селькупы обивали свои жилища берестой, зимой использовали войлок, шкуры. Туманов присел, отогнул клок истлевшей ткани, поморщился. Я не стала туда заглядывать, тоже почувствовала запах. Поразительно, но за много лет этот запах не выветрился — гнилостный, специфичный. Туманов потянулся к сигаретам, прикурил от зажигалки, выпустил струю паровозного дыма.

— Чувствуешь что-нибудь? — спросила я.

— Хреново здесь, — откровенно признался он. — Пусто, заброшено, жили люди, а теперь не живут — грустно…

Сколько раз убеждалась — хорошо быть толстокожим, ничем не прошибить. А меня уже потряхивало, витало что-то над душой, нарастал заунывный звон в третьем ухе. Я помотала головой — не помогло.

Деревня находилась на сравнительно открытом пространстве. Несколько сосен, кусты, зато за пределами деревни растительность произрастала бурно, она окружала деревню практически по кольцу. «Странно, — подумала я, — много лет тут все заброшено, а растительность не спешит осваивать пространство. Словно выжидает чего-то, побаивается. Не сказать что я была суеверной, но к тому, чего не понимаю, предпочитала относиться с опаской. По крайней мере, ничего от этого не теряла.

Туманов становился угрюмым, настороженно смотрел по сторонам. В его глазах застыл вопрос: ну и какого мы сюда пришли? Крупная хищная птица, тяжело махая крыльями, опустилась на ветку сосны, слилась с хвоей. Мы прошли через деревню. За последним чумом обозначился пятачок, ограниченный парой столбов. Данные тотемы сравнительно сохранились. Затейливая резьба по дереву, начиная от середины столба — и вверх. Страшноватая башка, струпья, некое подобие изогнутого клюва, развернутое на девяносто градусов. Ветра и осадки отполировали столб, божок смотрелся молодцевато и словно косил на нас безумным взглядом. Между столбами было открытое пространство, выжженная земля диаметром в пару метров — на ней практически не росла трава. Золы и пепла давно не осталось, все вымели ветра. Застыла раскоряченная обугленная коряга. Я миновала столб, подошла к «древнему» кострищу. Машинально глянула на небо — подступали сумерки. Здесь действительно было неприятно, чесалась спина, давил атмосферный столб. Казалось, духи усаживались на спину, щекотали горло, что-то бубнили, бубнили…