Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Глава четырнадцатая
14 июля 1945 года.
Потеря Локтя и Боцмана ударила по самолюбию главаря подобно публичной пощечине. Несколько последних лет банда не теряла людей и обстряпывала свои дела с такой ловкостью, что не попадала в поле зрения МУРа и Восьмого отдела НКВД СССР по борьбе с бандитизмом. Можно было с уверенностью сказать, что о существовании банды знал лишь узкий круг посвященных.
А тут — на тебе!
Казалось, что может быть проще убийства чересчур въедливого
Хорошо еще с Сашком не случилось беды. Вечером тринадцатого июля люди Квилецкого привезли в Марьину Рощу знакомого фельдшера — надежного и молчаливого, как мраморное надгробие. Тот промыл и обработал рану на голове Сашка, поколдовал с иголкой и хирургической нитью, перевязал. Ополаскивая под рукомойником руки, успокоил: «Ничего опасного. Ранение касательное, черепная кость не пострадала. Он молод, полон сил, быстро пойдет на поправку. Дайте ему пару дней отлежаться, хорошо кормите и через каждые двенадцать часов меняйте повязку…»
Сашок и вправду преображался с каждым часом: сознания больше не терял, ел с аппетитом и даже во двор «до ветру» ходил без чьей-либо помощи.
Все это происходило на глазах Квилецкого. На следующий день он не выдержал.
— Собирайся, — бросил он Матвею в седьмом часу утра. — Поехали на Петровку.
— Зачем? — обомлел тот.
— Подежурим напротив главного входа. Скоро кумовья на службу съедутся — покажешь мне эту курву.
— Стрелка, который высоко складывал? [36]
36
Высоко складывать — ловко убивать.
— Его самого.
— Так ты же на Ваганьковское мылился — рыжье барыге везти. Мы уже приготовили, упаковали…
— У меня есть в запасе время. Поехали-поехали! И прихвати еще кого-нибудь из наших. Надо решать вопрос, а то как бы не пришлось нам вспомнить молодость и снова бегать по цепу… [37]
Болтаться по Петровке долго не пришлось. Еще до начала рабочего дня, до стечения основной массы сотрудников входная дверь Управления распахнулась, и вниз по ступенькам проворно сбежал подтянутый мужчина лет тридцати.
37
Бегать по цепу — воровать постиранное белье с веревки.
— Слушай, кажись, он, — прищурился Матвей. — Это что ж и ночевать не отходил, что ли?..
Близко подходить к зданию опасались, приходилось разглядывать издалека.
Казимир машинально нащупал рукоятку пистолета.
— Точно он?
— Я его секунд пять видел, не боле. Похож вроде. Короткая стрижка, офицерский китель без погон, галифе, хромовые сапоги.
— Наградные колодки были?
— Кажись, были.
— Пошли.
Илюха-татарчонок «нюхал воздух» на ближайшем перекрестке. А Квилецкий с Матвеем двинулись за быстро шагавшим в сторону Страстного бульвара мужчиной.
В такую рань народа на улицах столицы было мало, момент казался удобным.
— Пусть подальше отойдет от ментовки, —
прошептал Матвей, заметив, как Квилецкий поправляет торчащий за поясом пистолет. — Лучше обойтись без шума.При этом в его руке блеснула тонкая заточка.
Главарь не возражал, он сам не любил принимать решения на скорую руку. Остыть, поразмыслить, тогда уж…
Дойдя до перекрестка, мужчина перешел дорогу и решительно двинулся дальше, к Крапивенскому переулку.
— К ловухе [38] метнулся, — подсказал Матвей.
— Откуда знаешь?
— А куды ж еще-то? Она тут одна на всю округу. И открывается аккурат в восемь.
Так и вышло: мужчина дошел до Крапивенского и повернул налево.
Казимир посмотрел на часы:
— Ладно, подождем, когда пойдет обратно.
— Подождем. Вон и подворотня ладная. Будет проходить мимо, тут его и ковырнем.
Нырнув в подворотню, они принялись ждать.
Знакомая фигура стремительно вывернула из-за угла минут через пятнадцать. Правая рука мужчины оставалась свободной, левой он прижимал к себе три свертка из плотной коричневатой бумаги, в какую обычно заворачивают покупки в продуктовых лавках.
38
Ловуха (ловмуха) — торговая лавка.
— Приготовься, — скомандовал Казимир. — Как пройдет мимо — выходим и быстрым шагом догоняем. Ты бьешь под лопатку. Я — в горло.
— Годится.
Скоро они услышали шаги и, переглянувшись, принялись прикуривать.
Мимо узкого выхода из двора прошел человек в кителе без погон. Лицо было сосредоточенным, взгляд скользил по асфальту. Видно, кум о чем-то глубоко раздумывал. Стоявших в тени подворотни бандитов он не заметил.
— Точно — он! — горячо зашептал Матвей. — Зуб даю!
Квилецкий кивнул и решительно направился за опером.
Мягко ступая по асфальту, торопились, стараясь побыстрее нагнать жертву.
Далеко позади утреннюю тишину нарушил гул автомобильного двигателя. Ничего. Успеют. Дистанция — десять шагов. Восемь. Шесть…
В ладони Матвея блеснула заточка. Отпустив рукоятку пистолета, Казимир потащил из кармана нож с широким лезвием.
Гул нарастал, но бандиты были уверены: ничто не может им помешать. К тому же им показалось, что автомобиль едет не по Петровке, а поперек — по бульвару.
До жертвы четыре шага. Три. Два…
Мужчина шел, не замечая опасности. Бандиты переглянулись и одновременно ринулись вперед. Еще секунда и… В последнее мгновение Квилецкий перехватил занесенную для удара руку Матвея.
Сзади со Страстного бульвара на Петровку вывернул легковой автомобиль. Набирая скорость, он быстро нагонял мужчин, двигавшихся в сторону Управления московского уголовного розыска.
— Погодь, — шепнул главарь. — Пусть проедет.
Не ковырять же опера на виду у пассажиров легковушки.
Оба слегка приотстали, мужчина мог оглянуться на шум автомобиля. И он действительно оглянулся. Но — после того как машина посигналила и, подворачивая ближе к тротуару, стала сбавлять скорость.
С нескрываемым сожалением посмотрев на шагнувшего к проезжей части опера, бандиты проследовали мимо.
— Александр! — крикнул кто-то из остановившейся машины. — А я смотрю: знакомая фигура со свертками. Ты откуда?
— В магазин бегал, на завтрак кое-каких продуктов закупил.
— Это хорошо! А то живот скоро к спине прилипнет. Поехали.