Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Ну а Васильков стоял у окна и «мотал на ус».
Закончив с Борисом Ершовым, Старцев приказал отвести его в камеру.
— Товарищ майор, я могу идти? — Писарь протянул Ивану готовый протокол.
— У нас перерыв. Через пятнадцать минут приведут следующего.
Кивнув, писарь исчез за дверью.
— Интересно, что там с обыском у них на квартире? — Старцев глянул на часы. — Закончили или нет?
— Давай позвоним и узнаем, — предложил Васильков.
— Ладно, не будем дергать мужиков. Егоров знает свое дело — пусть спокойно работает.
— Так скоро же старшего Ершова приведут.
— Не переживай, в начале допроса ничего интересного не будет. Вернешься как раз к самому интересному.
— Могу, конечно. Тем более, и у меня в желудке пусто.
— Вот и отлично. В ящике моего стола лежит общая касса — мы каждый месяц скидываемся по двести целковых на продукты. Возьми сколько надо и вперед.
— Слушай, так, может, перекусим, тогда уж и возьмемся за старшего Ершова? — предложил Васильков.
— Нет, брат, сначала работа, а потом все остальное. И время поджимает, сам понимаешь.
— Да, верно. А где тут ближайший магазин? — остановился в дверях Александр.
— Крапивенский переулок, сразу за Страстным бульваром налево. Там в сорок четвертом открылась коммерческая лавка со свободной продажей продуктов по повышенным ценам. Мы туда часто бегаем.
— Знаю. Заходил однажды.
Поход в продуктовый магазин Александр почти не запомнил. Несмотря на солнечную безветренную погоду и далеко не ранний час (что-то около восьми), невыносимо хотелось спать. Выйдя на улицу и повернув в сторону Страстного бульвара, он попытался посчитать, сколько времени находится на ногах без сна и отдыха.
Простейшие действия с цифрами давались ему с трудом. Пересекая бульвар, он бросил это занятие и принялся размышлять об арестованных Ершовых и их возможной связи с бандой налетчиков. Так незаметно и дошагал он до нужного переулка.
Повернув налево, заметил неброскую вывеску продуктовой лавки и небольшую, человек семь-восемь, очередь у крыльца. Лавка только что открылась, народ потихоньку просачивался внутрь.
— За мной мужчина с палочкой занимал, — оповестила пожилая женщина в сатиновом платочке «в горошек».
Васильков кивнул и достал из пачки папиросу…
«Все, происходящее по уголовному делу, а именно: фальшивые карточки в кармане убитого бандита, Валин рассказ о старшем Ершове, выход на типографию его сына — может быть цепочкой элементарных совпадений. Бандиту достались карточки случайно, а Ершовы просто делали фальшивки, не имея связи с бандой, — размышлял он, щурясь от яркого солнца. — И тогда все наши титанические усилия окажутся напрасными. По крайней мере, относительно вооруженного грабежа трофейного поезда».
Сбоку на тротуаре послышался равномерный стук. Обернувшись, Александр увидел старичка с палочкой. Прихрамывая, тот спешил к медленно двигавшейся очереди.
Женщина в платочке уточнила:
— Вот этот.
Васильков сделал шаг назад.
— Пожалуйста, ваше место.
— Нет-нет, я встану за вами, — запротестовал интеллигентный старичок. — Вы молоды, у вас дела. А мне спешить некуда. Так что прошу вас…
По
площади магазинчик был совсем небольшой. Посередине от стены до стены стоял прилавок, позади него почти до потолка высились стеллажи, полки которых были заполнены наполовину. Хозяйничала в лавке дородная розовощекая женщина в застиранном белом халате.— Следующий! — выкрикивала она и отработанными движениями ставила рядом с весами товары. Затем щелкала костяшками счетов и называла цену. Покупатель расплачивался и протискивался к выходу.
— Следующий!
Попав внутрь, Александр стал с интересом изучать ассортимент. Он действительно однажды заходил сюда, собираясь купить папиросы. Цены тогда неприятно удивили — они практически соответствовали высоким ценам на московских рынках. Но, как говорится: не хочешь — не покупай, а хочешь — не выступай.
Здесь был представлен хлеб ржаной из обойной муки по двадцать четыре рубля за буханку. Колбаса полукопченая «Краковская» по четыреста пятьдесят рублей за килограмм. Масло сливочное несоленое — по шестьсот. Яйца — по пятьсот двадцать рублей за десяток. Печенье «Рот-Фронт» из муки высшего сорта. Чай черный байховый «Грузинский» по двести пятьдесят рублей за пачку. Соль помола № 1. Мука пшеничная второго сорта. Пшено толченое. Макароны. Пятидесятиградусная водка по сто девяносто рубликов за пол-литровую бутылку.
Разобравшись с ценами, Васильков почесал затылок. Общую кассу в ящике стола Старцева он не тронул, потому как денег в нее сдать не успел и вообще услышал о ней впервые. Решил купить продукты на свои, сделав, таким образом, первый взнос. Решил, да не рассчитал — в карманах лежало рублей четыреста. Вроде приличная сумма — Валентина, работая врачом, столько получала в месяц. Однако в коммерческих лавках на такие деньги было не разгуляться.
Дождавшись своей очереди, Александр попросил:
— Мне, пожалуйста, полкило «Краковской», буханку хлеба и двести граммов сливочного масла.
Поначалу ему хотелось присовокупить папиросы — все ребята из группы были курящими — однако, посчитав наличность, табак из списка пришлось исключить.
Дородная тетка быстро взвесила продукты.
— Четыреста десять, — назвала она сумму.
Васильков протянул четыреста рублей купюрами и принялся рыться в карманах в поисках мелочи. Нашлось еще шесть рублей с копейками.
Вздохнув, покраснел, намереваясь отказаться от хлеба, но продавщица внезапно подвинула к нему все три свертка.
— Забирай, служивый, потом занесешь. Следующий!
Возвращаясь в Управление, Александр вновь размышлял над перипетиями непростого уголовного дела. Первый допрос младшего Ершова прошел в его присутствии; он слышал все вопросы и ответы — от первого до последнего. Иван виртуозно провел дознание и, похоже, выведал у подследственного все, что тот знал.
Накануне войны Борис Евгеньевич окончил Московский полиграфический институт и с самого начала трудовой деятельности работал в типографии завода № 41 НКАП. Практически все, кто находился в штате оборонных предприятий, имели «бронь» — освобождение от военной службы. Было такое освобождение и у младшего Ершова.