Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Работаю менеджером в логистической компании в Вильмерсдорфе, – объяснила Софья. – От прошлой жизни осталось высшее техническое образование, которое долгое время не могла никуда пристроить. Вынуждена сама себя кормить. В фирме дела не очень, работаю четыре дня в неделю – с понедельника по четверг. А вы чем занимаетесь, Руперт?

«Рабочая» версия была заготовлена. Он сообщил о ненормированном рабочем дне в юридическом агентстве, расположенном в районе Темпельхоф. Занятость – неполная, обязанности – что-то среднее между юридическим консультантом и частным сыщиком, в основном бумажная работа. Большинство обрабатываемых сведений – конфиденциальные. Несколько лет назад работал в полиции в Штеглице, но по ряду причин пришлось уйти.

Он ясно давал понять, что не любит говорить о себе. Женой к тридцати четырем годам не обзавелся, детей не родил. Была машина, но сильно пострадала в дорожном происшествии, поэтому теперь передвигается на такси.

– Послушайте, вам, наверное, нужно ехать по делам, а я бесцеремонно нагрянула в гости… – проговорила Софья.

– Все в порядке, – успокоил Михаил. – Дела в конторе тоже идут неважно, что, кстати, видно по моему скромному арендуемому жилью… Как насчет прогулки, Софи? Погода сегодня неплохая, местами даже солнечно…

Софья зарделась, кивнула, только сказала, что забежит домой и теплее оденется. Когда они вышли на улицу, соседка фрау Шлезингер от удивления проглотила язык. Не успел, мол, вселиться, а уже такое… Нахмурилась фрау Штайгер, возделывающая «огород», отставила тяпку, проводила парочку недобрым взглядом.

Ждать соседку пришлось недолго, она сменила куртку, на бегу подкрасилась и выбежала из дома. Гуляли несколько часов, наплевав на погоду, на косые взгляды местного контингента. Баловало солнышко, потом наплывали тучи и шел дождь. В такие минуты майор раскрывал свой трофейный зонт, а Софья брала его под руку и становилась как-то ближе. Ливень переждали у входа в супермаркет – потом тучи разбежались, солнце лизнуло округу. Гуляли по дорожкам вокруг пруда, постояли на мостике, под которым журчал ручей. О себе Кольцов рассказывал скупо – в принципе, все сказал еще на кухне. Софья повествовала о себе.

– Представляете, Руперт, до 27 лет я жила в Советском Союзе!

– Да что вы говорите, не может быть! – он искренне удивился и признался: – Я тайно симпатизирую русской нации… Только не надо говорить о политике.

– Да какая политика! – Софья невесело рассмеялась. – Как все советские дети, я была октябренком, пионером, комсомолкой, но вам этого не понять. Родная страна дала мне высшее образование, неплохую работу. Убежденным строителем коммунизма я не стала – как-то скучно все это. И малопонятно. Идеология не интересовала, просто жила, подстраивалась под систему. Мама была немка, отец русский. Я была поздним ребенком. Отец второй раз состоял в браке, ушел из первой семьи, там остался сын Алексей – старше меня на десять лет. С сыном отец не порвал, общались, однажды познакомил меня с братом. Такой хороший оказался человек – молодой еще, но подающий надежды инженер по какой-то редкой специальности, обаятельный, воспитанный, с редким чувством юмора. С братом стали общаться, познакомилась с его женой Раисой Дмитриевной, с дочерью Светой – тогда еще совсем крошкой. Потом начались пертурбации, заболел и скончался отец. Брат Алексей примчался на похороны, был просто в шоке. Я плыла по течению, приходили какие-то люди, писались прошения. Существовала такая программа – по переселению на историческую родину советских немцев… К советскому строю мы с матерью относились лояльно, поэтому КГБ не зверствовал… В общем, в какой-то миг я оказалась в городке Зейме, в земле Райниккендорф, – это север ФРГ, на Балтике. Климат так себе, как в советском Калининграде. Все происходило стремительно. Мама заболела, через год скончалась, начались скитания по чужой стране. Но уже натурализовалась, получила гражданство, обратного хода не было. Приучалась жить самостоятельно, вышла замуж, переехала с мужем в Западный Берлин. Он работал заместителем директора небольшой строительной фирмы. Какое-то проклятие висит над семьей – только построили планы, как Карл погиб в страшной аварии на трассе из ФРГ в Западный Берлин. Много машин в тумане пострадало, а кое-какие – всмятку… Осталась квартира, какие-то накопления, вроде выжила…

– Досталось вам, Софи, – участливо сказал Кольцов. – Примите запоздалые сочувствия. А с братом вы больше не виделись? У вас же были хорошие отношения.

– Где я могла с ним видеться? – удивилась Софья. – Он в России, я здесь, а в моей стране такие порядки, что просто так в гости не съездишь. Алексей большой инженер, видный специалист в городе Омске, работал на закрытом предприятии. Я отправляла ему поздравительную открытку на Новый год, но ответа не получила, да и не рассчитывала…

– Вы бы хотели с ним встретиться?

– О, конечно, – мечтательно сказала Софья. – Он хороший, чем-то похож на меня. И последняя родная душа на этом свете…

Она не врала. С братом Алексеем Софья не виделась много лет и весточек от него не получала. Михаил скрывал глубокое разочарование. И все же Софья заметила, что спутник помрачнел. Пришлось оправдываться – в жизни тоже случались невзгоды, иногда накатывают воспоминания.

– Давайте пообедаем в хорошем ресторане, – предложил Михаил.

– А где здесь хороший ресторан? – изумилась Софья.

– Здесь его точно нет, – согласился Кольцов, поднимая руку, и такси, отъезжающее от одного из домов, сменило курс…

Обедали в центре Шпандау, в неплохом заведении, где предпочтение отдавали мексиканской кухне. Майор сорил деньгами, поймав юмористическую мысль: стоит перехватить до получки у Рихарда. Ели что-то изысканное, тающее во рту (хотя и с изрядным содержанием перца), запивали вином из винограда, собранного в долинах Рейна. Софья смотрела как-то странно, иногда ее взгляд туманился – словно она что-то представляла. Он тоже чувствовал себя необычно, гнал из головы встающий перед глазами образ супруги Насти. «Так-так, – бормотала в его мыслях Настя. – Я так и знала, что однажды этим кончится». После обеда он вновь поймал такси, и они вернулись в поселок. Еще немного погуляли, пока не обнаружили, что стало темнеть. Михаил проводил Софью до дома, постояли на крыльце. Любопытных лиц поблизости не было, лампа над крыльцом не работала. Софья открыла дверь, помялась.

– Спасибо, Руперт, что провели со мной этот день, было очень приятно… Мы же еще увидимся?

Потянуло внезапно к этой женщине. Через нельзя, не могу, через все социальные и идеологические запреты! Она почувствовала, как он дрожит, застыла, впилась в его лицо взглядом блестящих глаз. И вдруг сама задрожала, стала тяжело дышать, лицо приблизилось – просто неприлично близко, ближе некуда… Он жадно целовал ее, забыв о последствиях, Софья подставляла губы, что-то отрывисто шептала, обвила его руками за шею. Они перебрались за порог, захлопнулась дверь, навалилась темнота. Голова пылала. Зачем он это делал? Но остановиться было невозможно – и никто этого не хотел. Страсть накрыла, как бетонный саркофаг. Яростно целовались, давали волю рукам, куда-то пятились. Смутно помнился порожек, кровать, застланная покрывалом. Загорелся ночник, Софья сдавленно смеялась, когда он пытался сдернуть покрывало на пол, пришла на помощь…

Голова отключилась, работали другие центры принятия решений. Он всякого ожидал от себя, но только не такого! Вроде выпил совсем немного вина… Полночи страстно занимались любовью, не могли оторваться друг от друга, а когда иссякли силы, просто лежали, обнявшись. Контролировать себя было трудно, но как-то удавалось. С разрешения Софьи Михаил покурил на кухне, а она в это время приводила в порядок скомканную кровать, затем снова сплелись в объятиях под дрожащим светом ночника…

Утром было стыдно, не хотелось просыпаться, открывать глаза. Но пришлось. Штора была частично отдернута, в спальню проникал утренний свет. Настенные часы показывали половину одиннадцатого. Стыдно, товарищ майор, очень стыдно! Но эти печальные глаза, которые смотрели, казалось, прямо в душу… Софья лежала рядом под одеялом, гладила его руку и так смотрела, что в душе все переворачивалось. Возможно, она понимала, что с этим парнем что-то не так, но все же рискнула, отдалась целиком… Он придвинулся, обнял женщину. Лежали долго, целую вечность. В душе творилось что-то мрачное, трещали моральные устои, переворачивались представления.

– Позавтракаем? – предложила Софья.

– Прости, – пробормотал он. – Сегодня есть кое-какие дела…

– Хорошо, я тоже хотела прибраться…

Она проводила ночного гостя до двери, запахнув халат. Ни о чем не спрашивала, не просила. Только смотрела в глаза с непроходящим изумлением, поцеловала на прощание.

Спотыкаясь, он добрался до дома, поздоровался с соседками, которые смотрели строго и принципиально (по крайней мере, фрау Штайгер), заперся в квартире. Дел особых не было, Рихард в городе кропал статью о загнивающей «Герте». Информацию о майоре, скорее всего, передал, но ответ придет только через сутки. Он слонялся из угла в угол, не мог найти себе место. Взялся пылесосить крохотные комнаты, но быстро надоело. Включил телевизор – выключил. Программы телепередач в Союзе нравились больше – там хотя бы лица были родные. Пожарил цыпленка табака на сковородке, придавив его кастрюлей с водой (способ приготовления подсмотрел у тещи), поковырялся вилкой в костях. То, что не доел, убрал в холодильник. Безбожно курил, сидя у открытой форточки, смотрел, как завитки дыма удаляются на улицу.

В три часа пополудни терпение лопнуло. Почему он должен себя сдерживать? Сила притяжения работала безжалостно, ноги понесли к заветному крыльцу. Софья открыла – в просторной рубахе, оставшейся от покойного мужа, в трико, закатанных до колена, на голове косынка наподобие пиратской банданы. Она и вправду занималась уборкой. Задрожала, отступила в комнату. Он ворвался – как на передний край обороны противника, заключил ее в объятия. Софья расслабилась, повисли руки, засмеялась.

– Не выдержал, Руперт?