Билет в никуда

А уговорить Майю стать наследницей первого учителя Цунами, Николая Афанасьевича Качуевского, не составило особого труда. И ни у кого это наследство не вызвало удивления, поскольку все были наслышаны о перипетиях с неполученными гонорарами ее мужа. Общественное мнение сошлось на том, что когда-то, судя по завещанию, Майя была любовницей коллекционера. Она на нескромные вопросы отвечала просто: «Не помню».

Тамара в бесконечных поисках нужного любовника пристала с этой проблемой именно к Майе Зарубиной, поскольку та хотя и постоянно лечилась, но не пропускала ни одной стоящей московской тусовки, А звали ее часто, поскольку срабатывало имя покойного мужа.

Так они и стали появляться в светско-богемном обществе вместе. Иногда Тамара привозила Майю прямо из очередной больничной палаты.

В Москве много лет существуют разные традиции театральных посиделок. Раньше их субсидировало государство, а теперь всякие спонсоры, кои не прочь потереться среди знаменитостей. На очередное такое мероприятие в Дом работников искусств Майя пришла со своей новой приятельницей Тамарой. Там они встретили Цунами, спустившегося из своего офиса поглядеть на собравшееся общество.

– Анатолий, – уставшим от жеманства голосом подозвала его Майя, – познакомься – Тамара, фамилию не называю, поскольку она – жена известного посла. Очень скучает в Москве. Одна у нее радость – навещать меня в больнице. Может, у тебя есть на примете стоящий бизнесмен, миллионер, красивый, неженатый и не совсем идиот, чтобы мог составить компанию нашей Тамарочке?

Цунами не считал послов людьми, достойными внимания. Но как раз в этот момент у него в кабинете сидел Кишлак и занудно объяснял, что Унгури пора слушать симфонию Глюка в исполнении Скрипача. Пользуясь случаем избавиться от него, Цунами с удовольствием сказал, что как раз в данную минуту у него в офисе находится такой человек.

Поднявшись к себе, он спросил развалившегося в кресле Кишлака напрямик:

– Шура, ты когда-нибудь послицу трахал?

Кишлак вскочил, и белесые его глаза подернулись розовой мутью.

– Нет, чтобы я скотоложством занимался?! Слышишь, Скрипач, в чем меня подозревают?

– Тьфу ты, – сплюнул Цунами, забыв, с кем разговаривает. – Да не ослицу, а послицу, что означает – жену посла.

– Посла… – обалдело уставился на него Кишлак. – Какого посла?

– Да любого. Какая разница какого?

– Не трахал, – признался тот и понуро опустился в кресло, словно ему пришлось признаться в недостойном поступке.

– Хочешь познакомлю? Симпатичная баба. Скучает, пока муж дипломатические приемы устраивает.

– Меня, что ли? – совсем опешил Кишлак, мотнув белобрысой головой. – А что я с ней делать буду?

– Трахать…

– А она даст?

– А ты пойди у нее спроси… Кишлак повернулся к Скрипачу:

– Слушай, Скрипач, он меня на понт берет? Что-то я не понимаю.

Скрипач пожал плечами:

– Какая девушка ни будь, все равно ее… тянет на это дело.

Цунами, в душе вдоволь навеселившись, и в самом деле загорелся организовать это знакомство. Он давно замечал, как у Кишлака появлялась баба, так на некоторое время смягчался его лютый характер. Выше артисток и одной учительницы он не поднимался, но ведь Майя просила не профессора, а только чтобы не был идиотом. Кишлак на идиота пока не дотягивал. Поэтому Цунами принялся уговаривать:

– Просила познакомить с богатым, молодым, красивым, самый «компот» – с тобой свести. Лучше в ресторане я никого не видел!

– Пошли, показывай, – согласился Кишлак.

В сопровождении Скрипача с футляром в руке они спустились в ресторан. Цунами подвел Кишлака к столику и представил:

– Александр, холостой и очень серьезный бизнесмен. Тамара окинула его скептическим взглядом. Невзрачный, белобрысый, узкоплечий, с белесыми глазами на бледном заостренном лице. Одет в джинсы и кожаную курточку – совершенно из иного круга. Она криво улыбнулась и нехотя протянула руку.

– Вы, наверное, не знали, что сегодня здесь артистический вечер? – решила скрасить впечатление Майя.

– Да, какая-то шелупонь собирается, а что, я, наверное, невзрачно одет? – дерзко поинтересовался Кишлак.

– Просто не к месту, – снивелировала остроту вдова. Кишлак не отрываясь смотрел на Тамару. Судя по его нетерпеливой улыбке, она ему понравилась сразу.

– Это вы, что ли, жена посла?

– Я, – холодно ответила Тамара.

Кишлак ничего не ответил, продолжая ее разглядывать в упор, потом резко повернулся к Скрипачу.

– Где здесь поблизости магазин с приличным шмотьем для меня?

– Уже все закрыто, – меланхолично заметил Скрипач.

– Я тебя не об этом спросил?

– На Кузнецком всякие есть…

– Какие в Париже носят костюмы? – наклонившись к Тамаре, с издевкой спросил он.

– Разные. В основном однобортные.

Кишлак выпрямился, посмотрел на часы и громко приказал Скрипачу:

– Пусть артисты немного подождут со своими хохмами. Минут через двадцать мы появимся. – И быстро вышел.

– Сумасшедший, – обратилась Тамара к Цунами.

– Поверьте, это именно тот самый человек, который вам нужен в Москве.

С этими словами Цунами отошел от стола, поздоровался с некоторыми вошедшими знаменитостями и отправился назад в офис.

Пока бурные волны московской жизни захлестывали посетительниц дамского салона, события в Баден-Бадене развивались своим чередом. Инесса играла в казино. Веня не отходил от нее. А специально вызванный в Баден-Баден после покушения в Каннах Али слонялся без дела по городу. Курганов сидел в номере, тупо глядел в потолок и не мог придумать, где взять денег на поездку в Бонн к Терезе Островски. Шлоссер дать отказался, но предложил жить у него на ферме бесплатно. Оставался последний вариант – обратиться к Порте. Когда эта мысль пришла ему в голову, он сам удивился глупости, до которой его довела нужда. Но сколько ни пытался ее отогнать, она настойчиво прорастала, как сорняк на грядке. Невольно Курганов стал приглядываться к мафиози. Тот вел себя совсем как достопочтенный немолодой француз, переживающий позднюю влюбленность. Галантно ухаживал за Галиной, снисходительно относился к ее русскому окружению и терпеливо сидел в баре казино, пока дамы проигрывали немалые деньги. В один из вечеров Курганов не выдержал и подошел к скучающему Доменику, в одиночестве потягивающему вино возле стойки роскошного бара.

– Господин Порте, позвольте обратиться с не совсем обычной просьбой… – по-немецки выпалил он.

– Рад вас выслушать, Саша, – живо откликнулся Доменик, что придало Курганову уверенности.

– Мне нужны деньги…

– И это называется необычной просьбой? Что же тут необычного? За всю мою жизнь именно с ней ко мне обращались гораздо чаще, чем с какими-нибудь другими. Итак, вам нужны деньги?

Курганов кивнул и почувствовал некоторое облегчение, так как боялся, что француз, подобно Шлоссеру, закатит глаза и фальшиво вскрикнет: «А откуда они у меня?»