Билет в одну сторону

Помни, что ты теперь Анна. Не хочешь с ума сойти, будь мудрее. Не допусти второго падения с лестницы или яда в чашке с чаем. Запомни, ты – Анна Афанасьевна Лыкова, богатая наследница, невеста князя. Впереди у тебя длинная жизнь, и от тебя зависит, какой ей быть.

А ведь мне повезло: могла бы поменяться местами с какой-нибудь огородницей или телятницей, а то и вышивальщицей где-нибудь в монастыре. Садилась в машину вольным журналистом, а очнулась бы крепостной крестьянкой. Так что мне крупно повезло в данной ситуации. А дальше все от ума и воли зависит. Вот и покажи, на что способна. Хотя кому тут показывать?

Итак, кто ты? «Анна». «Анна». «Анна».

Наступило утро, и «Анна» с бьющимся от волнения сердцем стала ждать, что будет. Она знала от Кати, что ту скоро сменит нянька, которая растила Анну с пеленок. Это был шанс узнать многое из того, о чем «Анна» не знает, например, почему она воспитывалась у бабушки, а не у родителей.

Еще её беспокоила мысль, что родителям, наверняка, уже известно, что она пришла в себя, но они не спешат повидаться. Хотя если они придут, то о чем она с ними будет говорить? Вдруг они сразу догадаются, что перед ними не их дочь?

Анна беспокойно ворочала головой. Она не могла найти удобное положение. Сильно болела спина, заставляя напрягаться все тело. Вдруг начало гореть лицо, а руки и ноги, напротив, заледенели. Стараясь успокоиться, «Анна» считала про себя до тысячи, прикусывала зубами костяшки пальцев, но тревога не унималась – она боялась первой встречи с «родственниками». Боялась, что выражение лица выдаст её.

– Катя, – позвала она, – прикрой окно и опусти занавеску. – Свет глаза режет.

Горничная принялась выполнять приказание, а сама все оглядывалась, недоумевала, почему так беспокойна больная.

Бедная, догадалась Катя, она боится, что и родителей не признает, и братца Павла Афанасьевича. Свое имя не вспомнила, где ж ей другие имена припомнить. Как же ей помочь?

– Барышня, Анна Афанасьевна, – пришло ей в голову, – давайте я про то, что вы память потеряли, сама расскажу барыне и Афанасию Петровичу. Они, конечно, удивятся, но чего на свете не бывает. Память потерять, это не руки или ноги лишиться. Не навек это у вас. Времечко пройдет, голова заживет. Может, доктор лекарств вам пропишет, вот и образуется все. А нет, так и не страшно. Чего уж в нашей жизни запоминать было. День прошел, и слава Богу.

Катя прибиралась в комнате, оправляла постель и без остановки говорила. Было видно, что она изо всех сил старалась отвлечь молодую девушку от грустных мыслей, искренне сочувствовала.

– А я вам подсказывать буду, если что понадобится. Я про ваши дела мно-о-ого чего знаю.

«Анна» решилась:

– Катя, мне бы про свою жизнь с начала до сегодняшнего дня узнать.

– Это вы, Анна Афанасьевна, у няньки спросите. Она вас вынянчила. Считай, сразу после крестин взяла вас бабушка к себе, так нянька ни на шаг не отходила от вас, пока вы в возраст не вошли. Да и здесь в доме вашего отца вы у нее под надзором были, как ваша покойная бабушка велела перед смертью.

Тут она замолчала, но так посмотрела на «Анну», что та поняла спросить, а не решается.

– Вижу, спросить меня хочешь? Так спрашивай.

– Я, барышня, про ваш сон хотела спросить. Вот вам все бабушка снилась, а теперь?

– Бабушка, говоришь? – задумалась «Анна». – И часто?

– Вы сказывали, чуть ни каждую ночь. Все она вас звала куда-то, рукой подманивала.

«Анна» задумалась. Бывают вещие сны. Не зря, видать, к Анне во сне приходила ее бабушка-покойница да звала. Вот и свершилось. Анны нет, а вместо нее я. Мне же перед аварией никакого сна не приснилось. Всю ночь, помню, не спала, злилась на Женьку. Теперь не на кого злиться.

Правду говорят, что имеем, не храним, потерявши – плачем. Раньше из неё слезинку было трудно выжать: не женщина – кремень. А сейчас выть хочется, рыдать, головой биться о стену! Потеряла, все потеряла: жизнь свою, любовь, мужа, дочь. Впереди неизвестность, чужая жизнь, непривычная реальность, опасные повороты судьбы, злые родственники.

«Анна» с силой потерла воспаленные глаза, судорожно сглотнула: больной, одинокой, растерянной входила она в новую жизнь. Ни одного близкого человека, никого, с кем можно было бы поделиться тайной своего превращения. За что ты, Господи, меня так?

– Я почему спросила, – продолжала Катя. – Когда в первую ночь сидела возле вас, ваша покойная бабушка мне привиделась. Уж не знаю, во сне или наяву. Я тогда жуть как испугалась.

– А что она сделала?

– Да ничего, только погрозила мне, что я задремала. Я подпрыгнула от страха и к вам. А вы…у вас… – голос горничной задрожал. – У вас на лице подушка лежит. Вот так, – Катя взяла подушку и приложила к себе. Я тогда до смерти испугалась, что вы задохнулись. Но Бог пронес – бабушка вовремя меня разбудила.

– А откуда же подушка взялась?

– Я сама ее в угол забросила, а потом забыла. Для вас доктор потребовал другую, плоскую.

– Но ведь как-то оказалась подушка на моем лице. Может, кто-то заходил в комнату?

– Никого не было, – уверенно начала Катя, но осеклась. – Хотя… Кажется, Анастасия Куприяновна заходила. Но я точно не помню – меня тогда в сон клонило.

– Анастасия Куприяновна, говоришь, – задумчиво произнесла «Анна», – родная мать…

– Ой, барышня, уж не думаете ли вы…

– Конечно, нет. Разве я могу подумать, что родная мать своей больной дочери подушку на лицо положит, чтобы та задохнулась, – усмехнулась «Анна».

Катя глядела на «Анну», и в её голове, видно было, шла напряженная работа. Приход Анастасии Куприяновны, видение бабушки, подушка…Если все связать вместе, то получится…Господи!

Катя еще хотела что-то сказать, но тут на лестнице послышались тяжелые, шаркающие шаги. «Анна» вопросительно глянула на горничную.

– Это нянька, – понимающе подбодрила Катя. – Вот обрадуется, что вы на поправку пошли.

Дверь открылась, и на пороге показалась высокая, грузная старуха. Хотя старухой ее назвать трудно: на впалых щеках румянец, губы полные, морщинки покрыли лицо, но в волосах ни одного седого волоса. Наталья повидала за свою жизнь женщин, рано состарившихся под грузом забот, волнений, нездоровья. Нянька выглядела иначе. Если ее приодеть, причесать, снять это дурацкий чепчик да заставить улыбнуться, то хоть замуж отдавай.

Еще с порога нянька заметила, что глаза «Анны» открыты. По-утиному переваливаясь, она быстро пересекла разделяющее их пространство и упала рядом с кроватью.