Биомеханический барон
Шрифт:
— Параллельные миры? — великан нахмурился. — Теория уже туфта, потому что на моей родине нет никакой магии и никогда не было. Там всем заправляют высокие технологии, и святошам достаточно вскрыть мне брюхо, чтобы в этом убедиться.
— Вся твоя сила — в животе? — Галаган изогнул бровь.
— Не только. Но лучше пусть вскроют живот, чем грудную клетку или череп.
— Освященные попытаются доказать твое божественное происхождение. А просвещенные… — патриарх замолчал, и эта пауза охотнику совсем не понравилась.
— А они что собираются доказывать? Что я — путешественник между мирами?
— Чтобы выиграть в споре, не обязательно
Карета со скрипом остановилась. Арестантов привезли в ливадийский дворец — нынешнюю обитель экзарха. До Великого вторжения в двухэтажном белокаменном здании любил отдыхать Петр, но после его исчезновения туда переехал Синод и превратил летнюю резиденцию в укрепленный монастырь.
Пленников встречал настоящий форпост с высокими стенами, бойницами вместо окон и тремя позолоченными куполами. Изнутри и снаружи башни сплошь покрывали защитные письмена, и в час нужды с их помощью можно поднять столь объемный и прочный барьер, что он убережет от Тьмы не только крепость, но и весь город.
По сути, при новом нападении дворец станет первой преградой на пути чертей и примет на себя основную тяжесть удара. Если же он падет, вражьи орды уже вряд ли что-либо остановит на пути вглубь Крыма, а затем — и всей страны.
Конвоиры провели дворян в цокольный этаж и заперли в узких каменных кельях с решетчатыми окошками в дубовых дверях. Из мебели там находились только грубо сколоченные лавки и пеньки вместо сидений. При этом перегородки между кельями оказались достаточно тонки, чтобы сидящие рядом узники понимали друг друга даже шепотом. И так уж вышло, что киборга посадили в смежную камеру с его нареченной женой.
— И за кого же я все-таки собралась замуж? — Ева прильнула спиной к стене, несмотря на исходящий от кладки холод. — За пришельца из иного мира?
— Вроде того, — угрюмо бросил Захар, прислонившись к той же перегородке и повысив температуру своего тела, чтобы хоть немного согреть подругу.
— И как у вас там?
— Да так же, как и здесь. Империи воюют, дворяне интригуют, холопы бунтуют. Только вместо магии — космические корабли и плазменные пушки. Хотя, если подумать, это тоже своего рода магия.
— И кем ты был там? Князем?
— Нет. Слугой. И даже хуже — рабом. Убийцей, что устранял вражеских патриархов.
— Много убил? — девушка поежилась — то ли от холода, то ли от услышанного.
— Достаточно.
— Они были хорошими людьми?
— Среди дворян хороших нет, — фыркнул верзила. — Они готовы убить кого угодно, лишь бы получить больше денег и власти. И те, на кого я охотился, тоже расправлялись с соседями при первой же возможности. Так что или ты — или тебя.
— Значит, я тоже плохая?
— У вас тут… все немного иначе. Видимо, еще не успели оскотиниться так, как наши аристократы.
— Если у вас там такая грызня, то бойцы вроде тебя должны быть в большом почете.
— Не смеши, — киборг
ощерился и покачал головой. — Уважения к тебе будет не больше, чем к мечу или винтовке, даже если служишь вернее самой преданной собаки. Хотя нет, вру — хорошее оружие важно для ценителей, о нем заботятся, щедро смазывают и вешают на стеночку. А таких, как я скорее боялись, чем уважали. И потому избавлялись сразу же, стоило нам заартачиться и пойти против командиров. Меня тоже хотели казнить. И казнили бы, если бы не угодил сюда.— А за что? — в голосе спутницы скользнул искренний интерес.
— Не смог убить ребенка, — Захар шумно выдохнул, хотя не имел такой привычки. Но из-за полумрака и тесноты келья походила на исповедальную кабинку, вот и подмывало излить душу хоть кому-нибудь.
А может, охотник слишком многое держал в себе. Да, ему порой чистили память от ненужных и нестабильных воспоминаний, но на этом вся психологическая помощь и заканчивалась.
— Наследнику едва исполнилось десять, — продолжил он. — И это чересчур даже для меня. К тому же, я всю жизнь искал способ избавиться от гребаного ярма в башке и сбежать. И у меня почти получилось, хотя все чаще кажется, что я просто сменил одних хозяев на других.
— Тебя сделали таким против воли?
— Естественно. Кто ж захочет навсегда покинуть семью и годами терпеть адскую боль с минимальным шансом на выживание, чтобы в итоге превратиться в безвольное орудие в грязных загребущих лапах.
— Расскажи о своей семье, — тихо попросила Ева.
— Обычные крестьяне, — парень пожал плечами. — Работали в теплице, починяли технику. Таких у нас — две трети.
— Ты бы хотел к ним вернуться?
— Не знаю. Наверное. Но столько времени уже прошло. Живы ли они? Узнают ли меня вообще? А если и узнают, то примут ли то, во что превратили их сына? Да и прошлые хозяева не оставят в покое. Беглых киборгов убивают любой ценой. Они слишком опасны для своих мучителей. Тем более, я вообще без понятия, можно ли попасть из этого мира обратно. Насколько понял, сюда меня отправил лично Петр. Так что муженек у тебя будет знатный, — он усмехнулся. — Если его раньше не поджарят на костре.
Разговор прервал топот множества ног. Прибыли конвоиры — целая дюжина и все вооруженные до зубов — и отвели верзилу в небольшой частный театр. Прежде там шутки ради выступала царская семья и придворные актеры, теперь же устраивали публичные допросы и суды, что само по себе — то еще представление.
Охрана вывела пленника на подмостки, точно диковинного зверя, и скрылась за кулисами, не сводя с него пристальных взоров и не убирая в ножны окутанных золотым туманом рапир. На сиденьях, полукольцами уходящих к самому потолку, сидели не только важные шишки, но, похоже, вообще все обитатели дворца.
Первые ряды отвели самым молодым — в простецких серых робах и мантиях. Выше располагались святоши поважнее — в белых двубортных кителях, но без накидок, аксельбантов и алых портупей. И только на самом верху восседали семеро послушников в полном боевом облачении — трое из них отличались почтенным возрастом, остальные, включая экзарха Белаго, выглядели заметно моложе.
И, что удивительно, среди них каким-то чудом затесалась девушка лет двадцати с небольшим. Ее волосы и часть лица скрывал глубокий капюшон, какие носили все без исключения послушницы, но определенно женскую и вне всякого сомнения выдающуюся фигуру скрыла бы разве что безразмерная хламида.