Бирит-нарим

Син-Намму засмеялся.

– - Будто я не знаю, зачем берут в путь служанку! Или, может статься...
– - Он наклонился ближе, в глазах мелькнула хитринка.
– - Быть может, младшая дочка Татану так тебя околдовала, что на других женщин ты уже и не смотришь?

– - Откуда ты..., -- начал было Лабарту, не скрывая удивления, но Син-Намму лишь отмахнулся.

– - Кто ж об этом не знает? Может, Татану и все дела теперь тебе передаст, раз отправил вместо себя в плавание и хочет с тобой породниться.

– - Что только не расскажут.
– - Лабарту отставил чашу и поднялся на ноги.
– - Может так, а может, и нет. Только время покажет.

3.

Он проснулся от того, что кто-то откинул занавесь и скользнул под тростниковый навес. Порыв воздуха коснулся лица. Запах остывающей земли, неукротимой реки и осенних ночных цветов... Ветер переменился, и слышались мерные удары весел, скрип уключин. Этот час в ночи -- самый темный, час, когда закат давно позади, а утро настанет еще нескоро. В это время дикие звери выслеживают добычу в степи, а люди опасаются выходить из дома. И если уж приходится отправиться в путь -- шепчут слова молитв и делают охранительные знаки, едва переступив порог.

Так кто же пришел сюда в такое время?

Лабарту не шелохнулся, лежал все так же, молча, глядя из-под опущенных ресниц. Темнота -- не помеха для экимму, и он ясно видел женщину, застывшую возле занавеси. Под покрывалом не разобрать очертаний фигуры, лица не видно, но разве ошибешься? На корабле не было других женщин. Только Нидинту.

– - Я тебя не звал, -- сказал Лабарту и сел -- легко, одним движением.

Девушка вздрогнула, но не убежала. Лабарту слышал, как стучит ее сердце, испуганно, торопливо.

Он думал, что Нидинту не ответит, но та повела плечами, и покрывало соскользнуло на пол.

– - Я пришла без зова, -- прошептала она еле слышно и шагнула вперед.

Волосы ее были острижены -- едва доставали до плеч. И одета была как все рабыни в доме Илку -- в простую рубашку до колен. Ни вышивки, ни украшений, лишь на шее амулет на кожаном шнурке. И даже в темноте Лабарту видел клеймо у нее на плече.

– - В доме моего прежнего господина было много рабов.
– - Нидинту сделала еще шаг и опустилась на колени возле Лабарту. Ее голос шелестел, словно ветер в тростниках.
– - Но все же он выделял меня среди прочих и часто звал в спальные покои. А мой новый господин взял с собой лишь троих, и среди них я -- единственная женщина.

Нидинту потянулась, ухватив полы своей рубашки, стянула ее через голову. И так и осталась сидеть, обнаженная, неподвижная.

Тело ее еще не знало материнства, груди были округлыми, но высокими, манили прикоснуться. Стройная и сильная, привыкшая к работе... И этим Нидинту была похожа на жительниц степи, кочующих следом за стадами. Но, глядя на нее, Лабарту не сомневался: многие поколения ее предки жили в Шумере. Широкое лицо, тонкие черты и огромные глаза -- такова внешность черноголовых, и Нидинту была такой же.

И кровь ее, должно быть, и правда прекрасна...

До жажды было еще далеко, но Лабарту вдруг увидел красный сияющий свет, струящийся от сердца рабыни, дрожащий в такт ударам пульса.

Нидинту встретилась взглядом с Лабарту и улыбнулась.

– - Зря пришла.
– - Ему показалось, что голос звучит недостаточно жестко. Но как можно быть суровым, когда обнаженная женщина сидит на расстоянии вытянутой руки и ждет?

– - Зря надеешься, что я сделаю тебя своей наложницей. Ты простая рабыня, и ей и останешься.

– - У моего прежнего господина, Илку, две жены и много наложниц. Но все же он часто звал меня.

Она подалась вперед и положила руки на колени Лабарту. Он едва удержался, чтобы не схватить ее, не привлечь к себе.

Женщина, желанная женщина... Но уже сейчас я вижу ток ее крови, слышу стук ее сердца... Что же будет, когда жажда настигнет меня?

– - Должно быть, он отдал именно меня, -- продолжала Нидинту, улыбаясь, -- чтобы мой новый господин, Лабарту, ни в чем не знал недостатка.

Илку, Лабарту... Она знает наши настоящие имена! Это значит...

Он отбросил ее руки и встал. Занавесь всколыхнулась от движения. Девушка подняла голову, и в ее темных глазах было непонимание.

– - Ты знаешь, зачем я взял тебя с собой?
– - спросил Лабарту, глядя на нее сверху вниз.

– - Чтобы пить мою кровь, -- ответила Нидинту, и в ее голосе не было и тени страха.
– - Мой прежний господин говорил, что она прекрасна на вкус, но это никогда не мешало ему...

Лабарту отвернулся, но даже, не глядя, он чувствовал зов ее тела.

– - Ты зря пришла, -- повторил он.
– - Я не сплю с едой.

Он ждал, что Нидинту уйдет -- разве может женщина, услышав такие слова, не убежать в обиде? Но она вдруг взмолилась, все также шепотом, еле слышно:

– - Если ты не хочешь меня, прошу, возьми мою кровь!

Лабарту обернулся.

Нидинту стояла на коленях и протягивала к нему руки, запястьями вверх.

Она постоянная жертва. Илку часто пил ее кровь, и теперь она жаждет укусов экимму, как пьяница жаждет вина. В этом для нее высшее наслаждение, без этого она не может жить...Жертва.

– - Не сейчас.
– - Слова давались с трудом.
– - Я не голоден.

– - Но нам плыть еще долго.
– - Она все также не сводила с него взгляда и не опускала рук.
– - Лишь завтра после полудня мы приплывем в Лагаш. Разве ты не захочешь крови до того? А при свете дня, на корабле, где столько глаз, как станешь ее пить? Возьми мою кровь сейчас, я...

– - Нет, не сейчас!
– - Девушка отпрянула, а Лабарту продолжал: -- Когда мне будет нужно, я позову тебя. Но не раньше. Уходи!

Нидинту поспешно натянула рубашку и метнулась прочь -- лишь занавесь зашуршала ей вслед да покрывало осталось лежать возле постели.

Лабарту опустился на пол и сжал голову руками, пытаясь успокоиться. Непослушные волосы упали на лицо. В воздухе все еще плыл запах желания и страха. И где-то рядом, за незримой чертой, блуждала тень жажды.

Зачем, Илку?.. Зачем?

Глава четвертая

Лагаш

1.

Прежде здесь не было пристани, лишь причальные столбы возле которых качались на волнах тростниковые лодки. А теперь река пестрела парусами -- белыми, коричневыми и темно-синими. Здесь пахло рыбой, смолой и людским потом. Зазывалы надрывались, перекрикивая друг друга, торговцы расхваливали свой товар, о чем-то спорили моряки, рабы сгружали тюки на берег... А солнце, как и прежде, отражалось в мутных, бурных водах Тигра.