Битая карта (сборник)

Беседа с Никифором Петровичем Уксусовым заставила его по-другому взглянуть на это рыночное происшествие. Уединившись в кабинете Профессора, он подробно расспрашивал обо всем старого токаря и даже попросил разложить на столе карты примерно таким же манером, как лежали они у барышни. Дневник ее Семен Иванов перелистал бегло, без особого любопытства. Записи были сугубо домашнего характера. Кто когда пришел, кто когда ушел, — кому это интересно…

Как и Никифору Петровичу, Жоржетта ему не понравилась. Вернее, как-то насторожила. Была в ней, в этой рано повзрослевшей девчонке, некая затаенная двойственность. На первый взгляд — перепуганная, несчастная, а глаза — внимательные, цепкие, все оценивающие. Решает, поди, в уме и никак не решит самую важную для себя задачу: с чего вдруг доставили ее в Чека?

— Давайте знакомиться, — начал товарищ Семен наскоро перечитывая коротенький милицейский протокол. — Значит, вы будете Жоржетта Кюрц? Рождения тысяча девятьсот третьего года? Проживаете на Малой Московской, четыре?

Жоржетта послушно кивала головой.

— Оружие нашли, значит, в Летнем саду под скамейкой? Вот оно что, даже в тряпочку было завернуто… На рынке торговали картами?

И вдруг он вскинулся, посмотрел на нее в упор:

— А с Пантюшкои давно виделись?

Позднее он и сам не мог объяснить товарищам, почему спросил об этом. Вероятно, потому, что не выходила у него из головы «Английская папка» со всеми ее проклятыми загадками, на которые не было ответа. Бывает так — занимаешься будто бы другими делами, обо всем вроде забыл, а в голове заноза…

В общем, спросил он просто так, на всякий, как говорится, пожарный случай, и сам не поверил нежданному эффекту. Губы девчонки дрогнули, что-то смятенное, настигнутое врасплох, мелькнуло на лице.

— Я не понимаю… Наверно, это недоразумение… Я никакого Пантюшки не знаю…

— Ну что ж, недоразумения тоже случаются, — поспешно согласился товарищ Семен, торопясь выиграть время. — Тогда так, гражданочка. Бери вот бумагу, садись и пиши…

— Что писать?

— А все по порядку. Кто такая, на какие шиши проживаешь, откуда раздобыла револьверчик, в кого собиралась стрелять… И предупреждаю: баловаться у нас нельзя! Пиши одну правду, понятно? На исповеди у попа бывала?

— Бывала…

— Вот и валяй, как на исповеди. Без вранья, одну только правду…

Теперь можно было собраться с мыслями. Жоржетта писала за столом, изредка поглядывая на товарища Семена, а он сидел напротив, лихорадочно пытаясь сообразить, что же все это должно означать.

Дам трефовых девчонка не зря клала сверху, это было яснее ясного. Про револьвер врет, это тоже ясно. И теперь вдруг выясняется, что известна ей кличка англичанина. Не смутилась бы иначе, не дрогнула. Но откуда известна — вот в чем вопрос, что у них может быть общего? Неужто этот сверхосторожный тип допустил промах, доверившись этакой пигалице?

А что, если?.. Но это слишком маловероятно! Нет, нет, этого быть не может, иначе давно бы провалился английский агент! Хотя, если глянуть с другой стороны, почему бы и нет? В жизни всякое случается, а барышня молоденькая, привлекательная. Надо еще раз посмотреть на ее дневник, что-то многовато в нем разных фамилий… Приходил такой-то, приходил этакий. Что у них там, собрания устраиваются, на Малой Московской?

Оставив дверь кабинета приоткрытой, Семен Иванов поспешил в комендантскую. Никогда еще не чувствовал он такой нужды в рассудительном совете Профессора. Дежурный комендант глянул в свою шпаргалку и сказал, что вернется товарищ Отто не скоро, выехал на срочную операцию.

Тогда товарищ Семен решился проверить свою догадку. Пришел в кабинет, рассеянно просмотрел исписанные Жоржеттой листочки бумаги и сердито швырнул их в корзинку для мусора.

— За кого нас принимаешь? — спросил он, укоризненно покачав лохматой головой. — Выходит, за дурачков, которые должны верить твоему нахальному вранью? Нет, барышня, не выйдет! Учти, мы полностью в курсе дела, а тебе я советую подумать о своем будущем. Чистосердечное признанье — вот что требуется в настоящий момент.

— Но я написала истинную правду…

— Брехня это, а не правда! И вообще, барышня, неужто ты думаешь, что никто ничего не соображает? Ты вот сидишь с утра на рынке, выложила напоказ своих трефовых дамочек, мерзнешь, на что-то надеешься, а Пантюшка, между прочим, и знать тебя не желает…

Удар пришелся в точку, вновь дрогнули ее губы.

— Соображать бы пора, не маленькая… Пантюшку в данный момент интересует другая женщина…

— Кто? Кто его интересует? — вырвалось вдруг у Жоржетты.

— Сама знаешь кто — Марья Ивановна!

— Но она же в командировке, в Москве!

— И он там с ней прохлаждается, — быстро нашелся Семен Иванов, чувствуя, что обязан использовать удачу до конца. — Обманули тебя, дурочку, облапошили… Мерзни, мол, на рынке, сиди с трефовыми дамочками, а мы поедем в Москву любовь крутить…

— Это неправда, она же старая! — крикнула Жоржетта сквозь слезы. — Безобразная, некрасивая! Она старше его на двадцать лет!

— А это, барышня, никакого значения не имеет! — сказал он безжалостно. — Ты что, не знаешь нашего брата мужика? Мало ли что некрасивая, зато верная помощница…

— Ах, помощница! — в голос заревела Жоржетта. — Сволочь она, интриганка, вот кто! Мерзкая, отвратительная баба! Я бы ее своими руками могла пристрелить…

Вот так у них получилось. По крайней мере, так впоследствии объяснял товарищ Семен своим друзьям, если его расспрашивали об этом необычном допросе. «Вскружил, подлюга, голову барышне», — хмуро говорил он, осуждая резидента английской разведки, точно у того не было на совести ничего другого, кроме этой маленькой провинности.

Рассказ Жоржетты

Пантюшка и Мишель — это Поль Дюкс. — Подлая женщина Марья Ивановна. — Полковника зовут Владимиром Яльмаровичем. — Записи в дневнике

Вволю наплакавшись, Жоржетта принялась рассказывать все по порядку. Всхлипывала от горькой своей обиды, утирала слезы и говорила, говорила, проклиная удачливую соперницу.

Семен Иванов лишь изредка перебивал уточняющими вопросами, но больше слушал, запоминая самое важное.

Да, она признает, что рассчитывала встретиться со своим дорогим Мишелем. Пантюшкой его называют редко, гораздо чаще Михаилом Иванычем или просто Мишелем, а вообще-то он Поль Дюкс, англичанин. Только не хочет, чтобы знали об этом посторонние. И вообще любит называться русским.

Что сказать о нем? Красивый, стройный, высокий, прекрасно играет на рояле. Многие вещи помнит наизусть, особенно Шопена и Чайковского. Да нет у него никаких особых примет! Интересный мужчина — вот и все.

Встретиться с ним она решила, чтобы объясниться наконец и предупредить насчет козней этой подлой старухи. Папа об этом, конечно, не знает, сама решила и пошла на рынок. Как-то Мишель заметил, что, если вдруг понадобится, в особенности если срочно, пусть она пойдет на Мальцевский рынок под видом торговки игральными картами. Сверху, сказал он, обязательно должна лежать дама треф. Ему об этом сообщат, и он сам найдет способ с ней встретиться.