Битва богов
Шрифт:
Не выдумал же я это, в самом деле?! Минуту спустя он стал отчаянно чесаться, до крови раздирал кожу ногтями — то в одном, то в другом месте. Но зуд был ненасытен и мальчик, чтобы заглушить его, впился зубами в собственный бицепс… оторвав лоскут кожи с мясом, стал вгрызаться дальше.
Под общий гогот и одобрительны и свист мальчик поедал себя, обгладывая кости своей руки; потом, скрючившись, укусил себя над коленом… Кажется, это приносило ему наслаждение, словно почесыванье при зуде!.. Я больше не мог; я попытался спрятаться, зарывая голову в блюдо переспелых персиков, давя их и захлебываясь пахучим липким соком. Помню еще, как привычно волокли меня к лифту два невозмутимых и вполне трезвых Вестника…
За сотни столетий, миновавших со времен приближения «нашей» Луны, много раз видоизменялась,
Это общество, без сомнения люциферианское, было названо по имени волшебной исчезнувшей прародины германцев. Кажется, именно адептами «Туле» было твердо установлено, что в нордических ариях спит семя будущих гигантов, человекобогов. В годы расцвета — полторы тысячи посвященных; штаб — фешенебельный отель «Времена года», председатель с баронским титулом… Помимо профессора Хаусгофера, входили в Туле и его ассистент Рудольф Гесс, и журналист Дитрих Эккарт, и сын рижского купца Альфред Розенберг…
Ханна, конечно, знала, что эти люди были среди основателей НСДАП, национал-социалистской партии. Она ждала, не назову ли я еще одно имя. И я назвал его, поведав, как в Байройте, в доме Вагнера, под грозовые раскаты «Парсифаля» Эккарт и Розенберг впервые встретились с безвестным художником, будущим фюрером Великогермании…
Когда я окончил свою очередную проповедь, Ханна склонила тщательно причесанную платиновую головку, и я, даже не пытаясь увидеть ее ауру, почувствовал, что мозги Валькирии работают, как никогда в жизни. Даже при изучении материальной части «Хейнкеля-111»…
— А почему… почему мы никогда не слышали обо всем этом? Может быть, немцы воевали бы лучше и не подпустили врага к столице, если бы знали, что сражаются за спасение всего мира от гибели?
— Ты думаешь, их вдохновила бы на подвиг опасность падения Луны… через миллионы лет?! Ох, вряд ли… Профанам, Ханна, достаточно знать одно: по форме черепа, по цвету волос и глаз они настоящие нордические немцы, а значит — лучше, умнее, талантливее, чем разные там динарские немцы, славяне пополам с татарами, ожидовевшие французы… не говоря уже о цыганах и евреях, по-нашему, эзотерически — «межлунных»… Они должны понимать четко: если победят недочеловеки, благородная немецкая кровь смешается со всякой нечистью, дети родятся дураками и уродами… вот, на таком уровне, не выше! За это можно и лечь костьми…
Внезапно она отшатнулась и посмотрела на меня такими глазами, что я сразу почувствовал себя негодяем, ударившим ребенка.
— Значит, потом, когда мы… ну, может быть, не в этой войне… но когда мы окончательно победим, — настоящими людьми будет признана только самая верхушечка? Нордические? А что с остальными? У меня прабабка по отцу — полячка, Срезневская…
Понимая, что промедление здесь недопустимо, я бойко ответил:
— Тебе, как посвященной, и уже достаточно высокого ранга, можно знать: идея чистой нации, нации демиургов, временная и служебная; духовно-энергетические центры могут быть развиты и у негерманцев, благодаря исключительной собранности, самопознанию
и упорству. Даже сам Первый Адепт отнюдь не являет собою образец расовой…Я умолк, не окончив фразы. Ханна беззвучно, страдальчески плакала. И все ее естество требовало, чтобы я ушел.
Глава Х
Комната, куда меня привели, просто раздавливала чрезмерной пышностью, слоновой массивностью низких колонн, точно разбухших от тяжести лепного потолка. Лишь одна стена была лишена украшений: гладко-выпуклую, сплошь из молочного стекла, ее окаймляла мраморная рама. И все, кто расположился в комнате, сидели (вернее, полулежали) лицом к этой стене.
Бессмертного я узнал сразу. Он кутался в какую-то совсем не орденскую меховую накидку и вообще выглядел усталым, чуть ли не больным. Среди свиты первым делом нашел я синеглазого красавца-бородача, немало меня смущавшего. Он напряженно смотрел по сторонам и уж наверняка не был ни вялым, ни хворым: точь-в-точь пес, готовый броситься.
Вестник проводил меня к длинному креслу-ложу. Отвесив поклон иерофанту и по-орденски приветствовав прочих, я сел, чувствуя себя неуютно от вежливо-испытующего внимания синеглазого и его столь же рослых, бледно-смуглых и носатых коллег.
— Бруно, — хрипловато сказал Бессмертный, и в голове моей пронеслась дурацкая мысль — неужели такой, как он, способен простудиться?.. — Бруно, мы пока не можем однозначно ответить на… на ваш главный вопрос. Но сегодня, сейчас, на одном из островов Тихого океана произойдет событие, которое может повернуть ход вашей войны, и не магическими средствами, а военными, правда — особого рода…
Слово «вашей» в применении к войне больно резануло меня — до сих пор я думал, что в мире идет наша война, битва богов, которую наконец-то должна выиграть космическая иерархия, профанами именуемая «силами тьмы». Народ и армия райха; германский Черный Орден, его покровитель — город Меру-Агарти, подчиненный, быть может, скрытым великанам-сверхлюдям — какая совершенная, стройная пирамида, возглавляемая космическими демонами, Высшими Неизвестными! Ее осаждают полчища недочеловеков, а за спиною их — Перевал Майтрейи, лукавая обитель слуг иудейского бога, который погубил мир прошлым потопом и стремится теперь сделать нас заложниками нового… Да, я считал эту войну общим делом Берлина и Гималаев — и насторожился, услышав слова иерофанта; но упоминание о «военных средствах особого рода», признаться, ласкало слух.
…Я понятия не имел, было ли это сокровеннейшее знание передано нам из Убежища, или наши физики дошли до него своим умом. Ган и Штрассман, светочи германской науки, кажется, первыми продвинулись к разделению атомного ядра; статьи на эту тему, вполне открытые, на исходе тридцатых годов замелькали в «Натурвиссеншафт». Потом — разом опустилась стальная штора секретности. Кто-то в немецком Ордене (сам ли?) уразумел, что речь идет не о лабораторном курьезе, а о договоре с одним из опаснейших демонов Земли… В райхе над расщеплением атома работало сразу несколько групп. Уран они получали из Богемии, с рудников Иохимсталя, а после завоевания Бельгии пользовались рудою, добытой в Конго. Тяжелую воду, необходимую для замедления нейтронов, выпускал завод в норвежском городе Рьюкане. Отовсюду, куда только дотягивались его руки, собирал Орден ученых, оборудование — после 41-го года даже из Харьковского физико-технического института…
Но, видимо, с некоторых пор вмешались в игру вечные мистические соперники… Мы так и не сумели объединить усилия атомщиков, проживавших во владениях райха или в дружественных странах. Сциллард, Вигнер, Теллер покинули Венгрию; Вайскопф, а затем и Бор бежали из проглоченной нами Дании; Италия упустила Ферми, Сегре, Понтекорво — и всю эту сокровищницу талантов подгребла Америка!..
Несмотря на коварство врагов, работы продолжались с истинно немецким упорством. 8 июля 1943 года СС-бригадефюрер адепт Менцель доложил Герингу, что «за несколько месяцев дело довольно значительно подвинулось вперед». О том же, что случилось позднее, знала только тесная группа особо посвященных. Полагаю, даже Первому докладывали далеко не все, чтобы он, со свойственной ему на телесном плане истеричностью, не вмешивался и не торопил. И вот, по счастливой случайности — во время моего пребывания в Агарти многолетний скрытый труд, подвиг адептов-искателей должен был увенчаться триумфом!