Битва божьих коровок

– Пусть она его встретит. Или вы сами встречаете его?

– Нет... Обычно я жду в кабинете.

– И без глупостей.
– Предупреждение Пацюка, топором повисшее в спертом евростандарте кабинета, выглядело излишним.

...Ровно через двадцать одну минуту кто-то подергал ручку снаружи.

– Витек, это я.

– Входи.
– Если голос Кульчицкого и дрожал, то лишь совсем чуть-чуть.

Забелин напрягся. Насторожились и все остальные. Дверь кабинета приоткрылась, и на пороге показался ничем не примечательный молодой человек лет тридцати с чисто выбритым черепом. Внешность его можно было бы назвать абсолютно ординарной, если бы на самом конце подбородка не курчавилась крошечная, заплетенная в косицу борода.

– Привет, Витек, - мельком осмотрев кабинет, произнес молодой человек. Совершенно спокойным голосом. То ли по инерции, то ли потому, что вообще привык никому и ничему не удивляться.
– Это твое срочное дело? Так я и знал...

За его спиной уже мелькали тени. А парень смотрел на Кульчицкого в упор, не выказывая ни малейшего признака волнения.

– Дурак ты, Витя, - ласково произнес парень, когда ему завели руки за спину.
– А дуракам везет. И тебе повезло... Не успел я до тебя добраться.

Но Забелин как будто не видел ни парня, ни покрывшегося испариной Кульчицкого. Егор Пацюк - вот кто занимал его сейчас больше всего.

А на Пацюка...

На Пацюка страшно было смотреть. Рот его приоткрылся, глаза выпрыгнули из орбит, а и без того непокорные волосы встали дыбом.

– Борода, - пролепетал Пацюк.
– Ты что здесь делаешь?

– Это он, - услужливо вякнул Кульчицкий.
– Это я ему звонил.

– Ты что здесь делаешь, Борода?!

– А ты?
– совершенно спокойно спросил Борода.
– Что ты здесь делаешь? Мог хотя бы сообщить, что не придешь ночевать...

– Это ты, Борода?! Как же... Борода!..

Бритый череп дернулся, и человек, которого Пацюк назвал Бородой, тихо рассмеялся.

– Увэй, друг мой... Увэй. Но учти, в этой истории я не самый главный...

* * *

...Это была старая, ничем не примечательная двухэтажная дача. Они дошли до неё в полной тишине, только раз Кирилла № 2 потревожил телефон.

– Нещередов, - бросил он в трубку.
– Нет, сегодня меня не будет. Завтра, возможно, тоже. Переговорите с секретарем.

– Нещередов.
– Настя сбила прутиком желтый березовый листок.
– Это ваша фамилия?

– Уж какая досталась... Отца и отца отца... И моя соответственно.

– А куда мы идем?

– Увидите.

Но Настя уже видела. Мрачный лес, где сосны были небрежно перемешаны с березами и осинами; мрачная дача с мрачной сеткой голландских окошек; узкая, засыпанная хвоей тропинка. И зачем нужно было оставлять машину чуть ли не в километре отсюда?..

– Мне можно начинать бояться?
– Она хотела пошутить, но голос дрогнул, и шутки не получилось.

– Нет. Я скажу, когда будет можно.
– Интересно, а он шутит или нет?

Настя недоверчиво хихикнула. А лицо Кирилла № 2 осталось неподвижным.

Неожиданно на втором этаже кажущейся безжизненной дачи зажегся свет. Он возник так внезапно, что Настя даже поежилась.

– Там кто-то есть?
– спросила она.

– Наверняка. В таких домах всегда водится всякая нечисть. Не обращайте внимания.

Тропинка, угрюмо подбежав к самому крыльцу, закончилась. Кирилл № 2 поднялся по ступенькам и толкнул дверь. И протянул Насте жесткую руку:

– Прошу.

Только теперь она испугалась по-настоящему. Какой же надо быть дурой, чтобы согласиться поехать с малознакомым человеком в совсем незнакомое место. Где обещанное респектабельное заведение? Где каминный зал в хорошем ресторане? Она совсем не настаивала, но... А этот лес, а эта деревянная дача!.. Если с ней что-нибудь случится...

Если с ней что-нибудь случится, то никто не узнает - это во-первых.

И никто не пожалеет - во-вторых. Потому что ей давно пора гореть в аду за свои дела и делишки. И за снятый лифчик тоже...

– Прошу, - повторил Кирилл.

Далеко она все равно не убежит. Да и Кирилл... Она ездила с ним к черту на рога, и он был угрюмо-мил и не делал ничего предосудительного, хотя, наверное, мог бы... А как он трогательно о ней заботился, когда она надралась в "Морском волке"! Даже снял с неё ботинки. А всего остального не трогал. Да и не стоило везти её сюда, она бы могла и в городе...

Интересно, что такого она могла сделать в городе? Уж не то ли самое, из-за чего был отправлен в отставку лифчик?..

– Вы идете?

– Иду.
– сказала Настя и поднялась по скрипучему крыльцу.

... Дом встретил её затхлой рассохшейся тишиной. Тишина по углам, тишина на старых, никому не нужных стульях, на перилах лестницы, ведущей на второй этаж. Узенькая полоска света лежала на половицах и указывала направление.

– Наверх, - продублировал указание света Кирилл № 2. Голос его странно изменился, стал жестким и сосредоточенным. И не предвещал ничего хорошего.

Настя подчинилась. А что ещё оставалось делать?

– Осторожно, пятая половица снизу приподнята, - сказал Кирилл, когда Настя уже споткнулась и больно ударилась коленом о ступеньку, - Я предупреждал.

– Вы очень галантны, - проглотив слезы, она продолжила движение наверх, которое казалось бесконечным.

На последних трех ступенях Кирилл обогнал её и широко распахнул дверь на второй этаж.

...Комната была небольшая, но довольно уютная, с яблоками-дичками, разбросанными прямо на полу, со старой горкой из мореного дуба, с соломенным креслом-качалкой, с круглым столом посередине. С низко висящей лампой под абажуром. Со странной печью, больше напоминающей топку, с драпировками, наброшенными на ребра старинных ширм...

И... с Дмитрием Быковым.

Быков сидел на оттоманке в позе лотоса. Глаза его были закрыты, а глотка сама по себе высвистывала полузабытый пошленький мотивчик: "Мальбрук в поход собрался".

– Я привел её, - бросил Кирилл, прикрывая дверь за собой.

– Очень хорошо, - обрадовался Быков. И тотчас же раскрыл глаза и расплел ноги.
– Привет, о муза!.. Я же говорил, что назначаю вас музой... Кстати, вы никогда не были у Эль-Хамади. Я наводил справки.

Кирилл, все ещё остававшийся за спиной у Насти, громко зевнул.