Битва божьих коровок

– Вы Фаина Александровна Звонникова?
– присмиревшим голосом спросил он.

"Хала" отрицательно покачала головой.

– А могу я видеть Фаину Александровну?

– Вы по какому вопросу?

– По вопросу приема рукописей.

– Фаина Александровна занята. У неё автор.
– И хозяйка ящерицы кивнула головой в сторону двери в глубине предбанника. Сейчас дверь была приоткрыта, и из-за неё раздавались приглушенные голоса.

– Если вы позволите, я подожду...
– Пацюк был сама вежливость.

– Ждите.
– благосклонно разрешила дама. Несколько минут Пацюк и "хала" сидели молча.

– А что у вас?
– она не выдержала первой.

– В каком смысле?

– Роман, повесть, сборник рассказов?

– Повесть, - соврал Пацюк.
– Тематическая...

– На какую тему?
– дама никак не хотела отставать от него.

– Про собаку...

– Про собаку?
– Хала на макушке дамы удивленно закачалась.

– Ну да...

– Значит, это экологическая повесть?

– Почему же экологическая?
– Пацюк и сам не заметил, как втянулся в разговор.
– Милицейская.

– И что же здесь милицейского?

– Собака. Собака по кличке Даниил Константинович. Работает в органах.

– Не бывает собак по кличке Даниил Константинович, - отрезала дама. Видимо, в свое время она набила руку на редактуре произведений социалистического реализма.

– Даниил Константинович - это её полное имя. А сокращенно - Даня. Даня всю жизнь ловил преступников, но на старости лет потерял нюх, стал бросаться на своих и...

– Его пристрелили, - удовлетворенно закончила за Пацюка дама.

Эх, если бы!.. Стажер вздохнул:

– Не совсем. Его хотели пристрелить, но за Даню вступился молодой милиционер Егор Пацюк. Егор забрал Даню к себе домой, и пес спокойно дожил свой век.

– Спокойно?
– Дама презрительно выгнула губы.

– Ну, не совсем спокойно... Иногда молодой милиционер Пацюк поднимал Даню среди ночи с подстилки, тыкал ему в нос глобус и кричал: "А-ну, покажи Колумбию! Колумбию, гад, покажи!.."...

История про глобус с заплаткой из родины кокаина на боку не очень понравилась даме.

– Не пойдет, - отрезала она.

– Почему?

– Издевательство над животными. Ни одно уважающее себя издательство это не опубликует. А если опубликует - его по судам затаскает какой-нибудь "Гринпис"...

Крыть было нечем, и Пацюк замолк. И от нечего делать стал прислушиваться к разговору за дверью старшего редактора. Обрывки фраз не очень обнадеживали: "ходульный герой...", "слабо прописанный второй план...", "случайные убийства...", "случайностей быть не должно...", "явная творческая неудача...", "быть может, вам лучше заняться чем-то другим?.."

"Бедняга ты бедняга, а ведь ещё Карл Маркс говорил: "Не в свои сани не садись, "Капитала" не наживешь...", - успел подумать Пацюк.

И тотчас же дверь, ведущая в кабинет Фаины Александровны Звонниковой, распахнулась.

И на пороге возник следователь районной прокуратуры Д. К. Забелин собственной персоной!..

Даже если бы дородная дама с халой сбросила платье и голой исполнила бы на столе танец живота, и тогда Пацюк удивился бы меньше.

А сама мысль о том, что Забелин мог оказаться писателем, выглядела гораздо более абсурдной, чем мысль о том, что Пацюк мог оказаться убийцей.

– Ты?
– прошептал Забелин. На него было жалко смотреть.

– Я...
– Пацюк вскочил со стула и, прикрываясь им, как щитом, бросился к двери. И, уже ухватившись за ручку, повернулся к Забелину: - Я!.. Ваш ходульный герой. Ваша творческая неудача. Спасибо, что не забываете!..

Это был явный перебор, это был откровенный вызов, после которого Забелин наверняка поднимет на ноги не только городскую, но и Генеральную прокуратуру. Но отказать себе в секундном триумфе Пацюк не мог.

– Ах ты!..
– выдохнул Забелин и бросил узкое тело в сторону стоящего у двери стажера.

Пацюк успел загородиться стулом, а потом и швырнуть его в Забелина. Запутавшись в перекладинах, тот потерял драгоценные мгновения, и Пацюк успел выскочить за дверь.

До спасительной лестницы было рукой подать, каких-нибудь жалких тридцать метров. Обставить его на прямой Забелин не сможет, к тому же у Пацюка фора во времени. И неплохое знание местности (О-ой! Совсем неплохое знание, до сих пор в боку отдается!)... Пацюк успеет выскочить в проходной двор - и ищи-свищи...

Но "ищи-свищи" не выгорело.

На лестнице Егора ждала неожиданная и потому обидная западня. Два неповоротливых, как шкафы, грузчика тащили наверх ещё один шкаф. Судя по вычурной инкрустации и обилию перламутровых вставок, шкаф предназначался кому-нибудь из издательских бонз, а возможно, и верховному главнокомандующему: Кириллу Яковлевичу Нещередову.

Но это дела не меняло.

Пацюк оказался отрезанным от спасительного выхода на улицу. А от женского туалета в конце коридора надвигалось грозное сопение пришедшего в себя Забелина.

– Эй, парни!
– зычным голосом закричал следователь едва показавшимся макушкам грузчиков.
– Не пускайте его!.. Задержите!..

Впрочем, и без того было ясно, что Пацюк попался. Заметавшись как мышь в мышеловке, он попытался сунуться в какие-то двери, смутно понимая, что если воткнется в любой из этих каменных мешков, то лишь продлит агонию.

Никакого выхода. Никакого.

Сзади - Забелин, снизу - представительский шкаф, а сверху...

Сверху была неизвестность, и Пацюк смело бросился ей навстречу. Он с ходу перемахнул пролет третьего этажа, вырвался на просторы четвертого, пронесся по коридору, заставленному какими-то станками, и очутился в маленьком крытом переходе. Совсем маленьком - метра три, не больше. Переход венчала узкая дверь, и Пацюк молил бога только об одном: пусть она окажется открытой!

Пусть она будет открытой! Пусть!

Дверь действительно была не заперта.

Пацюк едва не вынес - и её, и двух мрачного вида волосатых мужчин. Очевидно, писателей. Синхронно поперхнувшись окурками, "писатели посмотрели на него с ненавистью.

Как на собрата по перу.

Волосатики стояли на небольшой площадке с внешней стороны двери. Сам пятачок, судя по всему, служил курилкой, и от него шла лестница прямо вниз, в глубину двора.

Раздумывать не приходилось.

Пацюк скатился по металлической, страшно гремевшей под ним лестнице и едва не рухнул в объятия двух огромных мусорных контейнеров. Здесь, под сенью пищевых и промышленных отходов, прикрывшись пустыми картонными коробками, Пацюк и затаился. Несколько минут ушло на то, чтобы оценить ситуацию.