Битва двух империй. 1805–1812
Шрифт:
Зачем же правительство выпускало столь много не обеспеченных ассигнаций? Здесь мы подходим к одной из важнейших тем данной главы. Действительно, александровская эпоха была отмечена бурным ростом расходной части бюджета. И куда же тратились эти деньги? А тратились они на военные расходы. Вот цифры по военным расходам России в это время:
| Год | Военные расходы (в тыс. рублях ассигнациями) | Военные расходы (в тыс. руб. серебром, при условии перевода бумажных денег по курсу на март соотв. года) |
| 1804 | 41 942 | 33 134 |
| 1805 | 43 184 | 34 115 |
| 1806 | 44 304 | 33 228 |
| 1807 | 63 402 | 44 381 |
| 1808 | 118 525 | 69 929 |
| 1809 | 112 279 | 56 139 |
| 1810 | 127 936 | 43 499 |
| 1811 | 122 414 | 31 827 |
| 1812 | 160 843 | 40 210 |
Как
Результатом финансовой политики Александра стал жестокий кризис денежной системы, который впоследствии продолжался ещё очень долгое время. Только в годы правления Николая I, к 1840 г., Россия сможет выйти из этого положения и создать надёжный бумажный рубль, обменивавшийся на серебро и золото. Впрочем, и он позже будет разрушен чрезмерной эмиссией, но эта история далеко выходит за рамки нашего исследования.
Теперь несколько слов о финансовых потерях от континентальной блокады. Бюджет российского государства этого времени складывался всего лишь из нескольких значительных статей: подушная подать, питейный сбор, соляной сбор и таможенная пошлина. В приведённой ниже таблице указан бюджет российского государства в 1805–1811 гг. в ассигнациях (тыс. руб.).
| Год | Подушная подать | Питейный сбор | Соляной сбор | Таможенный сбор | Всего налогов (асс.) | Всего налогов (сер.) |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1805 | 44 846 | 26 151 | 6945 | 11 927 | 107 180 | 82 529 |
| 1806 | 44 080 | 26 347 | 6553 | 10 181 | 105 593 | 79 195 |
| 1807 | 44 454 | 34 634 | 882 | 9134 | 114 765 | 78 040 |
| 1808 | 48 408 | 34 203 | 664 | 5523 | 122 633 | 64 995 |
| 1809 | 52 597 | 35 631 | 8100 | 8428 | 133 877 | 60 245 |
| 1810 | 82 348 | 36 747 | 14 699 | 11 185 | 178 043 | 62 315 |
| 1811 | 80 645 | 75 374 | 16 452 | 15 828 | 232 795 | 58 199 |
Из таблицы видно, что для бюджета континентальная блокада обернулась потерями нескольких миллионов рублей таможенного сбора, однако при этом казна получила доход, продав конфискованные товары. Общая сумма продажи этих товаров за годы блокады составила 19 184 100 рублей, перекрыв, следовательно, убытки таможенного сбора. В любом случае потери от недобора таможни были невелики и в масштабах общего бюджета Российской империи представляли лишь малозначимую часть.
Оценивая результаты континентальной блокады для России, нужно, таким образом, отметить, что она не оказала катастрофического влияния ни на русскую экономику, ни на финансы. Зато, если она на что-то и повлияла, то это, без сомнения, материальное положение элит русского общества — придворной аристократии и высшей прослойки купечества. Необходимо помнить, что Россия того времени была страной, экономическая и политическая система которой принципиально отличалась
от современной. Товарное зерно на рынке поставляли не крестьяне, а владельцы крупнейших помещичьих латифундий. Это зерно, а также другие сельскохозяйственные товары фактически изымались силой у крестьянина за счёт барщины и отработок. Поэтому для истинного производителя было глубоко безразлично, что дальше произойдет с этим зерном: продаст ли его барин богатому купцу, который затем перепродаст это другому, который в свою очередь отправит зерно на корабле в Англию, или же зерно останется в амбарах помещика — крестьянину было всё равно. Более того, может быть, последний вариант, при котором зерно оставалось внутри хозяйства и внутри страны, был для кого-то из крестьян более предпочтительным, ибо хоть как-то уменьшал помещичью эксплуатацию, целью которой была продажа зерна на внешнем рынке.Равным образом нужно отметить, что морская торговля велась исключительно богатейшими купцами. Оплатить огромные издержки по транспортировке товаров за границу, застраховаться от огромных рисков, которые сопровождали морскую торговлю даже в мирное время, могли себе позволить только те, кто обладал свободными миллионами. В результате континентальная блокада наносила ущерб только богатейшим людям России — высшей аристократии, крупным купцам и банкирам. Производители и купцы, обслуживающие внутренний рынок, если и чувствовали какие-то последствия от блокады, то в основном положительные. Однако ясно, что до власти доходило именно мнение тех, на кого блокада влияла отрицательно, тем более что столица империи, Санкт-Петербург, была и крупнейшим портом, и крупнейшим банковским центром.
Неудивительно поэтому, что позиция придворной знати, которая либо продавала своё зерно за границу, либо занимала деньги у петербургских банкиров и негоциантов, становилась всё более и более враждебна франко-русскому союзу. В результате ненависть Александра I к французскому императору отныне могла опереться на серьёзную экономическую базу, а русская аристократия морально созрела для войны.
Глава 8
Тревога на границе
События начала 1810 г. с нашумевшим бракосочетанием Наполеона на некоторое время перевели вопрос о конвенции по польскому вопросу на второй план. Однако в апреле 1810 г. в Париж пришёл новый вариант проекта соглашения, составленный по личному указанию Александра I. Русский посол должен был вручить этот проект Наполеону. В случае, если последний не желал ссориться с царём, он должен был принять конвенцию, не вычеркнув и не изменив ни одного слова.
Интересно, что, когда шёл обмен проектами договора, где Александр в жёсткой форме требовал от французского императора заявить, что Польша никогда не будет восстановлена, он пригласил к себе своего друга Адама Чарторыйского и вёл с ним беседы по польскому вопросу, смысл которых не имеет ничего общего с положениями конвенции. Князь оставил записи этих интереснейших бесед, кроме того, сохранились его письма, написанные царю в это время, как и письма Александра к князю. Поэтому замыслы, которые обсуждал в этот момент русский император, вполне поддаются реконструкции.
Первая беседа состоялась 12 ноября 1809 г. В этот момент уже начались дискуссии о конвенции по Польше, о чём Чарторыйский хорошо знал. Он выразил царю сожаления, что тот стал «главным врагом, главным преследователем польской нации и польского имени… и что он довёл свою враждебность до того, что требует, чтобы имя Польши было стёрто из истории». На это Александр ответил, что его нельзя за это осуждать, что к этому вынуждает его положение главы Российской империи. Когда же князь, которого этот довод не убедил, обратился к царю с горьким упрёком, тот, как рассказывает Чарторыйский, стыдливо «опустил глаза».
«Разве есть что-нибудь более возмутительное, чем поведение трёх держав по отношению к Польше, — продолжал Чарторыйский. — Можно ли удивляться, что идея восстановить их страну воспламеняет поляков и объединяет их… Отныне никто не сомневается, что именно по требованию Вашего Величества, чтобы не воевать с Россией, Наполеон уступил в вопросе, в котором иначе бы он никогда не уступил… В то время как здесь открывают рот только для того, чтобы в очередной раз унизить поляков, он всеми обещаниями и лестью стирает недовольство, направленное против него… Император (Александр) ограничился тем, что ответил мне, что в случае войны с Францией он объявит себя польским королём, чтобы привлечь умы на свою сторону. Я ответил, что тогда будет слишком поздно, и, видя, что разговор и так уже долго тянется, не стал настаивать на его продолжении» [1] .
[1]
Czartoryski A.-J. M'emoires du prince Czartoryski et correspondance avec l’Empereur Alexandre I. Paris, 1887, t.2, p. 211–214.
Впрочем, эта беседа была только прелюдией. 26 декабря 1809 г. царь пригласил к себе Чарторыйского и опять заговорил с ним о польском вопросе. Князь снова поставил в укор своему царственному другу подготовку унизительной конвенции по отношению к Польше: «Император уклонился от ответа на мой вопрос и сказал мне просто-напросто, что дело обстоит не так, как я его себе воображаю». Чарторыйский, который когда-то был англофилом, снова принялся, как и в предыдущей беседе, объяснять царю, почему поляки восхищаются Наполеоном. Сам князь признался Александру: «Общее впечатление, произведённое на моих соотечественников фактом существования герцогства Варшавского, не могло не воздействовать и на меня. Я не могу заставить себя не думать о моей стране… Мой брат, мои сёстры, вся моя семья живёт в этой новой стране. Я честно признаюсь Вашему Величеству, что именно поэтому я не хочу связывать себя какими-либо делами здесь».