Битва начинается (Защитник - 1)
Шрифт:
– Ну держись!
Она выстрелила, и голова исчезла, но она не услышала звук выстрела, было слышно только гудение поезда и крик Барроуса:
– Беги, Рози!
Роуз Шеперд отвернулась от синего седана с помятым бампером. Она стояла посреди железнодорожной колеи, Руфус Барроус протягивал ей руку, поезд был совсем рядом. Она отпрыгнула влево, ободрав левую руку о гравийную насыпь. Налетел порыв ветра, раздув ей волосы и рубашку.
Руфус Барроус стоял рядом.
– Прыгаем в поезд, иначе нам крышка!
Она встала, товарные вагоны проносились мимо. Поезд начал
– Мы в глубоком дерьме, Рози, - прокричал Руфус Барроус, стук колес звучал по-другому. Они ехали в вагоне...
Дэвид Холден пил пиво, поскольку, кроме него, можно было достать только вино, которое он не любил. Его запасы крепких напитков давно закончились, а до отмены чрезвычайного положения покупать и продавать их было запрещено. По телевизору в который раз показывали "Остров Джиллигана". Шкипер кричал на Джиллигана, но кому было до этого дело?
В черно-белом изображении волосы Мэри-Энн напоминали волосы Элизабет, Холден почувствовал, что плачет. Он закурил еще одну сигарету и закрыл глаза, но слезы продолжали идти, он чувствовал, как они катятся по щекам.
Глава двадцать первая
Руфус Барроус стоял у стола заместителя шефа полиции Ральфа Камински, левая нога разрывалась от боли.
– Сержант Барроус. Я требую полной откровенности со мной.
Барроус не знал, что сказать, потому промолчал.
– Сержант Барроус, во время происшествия на автостраде 97 с фургоном, принадлежащим Горасу Уайтлоу, по дороге следовал автомобиль. Вас и детектива Шеперд опознали. Что, черт побери, все это значит? Что это еще за военные игры?
– Простите, сэр?
– Барроус. Вы, Руди Голдфарб и Горас Уайтлоу были хорошими друзьями. Что вы там делали? Все это напоминает самовольную расправу.
Барроус откашлялся.
– Вы уже говорили с детективом Шеперд, сэр?
– Поговорю, как только она объявится. Но сейчас я спрашиваю вас, Барроус.
Ральф Камински был лысый, худой, у него были хитрые черные глаза. Поговаривали, что он не любит чернокожих. Это было несправедливо: он не любил никого.
– О чем вы хотите спросить меня, сэр?
– Вы с детективом Шеперд находились в фургоне, принадлежащем детективу Уайтлоу. У меня есть свидетель. Вы положите на стол свой значок. Вы сдадите оружие. И расскажете мне все.
Барроус не проронил ни слова.
– Насколько я понимаю, в Управлении полиции работает целая группа заговорщиков, и мне нужны все фамилии. Для преследования этих революционеров есть соответствующая процедура...
– Они негодяи, Камински.
– Они граждане Соединенных Штатов, у них есть гражданские права и все такое, и самосуд я не допущу, Барроус. Все это вовсе не причина, чтобы какие-то сумасшедшие полицейские - представители меньшинств творили что им захочется, черт побери!
Барроус посмотрел на него.
– Меньшинств?
– Вы, детектив Шеперд, Уайтлоу и Руди Голдфарб.
–
Ладно, хорошо. Рози Шеперд - женщина. Руди Голдфарб был евреем. Я чернокожий. К какому меньшинству относится Горас Уайтлоу?Камински посмотрел на свои руки.
– Может, по какой-то причине он не упоминал об этом, но он был католиком.
– Католик? Черт побери, что же тогда большинство? Белые? Протестанты? К какому меньшинству относится Камински? Вы поляк, это...
– Я не поляк и не католик, Барроус. Но здесь определенно дело в меньшинствах. И я понимаю, правда понимаю, вам всем не нравится, что этот "Фронт Освобождения Северной Америки" заявляет, что представляет вас...
– Эта банда убийц-коммунистов не представляет ни меня, ни других чернокожих, ни женщин, ни католиков, ни евреев. Они представляют только себя, Камински.
– Я могу обвинить вас на основании свидетельских показаний. Но если вы расскажете правду, для детектива Шеперд и остальных заговорщиков дело пройдет гораздо легче.
Барроус уловил напряжение в его голосе, голос был приглушенным, он дрожал.
– Какие у вас обвинения?
– У меня есть свидетель, видевший вас с детективом Шеперд на месте преступления с применением оружия. Я могу представить целый список преступлений, а именно: побег с места преступления, нападение с целью причинения телесных повреждений, незаконное использование оружия, и всем этим уже занимаются ФБР и полиция штата. Но из уважения ко мне, - ко мне, Барроус! - арестовывать вас или нет оставили на мое усмотрение. И вы должны стать передо мной на колени и...
– Назвать вас "хозяин" или как?
– Этого будет как раз достаточно...
Руфус Барроус понял, что настало время сказать правду.
– Мы преследовали их. Мы имели при себе оружие, мы были при исполнении служебных обязанностей. Они напали на нас, открыли огонь, и нам пришлось бороться за свою жизнь, это вам понятно?
– Свидетельские показания, Барроус...
– Единственный свидетель - водитель трейлера, малолетка. У них свой человек в Управлении полиции, кто он? Вы?
– Ну хватит. - Камински встал, уперся пальцами в стол, лицо покраснело. - Положи значок и оружие на стол, ты...
– Кто? Черномазый?
– Слово произнес ты, Барроус. И сам, по-видимому, знаешь, кто ты. Значок и оружие на стол, немедленно!
Руфус Барроус достал из кармана футляр со значком, швырнул его на стекло, покрывавшее стол. Стекло даже не треснуло, а ему очень хотелось, чтобы оно разлетелось вдребезги.
– Теперь оружие.
Барроус полез рукой под пиджак.
Камински произнес:
– У тебя привычка таскать с собой две пушки, так что обе на стол!
Руфус Барроус пожал плечами и достал из боковой кобуры револьвер 629-й модели, левой рукой из плечевой кобуры достал "Кольт Спешиал" 38-го калибра. Он не стал класть оружие на стол, а направил револьвер на Камински.
– Давай свое оружие, говнюк!
У Камински задрожали губы, левый глаз дернулся.
– Что... что ты...
– На стол, мать твою. Учти, я с громадным удовольствием вышибу тебе мозги.