Битва при Пуатье

Согласно Откровению, земля принадлежит Аллаху, который отдает ее в пользование мусульманам, [108] по крайней мере, когда ее оккупация является результатом принуждения или насилия (анват), хотя и не без какого-либо соглашения с побежденными (кулх). В первом случае земли составляют часть добычи (ранима), четыре пятых которой распределяются между воинами, а халиф получает пятую долю, пятину. На практике побежденные продолжали обрабатывать свою землю, продукцию которой они по большей части отдавали своим новым хозяевам. Но во втором случае, когда заключался договор, за побежденными оставалось своеобразное право распоряжаться землей, которая тем не менее являлась собственностью мусульманской общины, и они могли передать это право кому угодно при условии выплаты хараджа, ежегодного налога, размер которого устанавливается договором. Следовательно, вопрос о договоре, предупреждающем завоевание, имел большое значение для побежденных и часто вызывал ожесточенный торг, который вынуждает упрекнуть мусульман в отступлении от собственной веры: когда речь идет о настойчивом стремлении к переговорам, это анват или кулх? Разумеется, Кир согласился на встречу с Амром именно для того, чтобы обеспечить Египту и Сирии выгоды кулха, и, возможно, именно неуважение к этому сговору стало причиной подозрений в предательстве.

108

Здесь мы продолжаем следовать Марсэ, дополняя предоставляемую им информацию за счет Les Institutions musulmanes Годефруа-Демомбина, Paris, 1921, p 145.

По существу, это налог для «неверных», мусульмане не были обязаны его платить. Но он связывался исключительно с самой землей, так что даже после обращения ее владельца в ислам представители власти продолжали требовать уплаты налога. «Люди Писания», желающие остаться в лоне своей религии (то есть иудеи, христиане и, в широком смысле, зороастрийцы), должны платить другой, персональный налог, джизью (поскольку этот налог приносит хороший доход, можно утверждать, что мусульмане вовсе не были заинтересованы в обращении неверных или в их преследовании и при оккупации завоеванных территорий на деле доказали свою огромную веротерпимость, вопреки заявлениям христианской традиции). На самом деле, эта теоретическая система допускает подгонку к условиям конкретной страны, при этом араб не становится администратором, оставляя на своих постах местные власти, и административный язык остается таким же, как и до завоевания. Например, в Египте со времен фараонов земледелец был лишь пользователем своего земельного участка; в Сирии и Ираке крупными императорскими, муниципальными и церковными владениями распоряжались крупные арендаторы и обрабатывали их, используя труд колонов. Таким образом, ужесточения повинностей не происходило, просто прибыли отправлялись в другие руки. Они-то и становились собственностью победителей, которые не имели права владеть землями за пределами Аравии. Представляется, что именно поэтому в чужих странах они строили лагеря и не оседали в них, питали отвращение к жизни в старых городах и строили новые, которые прежде всего представляли собой военные базы; их главным занятием по-прежнему оставалось воинское ремесло. Кроме добычи они получали денежное довольствие, которое колебалось в зависимости от ранга в мусульманской иерархии и распределением которого ведал халиф. Именно эта система способствовала росту его авторитета, но в то же время порождала интриги среди его приближенных и даже стремление устранить его у тех, кто считал себя обиженным. Вероятно, именно по одной из причин подобного рода в ноябре 644 г. Омар был убит персидским рабом.

В результате этого деяния безвременно и трагически оборвалась жизнь одного из величайших наследников Пророка, который завещал своему народу империю, охватывавшую Сирию, Ирак, Верхнюю Месопотамию, Армению, Персию, Египет и Киренаику. Абу Бакр и Омар в едином усилии и с замечательной преемственностью во взглядах сумели нейтрализовать все разъединяющие факторы, которые существовали среди арабов. Они преподнесли им неожиданный подарок – удивительно легкое завоевание, в ходе которого военные подвиги стали цементом их единства. Сплотившись между собой и расставшись со всякими личными амбициями, они открыли для одной из беднейших стран мира путь к несметным богатствам и дали некогда презираемому всем остальным миром народу возможность задуматься о мировом господстве.

Нож раба снова поставил все под сомнение. Уже тогда он предвозвестил святотатственный удар меча, убивший следующего халифа, Османа, во время чтения Корана, и последовавшие за этим семнадцать лет смут, приостановивших завоевание.

Глава IV Новые завоевания

I. Ифрикия

Ибн Абд-аль-Хакам сообщает нам, что после нападения на Триполи в 643 г. Амр направил Омару следующее послание:

«Аллах сделал нас хозяевами Триполи, который находится всего в семи днях пути от Ифрикии; не желает ли Повелитель правоверных дозволить нам пойти на нее войной? Честь этого завоевания будет принадлежать ему, если Аллах дарует нам победу».

Омар ответил:

«Эта страна не должна называться Ифрикией; ее следует именовать эль-Моферреса-т-эль-Радера (далекий изменник); я запрещаю приближаться к ней и посылать туда экспедиции, пока я жив!»

Или по другой традиции: «Пока вода моих век увлажняет мои глаза». [109]

109

Здесь мы следуем изданию Ибн Хальдуна под редакцией Slane, t I, App I, арабскую графику которого мы соблюдаем (р 303–304).

После убийства Омара Ан-Нувайри [110] рассказывает нам аналогичную историю. Халифом был избран Осман. Он назначил на место Амра в правительстве Египта человека, которому больше доверял, своего молочного брата Абд-Аллаха ибн Са'да, который во главе нескольких конных подразделений вскоре начал военные вылазки в Ифрикию, принесшие ему значительную добычу. Он поспешил известить об этом нового халифа. Тот начал строить планы вторжения в эту страну и обратился за советом по этому поводу к старым соратникам Мухаммеда. Все согласились с тем, что необходимо послать туда армию, только Абу-ль-А'вар-С'ад ибн Зайд заявил:

110

Ibid., App 11, p 314.

«Я слышал, как Омар ибн-Аль-Хаттаб говорил, что, пока в его глазах есть слезы, ни один мусульманин не отправится в поход в эту страну; и я никогда не посоветую сделать шаг, который будет противоречить воле этого халифа».

Как бы ни были прикрашены эти различные версии, они передают официальное решение Омара отказаться от попыток завоевания Ифрикии. Осману, который, разумеется, не был человеком того же масштаба, что и его предшественник (хотя те, кто упрекает его за любовь к роскоши и щедрость к родственникам, без сомнения, стремились обвинить его во всех грехах, чтобы оправдать его убийство), тем не менее принадлежит та заслуга, что он, невзирая на столькие предостережения, решился на авантюру, доведшую ислам до самой Испании, а потом за Пиренеи. Этот знаменитый набег, который арабские историки украшают чудесными или романтическими подробностями, [111] вероятно, следует отнести к 647 г. Патриций Григорий (которого арабские историки называют Джирджиром) осознал опасность. От Византии его отдалили религиозные разногласия. Поэтому, чтобы предотвратить угрозу, он обратился к берберским племенам, обеспечившим его армией, которую мусульманская традиция, безусловно, преувеличивает, заявляя, что ее численность достигала двадцати тысяч воинов. [112] Что же касается мусульман, то их, без сомнения, было очень много, поскольку сам Осман объявил священную войну и поставил своему брату тысячу верблюдов в качестве верховых животных для самых бедных, а также лошадей. [113] Но при этом речь идет о достаточно мобильном войске, призванном захватить богатую добычу, а не оккупировать завоеванную страну; после присоединения сил Ибн Са'да количество воинов должно было достигать двадцати тысяч.

111

С.-A. Julien, Histoire de l'Afrique du Nord, t II, 2e 'ed, revue par R Le Tourneau, p 14 и сл.

112

Slane, op cit , Ан-Нувайри по Эз-Зухри, р 317.

113

Slane, op cit, I, p 315–316.

Опорной базой Григория была крепость Субайтала на юге Туниса. И посреди равнины, простирающейся у стен этого города, после некоторой заминки перед началом сражения, либо с целью лучше изучить своего противника, либо по причине численной диспропорции, Ибн Са'д одержал блестящую победу. В ходе битвы сам Григорий был убит, как говорят, рукой Ибн аз-Зубайра, который сам описал свой подвиг следующим образом: когда Ибн Са'д удалился в свой шатер, чтобы отдохнуть, убедившись в подавляющем превосходстве окружившего его неприятеля, Ибн аз-Зубайр заметил, что существует возможность внезапно напасть на Григория, который держался позади своей армии верхом на серой лошади в сопровождении двух юных девушек, защищавших его от солнца павлиньими перьями. Тогда Ибн аз-Зубайр проник в шатер своего начальника, несмотря на противодействие камергера, охранявшего вход, попросил дать ему несколько всадников и помешать врагам нанести им удар в спину, прорвался сквозь вражеские ряды, бросился на Джирджира (Григория) и, невзирая на сопротивление его амазонок, отрубил ему голову и водрузил ее на острие своего копья. Сами арабские историки ставят под сомнение истинность этого подвига, описание которого мы почерпнули из Книги Песен (Китаб эль-Агхани). [114]

114

Slane, p 318-319

Тем не менее достоинство этой версии в том, что она объясняет внезапное поражение Григория, гибель которого деморализовала его войска. Странное присутствие двух женщин, обмахивающих Джирджира павлиньими перьями, породило легенду о его дочери Йамине, ездящей верхом под зонтом из павлиньих перьев или внезапно появляющейся без покрывала на вершине башни, причем ее руку вместе с сотней тысяч динаров отец обещает тому, кто убьет Ибн Са'да. Согласно некоторым традициям мы снова встречаемся с Йаминой, захваченной в плен и спасшейся от рабства, только бросившись наземь со своего верблюда и сломав шею. Как замечает Э.-Ф. Готье, не важно, что Йамина, вероятно, никогда не существовала. Можно представить себе многих других женщин, принадлежавших к особенно утонченной византийской аристократии, которые в этот день сделались пленницами и после дележа попали в руки полудикарей. Именно их трагическую судьбу стремился отобразить арабский сказитель. [115]

115

E.-F. Gautier, op. cit., p 252. См. также С.-A. Julien, op. cit., p. 14

Разграбление Субайталы и набег на юг Византии принесли значительный доход, который и являлся целью экспедиции. Кроме того, Ибн Са'д мог опасаться контрнаступления с севера, крепости которого оставались для него неприступными за отсутствием осадного материала и сил, достаточных для их захвата. Именно поэтому он охотно принял колоссальную компенсацию, предложенную византийцами за то, чтобы он покинул Бизацену и вернулся в Египет со всеми своими сокровищами. Эта военная акция длилась не больше года, и Византия не потеряла ни пяди подвластной ей территории. Тем не менее из этой войны она вышла очень ослабленной. На юге, разоренном и обезлюдевшем, из-под контроля Карфагена вышли берберские племена. Смерть патриция воскресила старые распри Арабы с удивлением обнаружили, что очень сильную на вид греческую армию можно победить, и это приносит сказочную добычу. Однако убийство Османа снова поставило все под вопрос и подарило Ифрикии семнадцать лет передышки, в то время как Египет, в значительной степени повинный в этом событии, принял активное участие в последовавших гражданских войнах. [116]

116

Здесь не может быть речи о том, чтобы погрузиться в подробности этой гражданской войны. Напомним ее существенные особенности Осману наследовал Али, представитель старшей ветви хашимитов и семьи Пророка. Младшая ветвь Омейядов отказалась признать его, как и Аиша, вдова Мухаммеда, которая со своими приверженцами была разбита в сражении Верблюда. При Сиффине Али, вероятно, одержал бы победу, если бы не измена хариджитов («отделившихся») и талант Муавии, который вынудил его согласиться на посредничество Адроха, а затем на отказ от своих прав. Для приверженцев Али, шиитов, его убийство в 661 г. сделало из него мученика, они так и не признали его свержения и продолжают искать Мухаммеду наследника в его роду. Таким образом, суннитов, верных традиции (сунна), хариджитов, которые нашли в Северной Африке многочисленных сторонников, и, наконец, шиитов поразила настоящая схизма. Непосредственным следствием этих нескончаемых войн стала пауза в завоевании, разрушение Мекки и Медины, осквернение Каабы, уже упоминавшееся перемещение столицы ислама в Дамаск, а отдаленные плоды неисчислимы и все еще дают о себе знать в современном арабском мире.

Тем не менее Византия не использовала своего шанса. Она слишком давно не знала покоя даже на море, там, где ее первенство было общепризнанным. Дело в том, что арабы обзавелись флотом, в пробных ударах которого уже чувствовалась рука мастера. В 649 г. арабская эскадра заняла Кипр, в 654 г. разграбила Родос, в 655 г. нанесла греческим эскадрам, находившимся под личным командованием императора Константа II, достопамятное поражение у берегов Ликии. Кроме того, Констант II совершил оплошность, не воспользовавшись смертью Григория, чтобы восстановить свою власть над Африкой. Объявив в своем эдикте жесткие санкции против всех тех, кто не будет хранить верность древним символам, он окончательно оттолкнул от себя ортодоксальных христиан Африки, так что узурпатор, Геннадий, мог в течение нескольких лет сохранять независимость своего княжества, не стесняясь заключать союзы с мусульманами в ходе борьбы со своим соперником, которого поддерживал император. Когда же, наконец, этот последний снова сделался хозяином византийских владений в Северной Африке, в его руках оказались лишь клочки экзархата, и ему даже пришлось отказаться от крепостей первой линии обороны и ограничиться защитой одного Центрального Туниса. [117]

117

Julien, op. cit., p 14.