Битва за Адриатику. Адмирал Сенявин против Наполеона

Баскаков, на свое отстранение от командования, написал жалобу, говоря о худом к себе расположении со стороны главнокомандующего и о нарушении старшинства с назначением на должности. На это Баскаков был вызван Сенявиным.

– Я давно простил вас за ваше пьянство, ибо считаю тот проступок случайным! – сказал вице-адмирал капитан-лейтенанту. – Однако не могу дать вам судно, пока не буду уверен, что подобного не повторится впредь! Что касается старшинства при назначениях, то я назначаю не по старшинству, а по способности!

Забегая вперед, можно сказать, что Баскаков впоследствии хорошо служил и храбро воевал, за что был награжден орденом, а впоследствии сделал и неплохую карьеру.

…Мичмана Броневского встретили на «Венусе» радушно. Развозов, руку пожав, сказал ласково:

– А меня зови Егором Федоровичем! Фрегатская служба, как известно, без ваших линейных церемоний. У нас на фрегатах все по-простому, по-домашнему!

Разместился Володя на кубрике в одной выгородке с мичманом Матвеем Насекиным. Матвей – беломорец со стажем, уже побывал на Средиземном море ранее, а потому важен и серьезен.

– Ты, Владимир, к моим советам прислушивайся. Я зейман опытный, плохому не научу!

Огляделся. В выгородке две койки одна над другой, каждая – это сбитая из досок рама с натянутыми внутри веревками и брошенным на них соломенным матрасом, сверху вечно сырое флотское одеяло, а под голову набитая соломой парусиновая подушка. На переборке чадящий судовой фонарь, рядом жестяной умывальник, небольшое полированное стальное зеркальце и внизу у стенки рундучок Насекина. Володя согнулся в три погибели под низким палубным бимсом, присел на парусиновый стул. Ну, вот я и дома!

– Хорошо, старина, я тебя послушаю! – кивнул своему новому сослуживцу, рундук свой в закуте мичманском пристраивая. – Ты лучше скажи, когда у вас чаи вечерние гоняют, а то я с этим переездом оголодал, аж в животе урчит!

Но погонять чаи не удалось. Неожиданно поступило сообщение срочно принять на борт чиновника иностранной коллегии статского советника Поци-ди-Борго с коллежским асессором Козеном и выходить курсом на Рагузу. Прибыла под шторм-трап шлюпка. Поднялись на палубу пассажиры. Засвистали боцманские дудки. Затопали по палубе босые матросские ноги. Повис выхоженный мокрый якорь. Минута-другая, и паруса уже наполнились ветром.

– Курс зюйд-ост! – объявил заступившему на вахту Насекину Развозов. – А вы мичман! – повернулся он к Броневскому. – Заступайте на эту же вахту дублером! Учитесь быстро, ибо у нас на фрегатах и мичмана собственную вахту стоят!

В лицо Владимиру дул свежий и теплый ветер Адриатике. Впереди ждало первое приключение. Да, служба фрегатская была не чета всем иным!

На Корфском рейде играли вечернюю зарю и спускали на ночь флаги остававшиеся корабли. Кончался еще один день пребывания сенявинской эскадры в самом южном порту России.

* * *

В те дни далеко в Моравии у маленького городка Аустерлиц произошло генеральное сражение русско-австрийских войск с Наполеоном. Внезапно атаковав и захватив господствующие Праценские высоты, Наполеон ударил главными силами по левому крылу союзников, которое вскоре было охвачено с фронта и тыла. Началось отступление. При этом часть отступающих войск была отброшена к местным прудам и вынуждена отступать по замерзшему льду. Наполеон, заметив это движение, приказал бить ядрами по льду. В ледяной каше погибло несколько тысяч русских и австрийских солдат. Разгром союзников был полный. Наполеон захватил только пленными восемь генералов и двадцать тысяч солдат, число убитых простиралось многим за тридцать тысяч. Кроме этого победителям достались сорок пять знамен и сто восемьдесят пушек. Несмотря на все принятые меры, правду скрыть все же не удалось. Россия была потрясена случившимся. Вот уже более ста лет после Нарвы, как русская армия не проигрывала ни одного генерального сражения. Привыкшие к непрерывной череде побед Румянцева и Суворова, россияне были оглушены позором Аустерлица. Уже на следующий день австрийский император, почти не читая, подписал все, что продиктовал ему император французский. Первым делом Наполеон велел Францу в двухнедельный срок изгнать с территории Австрии русские войска. Франц согласился безропотно.

В Лондоне, узнав о постигшей коалицию катастрофе, умер премьер Вильям Питт-младший.

– Сверните карту Европы! – прошептал премьер-министр своим секретарям. – Она не понадобится теперь в течение десяти лет!

Это были его последние слова. У главы британского кабинета перед смертью полностью отнялась речь, а взгляд умирающего был столь тосклив и горестен, что местные остряки, не без оснований, прозвали его взглядом Аустерлица…

Вскоре известия о страшной трагедии Аустерлица достигли и Корфу. Все – от командующего до последнего матроса – ходили несколько дней как потерянные. В знак траура на кораблях приспустили Андреевские флаги…

Пока Европа приходила в себя, Наполеон не терял времени даром.

– Надо успеть ощипать курицу, пока она не успела кудахнуть! – заявил он многозначительно и, вооружившись карандашом, начал наскоро кроить государственные границы.

К Франции были сразу же пририсованы Венеция и Истрия, Фриуль, Далмация и Катторо. Королем Неаполя вместо ничего не значащих Бурбонов посажен младший брат Жозеф. Пятнадцати германским князькам было велено по-быстрому объединяться в Рейнский союз и переходить в вассальную зависимость к Парижу. Себя Наполеон объявил протекторатом образованного союза. Так внезапно одним лишь росчерком пера прекратила свое более чем тысячелетнее существование Священная Римская империя. Франц Первый беспрекословно сложил с себя титул ее властителя. При всем при этом к России Наполеон отнесся более чем любезно:

– Передайте императору Александру, что нам более незачем воевать друг с другом! – сказал он отпускаемому из плена князю Репнину. – Мы сможем еще сблизиться! Пусть он лишь пришлет своего уполномоченного в Вену!

Но Александр Первый Наполеона ответом не удостоил. Он был все еще потрясен Аустерлицем, что вести какие-то переговоры был просто не в состоянии. Бывший в те дни при нем генерал Энгельгарт впоследствии вспоминал: «До того он был кроток, доверчив, ласков, а теперь сделался подозрителен, строг до безмерности, неприступен и не терпел уже, чтобы кто говорил ему правду».

Свой гнев российский император обрушил не только на Кутузова, которого он отныне не желал даже видеть, но и на самых ближайших соратников. В один день были уволены вчерашние любимцы Чарторыжский и Лонжерон, разжалован в солдаты плененный и безвинный генерал Пржибышевский. Сам Александр при этом упорно повторял:

– Я еще возьму реванш за Аустерлиц, чего бы мне это ни стоило! Пусть Австрия вышиблена из союза со мной, нам поможет Фридрих Вильгельм! В старой Пруссии еще жив дух Великого Фридриха!

Направляя в Париж на переговоры с Наполеоном своего посланника Петра Убри, Александр велел ему:

– Подписывай там что хочешь, я все равно ничего и никогда не ратифицирую!

8 июля 1805 года Убри уже подписал в Париже договор о дружбе на вечные времена, буквально спустя неделю сам Александр скрепил своей личной подписью декларацию об антифранцузском союзе с Пруссией. Договор же Убри российский император, выдержав еще двухнедельную паузу, отказался ратифицировать наотрез. Наполеон поначалу поддался на уловку Александра и даже решил вернуть армию во Францию, но, узнав о российском демарше, решил все пока оставить на своих местах.