БИТВА ЗА ХАОС
Шрифт:
Вот почему речь идет даже не о конце очередного третьего поколения, не об очередном локальном витке, а о конце куда более развернутого цикла, включающего в себя много «вечных возвратов». Можно сказать больше: речь идет о завершении этапа под названием «арийское человечество» и существующее сейчас странное энтропийное равновесие, сочетающее самый высокий уровень жизни из всех когда-либо достигавшихся, с невиданными темпами старения и вырождения при полной деградации всех религиозных систем, — тому полное подтверждение. Арийское человечество достигло всего о чем мечтало. Оно уже ничего не хочет. Гигантский маркетинговый аппарат призван совершенными приемами навязывать ему ненужные товары и услуги, а иначе — никак. Арийцы совершают не поступки, а гешефты. Они променяли килограмм золота на тонны бумаги с цифрами. Они прошли и перепробовали всё — от рабовладения и феодализма до социализма и коммунизма. Они имели множество религиозных систем и последовательно отвергали каждую из них. Стали ли они счастливыми? Поставим вопрос по-другому: сделал ли прогресс их счастливыми? Знаете, самые устойчивые семейные союзы те, что заключаются по любви или по расчету. Но понятие «устойчивость» и «счастье» далеко не всегда совпадают. Да, современная система устойчивая, в ней отсутствует классовый антагонизм, т. е. то, чего так боялись марксисты. Подавляющее большинство заинтересовано в её существовании, но счастливо ли это большинство? И если да, то почему депрессивные расстройства оттесняют на вторые роли сердечно-сосудистые и онкологические заболевания? Ведь депрессивный человек не бывает счастливым. Депрессия одинаково косит и лузеров и миллиардеров. Депрессия всегда сопутствует вырождению, поэтому имеет своей обратной стороной резкий рост употребления наркотических веществ. Депрессия — это черная тень современной цивилизации. Так растет общая энтропия, пока что замазываемая ростом потребления энергии. «Тень царицы мира», как говорил Феликс Ауэрбах. Но энергия добываемая или перерабатываемая человеком, почти во всех случаях, рано или поздно, превращается в тепло. По статистике, за последние 150 лет производство всех видов энергии увеличивалась вдвое примерно через каждые 30 лет и если мы даже откроем принципиально новые источники дешевой энергии, всё равно примерно через 200–250 лет перегрев среды обитания человека достигнет такого уровня, при котором ничто живое просто не сможет существовать. Количество вырабатываемой нами теплоты примерно сравняется с количеством солнечной энергии достигающей поверхности земли. Реальный критический срок наступит гораздо раньше. Вспомним также, что у арийцев есть много легенд связанных со смертью или переупорядочиванием вследствие перегрева, возьмём хотя бы птицу-Феникса или книгу «Апокалипсис». Этот процесс нельзя назвать необратимым, выброс тепла можно резко сократить, но в том-то и дело, что сам человек — это такая тепловая машина, которая ежегодно перерабатывает количество «топлива» значительно превышающее его собственный вес. [502]
502
О том как биологическая эволюция связана с термодинамикой вообще, можно судить по известному факту: чем сложнее биологический организм, тем выше его КПД как тепловой машины. Самая совершенная тепловая машина — человек.
Давайте задумаемся — стал бы человек человеком, если бы вместо того чтобы заниматься собой, он бы занялся «исправлением» других приматов? Чтобы более явственно прочувствовать этот вопрос, обратим внимание на интересный парадокс: ариец — это наиболее эстетически выраженная биологическая структура на Земле, в то время как другие приматы, причем не более отдаленные лемуры, а относительно близкие обезьяны, считаются у нас существами довольно-таки отвратительными. Мы привыкли к выражениям «морской волк», «хитрая лиса» или «светский лев», но вряд ли кому-то понравится, если его назовут светской или морской обезьяной, хотя обезьяна на эволюционной лестнице стоит куда выше льва или волка. Раньше за такое вмиг бы вызвали на дуэль, а сейчас могут затаскать по судам защищающим «честь и достоинство». Вообще, сравнение с обезьяной считается одним из наиболее оскорбительных из «животного ряда», но странным это может показаться только на первый взгляд. Обезьяна — это некое зафиксированное воплощение недочеловечества, обезьяна — это биологически нереализованная возможность стать человеком. Вот почему быть тигром, львом или медведем (т. е. обычным зверем) с позиции арийца куда почетнее чем обезьяной. Обезьяна — это как бы «неудачник эволюции». Поэтому наезды на Дарвина толп религиозно-озабоченных относительно того, что за весь отслеживаемый период ни одна обезьяна не «очеловечилась», довольно смешны. Такие события не происходят дважды и с таким же успехом можно наехать на физиков: почему, мол, до сих пор не произошел еще один Большой Взрыв, а у биологов спросить, почему до сих пор не возник еще один генетический код. [503] Здесь как в жизни человека: одно рождение, одно детство, одна молодость, одна старость, одна смерть. Первый и последний пункт всегда гарантированы, остальные «системные этапы», а их значительно больше чем мы назвали, — нет.
503
Да, кстати, а почему не возник? Ведь сейчас в мире есть миллиарды тонн сложных биологических веществ, а не каких-то там простейших аминокислот. Почему за 2 миллиарда лет они никак не «скомпоновались» по-новому? Ведь в момент возникновения генокода условия были куда хуже и, следовательно, вероятность гораздо ниже. Вообще тем кто занимается изучением абиогенеза, я бы советовал всегда помнить, что случайность сама по себе ничего не объясняет.
По этой же причине, одно из самых здоровых арийских чувств — ненависть ко всем формам уродства и антиэстетики вообще. Ведь опять-таки, имбецил или даун гораздо больше похож на человека чем кот или носорог, чисто внешне — это практически одно и то же, но что-то я не слышал чтобы люди восхищались красотой даунов или идиотов. Причины те же: воплощенный урод — это невозможность стать человеком, это пародия на человека, это — античеловек. Это ошибка природы. Такой арийский подход резко контрастирует с толерантным отношением к уродами у неарийцев и недочеловеков. Но может ли недочеловек победить человека, пусть даже эта победа и приведет к его собственной гибели? В предыдущей главе, мы приводили в пример предположение Винера, он считал что Бог может проиграть человеку вооруженному машиной. А если машиной будет вооружен недочеловек? Ведь как было вначале? Человек начинал войну как и животные — с контактного боя. Руки, ноги, когти, зубы. Потом кто-то додумался взять палку и сразу же получил преимущество, так как можно было вести бой уже на расстоянии, пусть и минимальном. Затем начали бросаться камнями. Расстояние еще более увеличилось. Затем появилось копье, а несколько позже — революционное изобретение — лук. Теперь можно было поражать противника с большого расстояния. Сейчас мы дошли до такой степени развития, что можно уничтожать десятки, если не сотни миллионов, выжигать целые страны, сидя в теплом и удобном бункере и просто нажимая кнопки. А затем получать из космоса качественные фото с изображение обработанной местности. И личные характеристики нажимающего не имеют никакого значения. Это может быть человек или недочеловек, черный или белый, атеист или верующий, здоровый или смертельно больной, урод или альфасамец. Характеристики уничтожаемых также не важны, тот кто нажимает кнопки в бункере может и не знать куда полетят ракеты, а если даже и узнает, то вряд ли будет испытывать разного рода угрызения: когда смерть, пусть и массовая, гуляет где-то далеко, с бункера, заставленного цветными LC-дисплеями, она воспринимается не более чем элемент компьютерной игры. Можно ли это считать нормальным? Кто воспользуется триумфальными достижениями интеллектуалов? Вам может показаться, что главные враги белой расы — цветные, но это не может считаться правильным. Главные враги белого — другие белые, белая система вообще, точнее — системные ошибки и изъяны в ней существующие. Вот потому-то цветные в ней так удобно себя чувствуют, и если вам она обеспечивает просто существование, то им — рост. Более того, низкий уровень системности белых позволяет цветным перехватывать рычаги управления. Вот мы и подошли к ситуации, когда не можем больше доминировать, кроме как над себе подобными. Цветные это тоже чувствуют. И действуют. Сообразно обстановке.
Интеллектуалов можно сравнить с культурными героями, они давали людям средства позволяющие забираться все выше и выше по лестнице прогресса. Но культурный герой, в своем радикальном воплощении, ни во что кроме себя не верит. Его действие — это бунт против Бога, это сознательное нарушение существующих представлений, это сознательная работа на рост энтропии. Интеллектуалы всё время имели некую подсознательную мечту и она состояла в том, чтобы подойти к Богу вооруженным, считалось, что так нам будет легче получить то, что мы хотим. Мы хотели знаний и мы их получали, затем с помощью полученных знаний мы получали другие знания и так далее. Философы, с небольшим запаздыванием по отношению к полученным знаниям, пробовали объяснить сущность бытия, осмыслить происходящие процессы, но особенность нашего времени в том, что объяснить всё будет с каждым днем все труднее и труднее, в эпоху «конца времен» на поле выходят все игроки, даже те, про которых давно забыли. Используется не только всё самое передовое, но и реанимируются древние доктрины, в общем, для Последней Битвы собираются все резервы и излишне говорить, что Битва не будет идти по каким-то заранее установленным правилам.
Пока что этого видеть не хочется. Контуры будущей Битвы замазываются ослепительным сиянием люминесцентных ламп гигантских магазинов и хотя с одной стороны очевидно, что интеллектуальный прогресс нас совершенно явно убивает, с другой стороны — в нём удобно. И хотя все его критикуют, никто добровольно от него не откажется. Более того, даже самые отсталые индивиды верят в интеллект, они верят (причем эта вера пока вполне обоснована!) что завтра мы будем жить еще лучше, что всё больший объем работ будут выполнять машины, что медицина победит-таки все болезни, научится продлевать молодость и жизнь вообще, что появятся новые продукты и новые развлечения. Для достижения подобной цели индивид готов почти на всё. Он готов больше работать, главное чтобы работа была не слишком грязная и тяжелая, он готов к тому, что его государство будет накрыто мощной полицейской вертикалью, он готов перейти на искусственную питьевую воду, он готов дышать воздухом через кондиционер с озонированием, он готов лежать на пластмассовой траве под пластмассовыми фикусами и пальмами завешанными пластмассовыми кокосами, загорать не на солнце, а под ультрафиолетовыми лампами, купаться не в отравленных реках и морях, а в экологически чистых (как ему говорят) хлорированных голубых бассейнах, он готов жрать генетические модифицированные продукты, он готов ограничить свою свободу до уровня отсека в офисе и личной квартиро-ячейки за которую будет расплачиваться всю жизнь и не факт что расплатится. Он готов связать себя бесчисленными табу, нарушить которые боится больше всего, ибо за это следует самое страшное наказание — изгнание из системы, отторжение от энергетического и (самое главное!) информационного канала. Он впадает в стресс, если неожиданно заканчивается счет на мобильном телефоне и в длительную не проходящую депрессию с явным суицидальным оттенком если его выбрасывают с работы, ведь он за всё должен. Он решает свои эмоциональные проблемы с помощью таблеток, которые глотает по любому поводу. Это дешевле всего и не требует энергетических усилий. Нет, мы не говорим что все сейчас живут именно так. Но то, что всё большее и большее число людей втягивается в этот мертвый мир — несомненно, а для многих это мечта чуть ли не с раннего детства. Оруэлл, давая свою рецензию на «Майн Кампф» писал: «Социалист огорчается, застав своих детей за игрой в солдатики, но он никогда не сможет придумать, чем же заменить оловянных солдатиков; оловянные пацифисты явно не подойдут. Гитлер, лучше других постигший это своим мрачным умом, знает, что людям нужны не только комфорт, безопасность, короткий рабочий день, гигиена, контроль рождаемости и вообще здравый смысл; они также хотят, иногда, по крайней мере, борьбы и самопожертвования, не говоря уже о барабанах, флагах и парадных изъявлениях преданности. Фашизм и нацизм, какими бы они ни были в экономическом плане, психологически гораздо более действенны, чем любая гедонистическая концепция жизни». [504] Был ли он прав? Если у кого-то есть сомнения, настоятельно рекомендую вспомнить одно из правил главной и пока что еще свободной информационной империи — интернета, сформулированное Майком Годвином в 1991 году: «As a Usenet discussion grows longer, the probability of a comparison involving Nazis or Hitler approaches one» («когда дискуссия в интернете длится долго, вероятность сравнения с нацизмом или Гитлером стремится к единице»). Иными словами, аскетический мрачный национал-социализм вероятнее всего оказывается последним аргументом. Он не идеален и может даже не оптимален, но его все помнят, ибо он — зафиксированная нереализованная возможность стать сверхчеловеком.
504
George Orwell. Review of Adolf Hitler’s Mein Kampf. New English Weekly (21.03.1940)
Война будет, можете даже не сомневаться. Её можно считать предопределенной на 100 % из-за ограниченности ресурсов. И самое разумное что можно предложить — уже сегодня начать к этой войне готовиться. Создавать «мобы» и базы в лесах и горах. Обзаводиться оружием, — во время бифуркации документов у вас никто не спросит, главным «документом» будет сам факт его наличия. Контролировать собственную энтропию во всех аспектах. Работать только для себя и для своей расы. Помогать только своим. Готовить перспективную молодежь. Война, это ведь, в общем, игра, но не совсем обычная. Под определение игры она попадает потому, что является суммой ходов — ваших и вашего противника. Худший вариант — война всех против всех, он возможен, но практика показывает, что такая война не может продолжаться долго, так как энергетические возможности одного человека или небольшой группы людей существенно ограничены. И отработать стратегию такой войны сложнее всего. В более реальном случае, в войне больших групп объединенных тем или иным признаком, нужно придерживаться определенной стратегии, во всяком случае, повышающей шанс на победу. Примером типовой игры-войны могут служить шахматы. Смотрите сами: количество фигур у игроков изначально одинаково и расставлены они одинаковым образом. Театр военных действий — 64 клетки
шахматной доски. Единственное видимое преимущество одной из сторон, это то, что белые ходят первыми, но с позиции теории современных шахмат, это преимущество только кажущееся: с одной стороны оно дает вам возможность сделать ход первым, с другой, этот ход видит противник. Поскольку все фигуры ходят по строго определенным правилам на ограниченной площади, то все возможные комбинации там можно просчитать, а значит и подобрать оптимальную стратегию позволяющую вам по крайней мере не проиграть. Это доказано тем, что машина уже обыгрывает лучших гроссмейстеров. И шахматы, как таковые, нам интересны только потому, что наш мозг все эти комбинации контролировать не может, иначе вся игра превратилась бы в простое передвигание фигур, с заранее предсказуемым (ничейным) результатом. Но даже на уровне такой строго регламентированной игры, можно показать по каким принципам достигается победа. Винер по этому поводу пишет: «В общем случае игровой автомат может быть использован для автоматической реализации любой функции, если этот процесс подчинен четко выраженному критерию эффективности. В шашках и шахматах этот критерий сводится к выигрышу, достигаемому согласно установленным правилам. Правила эти, в корне отличные от норм доброжелательности, просты и безжалостны. Это не вызывает сомнений даже у тех одаренных детей, которые способны уловить дух этих правил, мимолетно прослеживая события, развертывающиеся на шахматной доске. Игрок может порой испытывать сильные сомнения относительно выбора лучшего пути к победе, но у него нет ни малейших сомнений в том, нужно ли выигрывать или проигрывать». [505] В реальной войне, в реальном противостоянии, вся эта схема выдерживается. Арийцы побеждали именно тогда, когда у них не было сомнений в необходимости победы, хотя они могли спорить по поводу оптимального движения к этой победе, когда все их войны велись «просто и безжалостно». По мере накопления энтропии и избыточности внутри расы, их степень свободы существенно сузилась, теперь каждое действие тормозилось различными ограничениями, количество которых росло и продолжает расти. Т. е. арийцы и сейчас могут победить кого угодно если будут использовать свое военно-технологическое преимущество в полном объеме, но злой парадокс состоит в том, что использовать они его не могут. Избыточные и высокоэнтропийные им этого сделать не дадут. Арийцы сейчас напоминают неопределенность типа «бесконечность умноженная на ноль». Вот поэтому мы и говорим, что главный враг расы находится внутри, а не вовне её. Представьте, что во время матча за шахматную корону, внутренний голос чемпиона мира начал бы ему говорить: «не трогай чужого коня, это жестоко!» или «не ставь шах, это не толерантно по отношению к противнику, он ведь тоже человек!» и чемпион бы начал этому голосу повиноваться. С каким результатом закончилась бы игра? Так вот, сейчас таких «внутренних голосов» внутри расы куда больше чем тех, которые подсказывают что нужно побеждать любым энергетически выгодным способом. Перефразируя Винера, точнее — заменив слово «машина» словом «раса», можно сказать, что когда вы ведете войну и настраиваете расу так, чтобы она играла на выигрыш, вы получите его — если получите что-либо вообще, — но при этом раса не обратит ни малейшего внимания на любые соображения, за исключением тех, которые, согласно установленным стратегиям, приводят ее к выигрышу. Тот же Винер привел у себя знаменитое наблюдение, согласно которому хорошие генералы воюют так, как воевали в последней войне, а плохие так, как воевали в предпоследней. Именно поэтому сейчас деградируют классические армии больших «вертикальных» государств. Так СССР проиграл войну полупервобытному Афганистану, а Россия — оба раза Чечне; так Америка залезла в Ирак и Афганистан и уже четвертый год не знает как оттуда вылезти, повторяя все внешнеполитические ошибки позднего Советского Союза. По сути, армии, как инструмент доминирования, закончились. Американцы хотели иракскую нефть? Ну и много они получили? Россия хотела доминировать в Чечне, но итогом стало доминирование чеченцев в России. И первое и второе — вполне закономерно. Маленькие «сбитые» системы с целью, спокойно противостоят формально превосходящим, но неупорядоченным системам без целей.505
Машина, в данном случае шахматный компьютер, просто запрагроммирован на принятие самого оптимального решения. Мы говорили про цветных, в которых «зашиты» базовые программы позволяющие им выживать. Эти программы тоже сильно отдалены от «норм доброжелательности, просты и безжалостны». Белые, в которых эти программы невыражены, периодически сталкиваются с тотальной угрозой своему существованию, но выживали они всегда только тогда, когда начинали действовать «просто и безжалостно», правда, в отличии от цветных, максимально использовали свой интеллект.
Мы отлично понимаем, что многие происходящие сейчас вещи трудно принять, но таковы реалии конца исторического витка. Хвататься за прошлое бесполезно, время нельзя затормозить и прокрутить еще раз. Многое придется пересмотреть, а от многого отказаться. Ничего неприличного здесь нет, отказались ведь физики от однозначного позитивизма, заменив формулу «истинно то, что подтверждается», на «истинно то, что не противоречит». Когда обнаружилось что «классическая» (аристотелевская) логика не действует, её тоже выбросили долго не раздумывая. Например, по Аристотелю часть должна быть всегда меньше целого. Но в 60-е годы физики пришли к выводу, что кварки состоят из таких же самых кварков. Аристотеля тут же отодвинули. Нет, он конечно прав, но только в своем классе задач. Затем было доказано, что кварки (состоящие из других таких же кварков) никогда не смогут быть получены в свободном виде. Так было «опытным путем» подтверждено существование кантовской «вещи в себе», которая никогда не будет получена экспериментально, но в то же время никогда не будет противоречить эксперименту. Отказавшись от догм старой философии физики достигли сенсационных результатов. [506]
506
Сейчас в существовании кварков не сомневается ни один серьезный ученый. Относительно того являются ли они «вещью в себе» у физиков и философов существуют расхождения во мнениях. В 70-е годы было показано, что особо энергичные электроны рассеиваются на кварках в составе протона по отдельности, а не на всем протоне, т. е. их принципиально можно изучать отдельно хотя и нельзя выделить из системы, куда они входят
С биологией было немного не так. Биология, как наука более приближенная к человеку, оказывалась куда консервативнее, что в общем-то правильно, ошибки в ней чреваты либо смертью, либо потерей расовой идентичности. Биология — это третье поколение упорядочивания (после физики и химии), биология — это жизнь, а жизнь, это возможность работать на уменьшение энтропии. И формально недоказуемых истин в биологии будет скорее всего гораздо больше чем в физике. Физика — это прежде всего эксперимент, биология — практика, жизненный опыт. Используя этот опыт, арийский человек приобрел свои окончательные очертания, навсегда покинув ряды обезьяноидов, хотя никаких конкретных биологических знаний он не имел, да и вообще биология как целостная наука насчитывает всего 200–250 лет. Незнание биологии не мешало нам жить и развиваться, ибо у нас был опыт подтвержденный временем, сейчас биология переживает чуть ли не самый бурный рост, но раса деградирует, причем заметьте, биология причин деградации никак не объясняет. И не потому что не хочет, а потому что не может это сделать неким формализированным языком как в физике или химии. Биология не может объяснить, почему межрасовые контакты, сексуальные извращения и просто распущенность, ведут к деградации; с её позиций, всё это — вполне обычные формы поведения, при этом она хорошо объясняет почему, например, недопустимы близкородственные контакты. Отчаиваться не надо. Будем помнить, что мы сами и есть биология. И весь её опыт записан в каждом из нас. И звериный, и человеческий. Возможно — сверхчеловеческий.
Знаете, можно провести следующий опыт. Взять обезьяну, ну скажем, шимпанзе, и большой-большой мешок фишек на каждой из которой будет нарисовано по букве. Затем научить обезьяну выбрасывать эти буквы по одной, это, кстати, нетрудно сделать, а выброшенные буквы складывать последовательно. Чисто гипотетически может так случиться, что выброшенные буквы случайно сложатся в известное произведение, допустим, в «Фауста» или в «Песнь о Роланде». Конечно, вероятность этого мизерная, её можно подсчитать, хотя математики вряд ли оперируют подобными цифрами, даже при условии, что распределение букв в мешке будет такое же, как и распределение букв в полученном произведении, но всё-таки чисто умозрительно вероятность есть. Понято, что в реальности такое никогда не произойдет, но если бы произошло, мы бы расценили этот факт как удивительное, но всё же простое совпадение. Теперь изменим результат задачи. Допустим, что буквы случайно сложились бы не в «Энеиду» или «Божественную Комедию», а в некое новое произведение, невиданное по интеллектуальной глубине и поэтическому воплощению. Кто бы тут рискнул говорить об «удивительном совпадении»? И вряд ли в качестве автора полученного шедевра упоминалась бы обезьяна. В чем же разница — ведь в обоих случаях имел место как бы случайный процесс? А в том, что указанные нами поэмы в изначально были творениями человека, а буквы выброшенные обезьяной просто выпали соответствующим образом; второй же случай представляется принципиально немыслимым потому, что для создания произведения такого класса требовался бы замысел и этот замысел оказывался бы нечеловеческим. Первый случай — простое совпадение c тем что уже есть и его можно было бы объяснить, второй — рождение принципиально нового и объяснить мы его не могли бы никак, во всяком случае, о совпадении речь бы не шла. [507]
507
Нереальность этого опыта, при его кажущейся принципиальной возможности как раз и показывает ограниченность вульгарного детерменизма.
Но тем не менее аналог такого случая тоже был. Речь, конечно, идет о возникновении арийского человека, который тоже есть продукт эволюции животного мира. Т. е. на определенном этапе «обезьяна» вдруг получила возможность создавать. Сначала примитивные вещи, но потенциально — почти всё. Или всё. Мы не знаем границ своих способностей. Как это произошло? Биолог объяснит всё мутациями, адаптациями к среде, появлением навыков коллективного поведения, но объяснение это вряд ли будет полным. Мало ли мутаций и эволюционных скачков было до и после? Но почему-то только эта привела к столь сногшибательным последствиям. И этот переход не менее важный, чем возникновение вселенной или генетического когда, ведь белый человек получил возможность управлять энтропией, а весь т. н. прогресс — как раз и есть развитие способов управления. Люди это поняли на самом раннем этапе своего существования. Именно управление дало им возможность «преодолеть в себе животное» и обособиться от животного мира, чтобы чуть позже научиться управлять им по своему усмотрению. Но человеком «по-науке» управлять не получалось. Вот почему рушились или оказывались изначально несбыточными все проекты создания некоего «оптимального и справедливого мира». Это — в лучшем случае. А в худшем — «светлое царство» быстро оборачивалась тюрьмами, концлагерями и братскими могилами. Вот почему строители будущего белого порядка должны быть очень осторожны, чтобы вновь не «перерегулировать» и не сотворить очередную всемирную зону, пусть даже сытую и довольную, откуда людям будет просто некуда бежать и, в соответствии со вторым законом, энтропия вырастет до тех значений, при которых порядок разлетится на миллионы мелких хаосов, после чего начнется длительная война всех со всеми. Люди должны понять, что они сами — основа любого порядка, а качество этого порядка — это их суммарное качество. Бессмысленно взывать к вождям. Вождь, какой бы он ни был, это один человек и всё что он может сделать — выдерживать некую оптимальную и устраивающую большинство систему регулирования. Но разве это наша цель? Наша цель — арийский рост и для достижения её нужно задействовать совсем другие приемы. Путь к арийской свободе ведущей в сверхчеловечество — это непрерывное избавление от тысячи мелких рабств, а государство работающее на арийский рост — невозможно, пока человек сам не станет способным управлять собственной энтропией. И здесь никакой фюрер не поможет. Единственное что он может сделать, это избавить мир от тех, чья энтропия превысит предел установленный его волей. Но многих ли устроит такой расклад? Устойчивый рост арийской системной машины подразумевает предельно допустимую надежность каждого арийца, ведь он — звено этой машины. Да, можно построить надежную машину из ненадежных компонентов, но простой надежности мало. Надежность нужна для выживания и устойчивого существования. Мы рассказывали о надежных цветных системах, их надежность дает возможность паразитировать на белых и не исключает возможности полного уничтожения белой системы вообще, но для развития нужно нечто гораздо большее. Арийский человек сам должен непрерывно развиваться — это основной закон попадания в сверхчеловечество. Сверхчеловечество — это надежная машина из надежных компонентов. Общего качественного роста не может быть, пока не будет расти каждый, пока рост каждого не будет работать на свою систему и, одновременно, против чужой системы. Можно придумывать сотни самых логически выверенных программ, можно произносить вдохновенные речи и провозглашать правильные возвышенные принципы, можно даже выставить себя богом в глазах толпы, она быстро начнет облизывать вам руки и целовать коврик по которому вы прошли, она будет молиться на ваши портреты и возможно начнет бездумно бросаться на указанных вами врагов, к этому её тоже долго приучали, но законы природы так не обманешь, они очень быстро дадут о себе знать и покажут каждому его истинное место. И вождю, и толпе. Законы природы — это безжалостный срыватель масок, противостоять которому невозможно. Они достанут вас во всех закоулках и норах куда вы вздумаете скрыться от «ужасающей реальности».
До сих пор особенностью арийской расы была способность совершить качественный скачок в сознании и в поведении лишь тогда, когда потеряно всё. По существу, первое поколение это и есть поколение людей которые всё потеряли. Это, безусловно, не достоинство, но это дает возможность роста, ибо поскольку люди ничего не имеют, им нечего терять. Это откат вниз, но это не окончательное падение. Это — защита, но не капитуляция. Сознание арийца амбивалентно: он явно ненавидит порядок, государство, вертикальные связи, но в то же время мечтает об идеальном или идеализированном варианте государства, порядка и вертикальных связей, желая стать их гармоничным элементом. Хаос и порядок борются в каждом арийце, ибо даже самый ярко выраженный нарцисс точно знает что он несовершенен. Тот в ком этот внутренний антагонизм отсутствует, утрачивает эволюционный потенциал и его потомки вряд ли когда-то станут сверхчеловечеством. Эта внутренняя война идущая в каждом, может убить расу, но она же может вывести её на принципиально новый уровень. Ариец эволюционирует, а потому нестабилен. Прорыв в сверхчеловечество — самая рискованная партия в которую когда-либо играли, но и ставка беспрецедентна. Была бы она ценной, если бы её можно было просто прийти и взять? И станет ли тогда сверхчеловек феноменом?