Битва за Новороссию

Любопытно, что это сражение, равно как и другие действия Лиманской эскадры, замалчивались советскими историками. Зато было существенно преувеличено сражение 29 июня 1788 г. у острова Фидониси (остров Змеиный). Русской эскадрой командовал адмирал Марк Войнович, а ее авангардом – бригадир Федор Ушаков. Замечу, что оный граф в 1771 г. был обычным архипелажным пиратом. Марк, представившись графом, попросился на службу к графу Орлову. Последний сам получил титул за удар вилкой в императорское горло в 1762 г. в Ропшинском дворце и потому не стал оспаривать титул Войновича. Однако к 1788 г. бравый пират обрюзг, растолстел, а главное, стал большим трусом.

Бригадир Ушаков применил у Фидониси новую тактику, отказавшись от традиционной «линии Госта». Однако ни о каком разгроме турецкого флота говорить не приходится. Произошла перестрелка на дальних дистанциях, после чего флоты разошлись.

Между тем генерал-фельдмаршал Григорий Потемкин осадил Очаков, который в 50—60-х годах XVIII века был сильно укреплен французскими инженерами. Опасаясь неудачи, Потемкин не желал идти на штурм крепости, а хотел уморить турок голодом.

Суворов требовал немедленно штурмовать крепость, а, получив категорический отказ, не стесняясь, острил перед генералами: «Я на камушке сижу, на Очаков я гляжу». Естественно, доброжелатели немедленно доводили эти остроты до светлейшего. Не менее язвительно высказывался и Румянцев: «Очаков – не Троя, чтоб его десять лет осаждать». Фраза Румянцева охотно цитировалась как в Царском Селе, так и в ставке Потемкина.

А между тем русская армия под стенами Очакова несла огромные потери от холеры, дизентерии и других болезней.

6 декабря 1788 г. Потемкин был вынужден послать войска на штурм.

Потемкин был прекрасным администратором, однако посредственным полководцем. Но в его армии был Суворов. 21 июля 1789 г. Суворов разбил турок у Фокшан, а 11 сентября – у Рымника. Теперь русские и австрийские войска могли смело идти на Стамбул.

Но, увы, главнокомандующий русской армией был озабочен не столько войной с турками, сколько интригами против Суворова. Ну а австрийские генералы вообще не желали взятия Константинополя. Их целью были несколько второстепенных турецких крепостей на Балканском полуострове в надежде присоединения куска славянской земли к Австрийской империи.

В 1790 г. эскадра Ушакова одержала несколько побед над турками: в июне у Керченского пролива, 28 августа у Гаджибея, наконец, 31 июля 1791 г. состоялось сражение у мыса Калиакрия (недалеко от Варны).

Везде успех Ушакова бесспорен. Так, в сражении у Гаджибея турецкий корабль «Капудания» взлетел на воздух, а корабль «Мелеки Бахра» был взят русскими в плен и после ремонта в Херсоне вступил в строй под названием «Иоанн Предтеча». Но, увы, в сражениях у Керченского пролива и у мыса Калиакрия ни одна из сторон не имела потерь ни в кораблях, «ни в крупных судах» [52] .

52

Потери малых судов – вопрос темный и достаточно спорный.

Следует отдать должное созданной в 1798 г. русской военной Дунайской флотилии. Осенью 1790 г. русские войска с помощью судов Дунайской флотилии овладели рядом турецких крепостей на Нижнем Дунае – Тульчей, Исакчей и др. Самым крепким орешком стала крепость Измаил. Но и ее 10 декабря 1790 г. взял штурмом Суворов, опять же, при огневой поддержке судов Дунайской флотилии.

Турки были вынуждены заключить 29 декабря 1791 г. в местечке Яссы мир с Россией. Договор подтверждал Кючук-Кайнарджийский договор 1774 г., Акт 1783 г. о присоединении Крыма и Кубани к России и все другие предшествующие русско-турецкие соглашения. Новая граница между договаривающимися сторонами устанавливалась на юго-западе по Днестру. В соответствии с договором правительство Турции отказывалось от претензий на Грузию; обязалось не предпринимать каких-либо враждебных действий в отношении грузинских и кубанских земель; в целях обеспечения интересов русской торговли в Алжире, Тунисе и Триполи вознаграждать русских купцов за все убытки, которые могут быть причинены им корсарами – подданными Порты.

Как и Кючук-Кайнарджийский мир, Ясский мирный договор не удовлетворял ни Россию, ни Турцию. Окружение султана не могло примириться ни с потерей Крыма и Очакова, ни с русским флотом на Черном море. Россия ногою твердою встала у Черного моря, но так и не получила права свободного выхода из него. Для нашего флота Черное море стало озером. А в любой момент из Босфора могла выйти турецкая или иная неприятельская эскадра, напасть на русские города на побережье и высадить десант.

Не были довольны миром и народы, жившие у берегов Черного моря. Крымские татары мечтали вырезать на полуострове гяуров и вновь начать грабежи русских и малороссийских земель. Горцы на Кавказе также хотели избавиться от русских, а греки и славяне, населявшие Балканский полуостров, в свою очередь мечтали избавиться от турок и обращали взоры на Россию.

Ясский мир, подобно Кючук-Кайнарджийскому, должен был стать лишь передышкой между войнами. Однако ход событий изменили большие перемены в Париже и Петербурге.

Тут следует сделать маленькое отступление. Видимо, у читателя возник естественный вопрос – почему в отношениях России и Турции в XVIII веке автор упоминает только о войнах. А что, в промежутках между ними не было взаимовыгодной торговли, культурного обмена?

Да, сразу после окончания войны через Проливы в обоих направлениях пошел поток товаров, на порядок превышавший товарооборот в самые благоприятные времена XVII века. Ширились культурные связи. Но все сие касается не турок, а турецкоподданных греков. Те на 95 % монополизировали торговлю с Россией.

Но вот ассоциировать греческих купцов и судовладельцев с Османской империей перо не поднимается (точнее, пальцы к клавиатуре). Те же мирные «турецкоподданные» при всяком удобном случае обращали свои суденышки в грозные корсарские суда и топили и резали всех встреченных басурман.

Весь же культурный обмен России касался лишь греков и славян. Русские иерархи и паломники постоянно посещали греческие и палестинские монастыри. В Грецию и на Балканы доставлялось множество русских книг, как церковных, так и светских, а обратно, учиться в Москву и Санкт-Петербург, ехали сотни греческих и славянских юношей.

Увы, турки не желали ни читать наши книги, ни учиться. А турецких религиозных эмиссаров, проникавших в русские области, населенные мусульманами, как правило, рассматривали как шпионов и бунтовщиков.

Глава 5. Очищение Дикого поля

Сейчас украинские историки буквально выбиваются из сил, пытаясь доказать, что Дикое поле до прихода русских было процветающим и густонаселенным регионом. Наиболее рьяные националисты утверждают, что там-де были земли «Украинской державы» с городами, селами, развитой экономикой и инфраструктурой. Понятно, что такой категории историков доказательств не требуется. Главное, чтобы версия полностью соответствовала интересам нынешней власти.

А умеренные историки, как те же Мирошниченко и Удовик, пытаются придать хоть какое-то правдоподобие своим утверждениям: «В действительности причерноморские степи были достаточно плотно заселены кочевыми ордами и между ними вспыхивали усобицы за обладание пастбищами. Когда же ногайцев и других кочевников массово уничтожили или переселили в Зауралье, создалось впечатление, что Степь необитаема… Всего было переселено от 500 тыс. до 1 млн человек. Остатки ногайцев – свидетелей истории – были переселены после Крымской войны 1854–1856 гг. и Сталиным в 1944 г.» [53]

53

Мирошниченко Ю.Р., Удовик С.Л. Русь-Украина. Становление государственности. Т. I. С. 727.

Короче, все москали – злодеи, что Суворов, что Александр II, что Сталин. Итак, по мнению Мирошниченко и Удовика, Дикая степь была заселена «достаточно плотно». Вопрос, по сравнению с чем – с сельскими районами Франции или Германии в конце XVIII века или со степями Монголии и Синьцзяна в том же веке?

Замечу, что еще более агрессивно обвиняли Россию в выселении ногайцев целый ряд историков из числа тюркских экстремистов. Поэтому придется дать короткую справку. Ногайцы – это татары хана Ногая, отделившиеся от Золотой Орды около 1270 г. В XV–XVII веках ногайцы кочевали в заволжских степях и на территории современного Северо-Западного Казахстана.