Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
– Не желаю слышать ни одного упоминания об этом острове, – молвил Митридат, когда корабль нес его обратно в Галикарнас. – Скоро зима. Нет смысла тратить силы на войну с этими идиотами и шутами. Я должен заняться более важными вещами: продвижением сухопутных войск в Македонии и моего флота у греческих берегов. А что касается инженеров, сооружавших эту дурацкую самбуку, то пусть их казнят. Нет, не казнят, а кастрируют, вырвут языки, выколют глаза, отрубят руки и привесят на шею чашки для подаяния.
Митридат был в такой ярости, что двинул свою армию в Линию и попытался с ходу захватить Патару. Но когда он велел вырубить священную рощу, посвященную богине Латоне, мать Аполлона и Артемиды явилась ему во сне и велела отступить. На следующий день Митридат передал руководство военными делами своим подчиненным – в первую очередь незадачливому Пелопиду – и отправился
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
Известие об истреблении римских, латинских и италийских жителей провинции Азия достигло Рима раньше, чем сообщение о вторжении туда царя Митридата. Только через девять дней после последнего дня квинктилия принцепс Сената Луций Валерий Флакк созвал Сенат в храме Беллоны, за пределами померия – священной границы Рима, как это делалось в случае войны. Он зачитал присутствующим письмо от Публия Рутилия Руфа из Смирны:
Я отправляю эту эпистолу специально снаряженным быстроходным судном в Коринф и далее таким же быстроходным кораблем – в Брундизий и надеюсь, что восстание в Греции не помешает их путешествию. Гонцу приказано добраться из Брундизия до Рима как можно быстрее, двигаясь днем и ночью. Та огромная сумма, которую я потратил на отправку этого письма, получена мной от моего друга Мильтиада, этнарха Смирны. Он умоляет только об одном: чтобы Сенат и народ Рима не забыли его верную службу, когда провинция Азия будет опять принадлежать Риму, – а это обязательно случится.
Вероятно, вы еще не знаете о вторжении царя Митридата Понтийского, который ныне правит и Вифинией, и провинцией Азия. Маний Аквилий мертв, и эта смерть связана со многими ужасными обстоятельствами, а Гай Кассий исчез, и я не знаю куда. Четверть миллиона понтийских солдат находится западнее Тавра, Эгейское море запружено понтийским флотом, а Греция вступила в союз с Понтом против Рима. Я очень боюсь, что Македония полностью изолирована.
Но это не самое худшее. По приказу понтийского царя в последний день квинктилия все римляне, латиняне и италики в провинции Азия были вырезаны вместе со своими рабами. По моему приблизительному подсчету, убито около ста пятидесяти тысяч человек – восемьдесят тысяч граждан обоего пола и семьдесят тысяч рабов. Я избежал подобной участи благодаря отсутствию у меня статуса гражданина. Хотя думаю, что меня не тронули по специальному требованию Митридата. Прекрасная подачка собаке Гадеса! И сейчас я спрашиваю себя, все ли от меня зависящее я сделал, чтобы предотвратить резню римских женщин и младенцев? Они, кричащие, были оторваны от алтарей своих богов, и их тела лежали, разлагаясь, непохороненными – опять-таки по приказу царя Понта. Это чудовище теперь воображает себя царем мира, похваляясь, что вступит на землю Италии еще в нынешнем году.
Никто из оставшихся в живых восточнее Италии не отрицает, что подобное хвастовство оправдано в Македонии, и я – в отчаянии. Имеются сведения, что царь Митридат отправил сухопутную экспедицию против Фессалии и она уже проникла западнее Филипп, не встречая сопротивления. Мне больше известно о его деятельности в Греции, где понтийский агент по имени Аристион, захватив власть в Афинах, убеждает греков признать Митридата. Острова в Эгейском море – в руках понтийцев, их флот поражает своими размерами. Когда пал Делос, то еще двадцать тысяч наших людей были уничтожены.
Умоляю вас отнестись к моему письму как к намеренно краткому, не повествующему обо всем подробно. Вы обязаны сделать все, что только в ваших силах, чтобы не позволить этому дикарю Митридату сделаться царем Рима, – а такая опасность реально существует.
– Нам эта война не нужна, – сказал Луций Цезарь своему брату Катулу Цезарю.
– Нам, может, и не нужна, но она уже идет, – сверкнул глазами Гай Марий. – Война против Митридата! Я знал, что она должна была начаться. Поистине удивительно, что этого не случилось раньше.
– Луций Корнелий находится на пути в Рим, – сообщил цензор Публий Луций Красс. – Я вздохну с облегчением, когда он окажется здесь.
– Почему? – свирепо вопросил Марий. – Мы его не вызывали! Пусть заканчивает
войну с Италией.– Он старший консул, – ответил Катул Цезарь. – Сенат не может принимать далеко идущих решений в его отсутствие.
– Ха! – произнес Марий и вышел, ковыляя.
– Что это с ним? – недоуменно спросил принцепс Сената Флакк.
– А как ты считаешь, Луций Валерий? Он – старая боевая лошадь, почуявшая запах самой справедливой войны – войны с иноземцем, – отозвался Катул Цезарь.
– Но ведь он, конечно, не думает отправляться на эту войну, – сказал цензор Публий Красс. – Он слишком стар и болен.
– Нет, он не думает. Он просто-напросто туда отправится, – заключил Катул Цезарь.
Война в Италии была окончена. Хотя марсы формально никогда не признавали своего поражения, среди всех народов, которые выступили против Рима, они были разорены больше всех – едва ли хоть один взрослый марс мужского пола остался в живых. В феврале Квинт Поппедий Силон бежал в Самний и соединился с Мутилом в Эзернии. Он нашел Мутила жестоко израненным, в ужасном состоянии и вряд ли способным когда-нибудь вновь возглавить армию – у него была парализована нижняя половина тела.
– Я должен передать руководство Самнием тебе, Квинт Поппедий, – сказал Мутил.
– Нет, – вскричал Силон, – у меня нет твоего опыта руководства войсками, особенно самнитскими, и уж тем более я не обладаю твоим талантом полководца.
– Это еще не все. Мои самниты решили следовать за тобой.
– Неужели самниты действительно хотят продолжать войну?
– Да, но во имя Самния, а не Италии.
– Я понимаю. Однако ведь остался же хоть один самнит, способный повести их!
– Нет, Квинт Поппедий, это должен сделать ты.
– Ну что ж, очень хорошо, – вздохнул Силон.
Они не говорили вслух о том, что их надежды на независимость Италии рухнули. Не обсуждали они и то, что оба и так знали: если с Италией будет покончено, Самний не сможет победить.
В мае последняя повстанческая армия выступила из Эзернии под командованием Квинта Поппедия Силона. Она насчитывала тридцать тысяч пехотинцев и тысячу всадников и была усилена еще двадцатью тысячами вольноотпущенников. Большинство пехотинцев составляли раненые в предыдущих битвах, которые добрались до Эзернии – единственного безопасного места; Силон повел кавалерию за собой и прорвал кольцо римлян, сомкнувшееся вокруг города. Эта вылазка была неизбежной: Эзерния не могла долгое время кормить такое количество ртов.
Каждый выступивший в поход знал, что положение безвыходное, и никто не надеялся на победу. Самое большее, на что они могли рассчитывать, – это дорого продать свою жизнь. Но когда солдаты Силона взяли Бовиан и перебили там римский гарнизон, почувствовалось некоторое облегчение. Неужели оставался еще шанс? Метелл Пий и его армия расположились под Венузией на Аппиевой дороге, так что до Венузии путь был свободен.
И там же, под Венузией, состоялась последняя битва Италийской войны, завершившая странный круговорот событий, которые начались со смертью Марка Ливия Друза. На поле битвы под Венузией сошлись в единоборстве два человека, любившие Друза больше всего, – его друг Силон и его брат Мамерк. Пока самниты гибли тысячами, не в силах противостоять более опытным и сильным римлянам, Силон и Мамерк упорно сражались друг с другом. Наконец Силон упал. Мамерк стоял, глядя на марса со слезами на глазах и с поднятым мечом в руке, но все еще колебался.
– Прикончи меня, Мамерк, – задыхаясь, произнес Квинт Поппедий Силон, – ты должен отомстить мне за убийство Цепиона. Я не хочу идти в триумфальной процессии Поросенка.
– За Цепиона! – воскликнул Мамерк, пронзил Силона мечом и лишь затем безутешно оплакал его, Друза и горечь победы.
– Свершилось, – сказал Метелл Пий Поросенок Луцию Корнелию Сулле, который прибыл в Венузию, как только услышал шум битвы. – Венузия вчера сдалась.
– Нет, не свершилось, – мрачно отозвался Сулла, – это не может свершиться, пока Эзерния и Нола не покорены.
– А ты не подумал о том, – робко осмелился возразить Поросенок, – что, если мы снимем осаду Эзернии и Нолы, жизнь там войдет в нормальное русло?
– Уверен, что ты прав, – ответил Сулла, – и именно поэтому мы не снимем осаду с этих городов. Почему они должны выйти сухими из воды? Помпей Страбон не позволил этого Аскулу. Нет, Поросенок, Эзерния и Нола останутся в том положении, в котором они находятся сейчас. И если потребуется – вечно.
– Я слышал, Скатон мертв и пелигны сдались…