Битва за Рим

Проголодавшись, Друз перекусил хлебом, оливками и сваренными вкрутую яйцами в компании жены, которую посвятил кое в какие подробности. Зная, что жене свойственно отличающее всех Сервилиев Цепионов сословное высокомерие, он не мог предугадать, как она отнесется к тому, что ее золовка вступила в связь с потомком раба. Однако Сервилия слишком любила Друза, чтобы перечить ему. Она уже давно уяснила, что, вступая в брак, следует сразу решить, чью сторону принимаешь, и не стала огорчать Друза. Долгие годы проживания под одной крышей с Цепионом не прибавили ей нежности к брату, ее детский страх перед братом давно прошел, а те годы, что она провела с Друзом, научили ее быть смелее.

Как ни прискорбно было все происшедшее, они завтракали в приподнятом настроении; насытившись, Друз почувствовал, что теперь готов к любым неприятным сюрпризам, которые преподнесет этот столь неудачно начавшийся день. Продолжение оказалось не лучше: новые волнения принес Марк Порций Катон Салониан.

Приглашая Катона прогуляться с ним вдоль колоннады, Друз приготовился к худшему.

– Что тебе известно? – спокойно спросил он.

– У меня только что побывали Квинт Сервилий Цепион и Луций Марций Филипп, – ответил Катон, стараясь, подобно Друзу, сохранять спокойствие.

– Оба? Полагаю, Филиппу надлежало выступать в роли свидетеля?

– Да.

– Итак?

– Цепион просто-напросто поставил меня в известность о том, что разводится с женой, уличив ее в измене со мной.

– И все?

Катон нахмурился:

– Чего уж больше! Ведь он объявил об этом в присутствии моей жены, которая тут же ушла к отцу.

– Час от часу не легче! – вскричал Друз, воздевая руки. – Присядь, Марк Порций, и выслушай все с начала до конца. Развод – это только начало.

Услышанное вызвало у Катона гнев, в сравнении с которым меркло недавнее негодование Друза. За маской внешнего спокойствия все Порции Катоны, включая женщин, скрывали крутой нрав. Прошло немало времени, прежде чем Друз, употребив все свое красноречие, убедил Катона в том, что, если он убьет или даже просто покалечит Цепиона, это только усугубит беды Ливии Друзы. Удостоверившись, что негодование Катона утихло, Друз отвел его к Ливии. Стоило Друзу увидеть, как эти любовники смотрят друг на друга, – все его сомнения насчет глубины их чувств мигом рассеялись. Любовь, сметающая все преграды! Бедные, бедные…

– Кратипп, – обратился Друз к управляющему, оставив влюбленных наедине, – я снова умираю от голода! Я намерен немедленно приступить к обеду. Будь добр, оповести об этом мою супругу Сервилию!

Однако его жена предпочла обедать в детской, где Сервилия, рухнув на кровать, заявила, что отказывается от еды и питья: когда ее отец узнает, что она умерла, он пожалеет о содеянном!

Друзу пришлось брести в столовую в одиночестве. Как ему хотелось, чтобы поскорее кончился этот проклятый день! Он очень надеялся, что ему никогда в жизни больше не доведется испытать ничего подобного. Вздыхая в предвкушении трапезы, он прилег на ложе.

– Что я слышу? – донесся голос из дверей.

– Дядя Публий!

– Ну в чем тут у вас дело? – вопрошал Публий Рутилий Руф, сбрасывая сандалии и отсылая жестом слугу, вознамерившегося обмыть ему ноги. Устроившись на ложе рядом с Друзом, он подпер ладонью свою любопытную физиономию, на которой были написаны также сочувствие и тревога, отчего сердиться на него было невозможно. – Рим просто кипит от слухов самого противоречивого свойства: тут тебе и развод, и супружеская измена, и рабы-любовники, и истязание жены, и несносные дети… Откуда все это взялось, да еще так быстро?

Ответить ему Друз уже не смог, ибо появление дяди переполнило чашу его терпения. Опрокинувшись на спину, он захохотал как безумный.

Публий Рутилий Руф не преувеличивал: Рим бурлил от всевозможных слухов. Все было ясно как дважды два, плюс рыжие волосы младшего из троих отпрысков и тот факт, что страшно богатая и столь же вульгарная жена Марка Порция Катона Салониана тоже вручила супругу документы о разводе! Ранее неразлучные, Квинт Сервилий Цепион и Марк Ливий Друз больше не разговаривали, хотя Цепион утверждал, что последнее не имеет отношения к разводу, а объясняется тем, что Друз украл у него кольцо.

Наиболее умные и честные подмечали, что лучшие люди принимают сторону Друза и его сестры, а субъекты с подмоченной репутацией, в частности Луций Марций Филипп и Публий Корнелий Сципион Назика, выгораживают Цепиона, не гнушаясь компанией лизоблюдов, подвизавшихся на том же поприще, что Гней Куспий Бутеон, отец обманутой жены Катона, получивший прозвище «Стервятник». Была и третья категория римлян – те, кто не обелял ни одну из сторон и видел во всей истории лишь повод посмеяться. К таковым относился принцепс сената Марк Эмилий Скавр, снова выплывший на свет божий после нескольких лет, проведенных в тени из-за романтического увлечения его молодой жены. Скавр полагал, что может позволить себе позабавиться, ведь страсть молодой Далматики не встретила у Суллы взаимности и ни у кого не было повода усомниться в отцовстве ребенка, которого она теперь вынашивала. Среди насмешников числился и Публий Рутилий Руф, хотя он и приходился прелюбодейке дядей.

В итоге виновные пострадали меньше, чем Марк Ливий Друз.

– Вернее сказать, – жаловался Друз Силону вскоре после новых консульских выборов, – на меня, как всегда, взваливают ответственность за всех детей, чьи бы они ни были! Вот бы вернуть все те денежки, которых я так или иначе лишился из-за этого борова Цепиона! Моего нового зятя Катона Салониана ощипали, как цыпленка: ему приходится выплачивать Луцию Домицию Агенобарбу приданое, обещанное за сестрой, к тому же он остался без состояния своей бывшей жены и, разумеется, без поддержки ее влиятельного папаши. В общем, все я: я плачу Луцию Домицию, и мне же, как водится, пришлось приютить сестру, ее муженька и их быстро растущее семейство – она опять на сносях!

Зная, что Друзу и без того несладко, Силон все же не смог сдержаться и расхохотался до рези в животе.

– Ну, Марк Ливий, по части семейных невзгод ты обошел всю римскую знать!

– Брось! – с ухмылкой произнес Друз. – Конечно, было бы неплохо, чтобы жизнь – или Фортуна, или кто там еще – проявила ко мне больше благосклонности. Думаю, я этого вполне заслуживаю. Но какой бы ни была моя жизнь до Аравсиона и как бы она ни сложилась, не будь Аравсиона, сейчас все это потеряло смысл. Я знаю, что не могу бросить на произвол судьбы свою бедную сестру; к тому же новый зять мне куда больше по душе, нежели прежний. Пусть бабка Салониана появилась на свет рабыней, сам он от этого не потерял благородство, да и домочадцы ему рады. Мне нравится, как он обходится с Ливией Друзой, и должен признать, он завоевал симпатию даже моей жены. Сперва она не хотела с ним знаться – из-за его происхождения, но потом сменила гнев на милость.

– Я рад, что твоя сестренка наконец-то счастлива, – искренне сказал Силон. – Мне всегда казалось, что она чем-то удручена, однако она проявляла выдержку, свойственную всем Ливиям Друзам. Жаль только, что тебе все это обходится недешево… Видимо, ты вынужден оплачивать карьеру Салониана?

– А как же! – Друза это обстоятельство, судя по всему, не слишком расстраивало. – К счастью, отец оставил мне больше денег, чем я в состоянии истратить, так что нищета мне не грозит. Можешь себе представить досаду Цепиона, когда я проведу какого-то Катона Салониана по cursus honorum!