Битва за страну: после Путина

Степанов так и делал. Распоряжался на бегу. Про себя, впервые в жизни, материл Столбова: «Забыл! Забыл о мероприятии, не сказал. А нам, всегда и во всем виноватой охране, старайся, гарантируй, сохраняй».

Еще не выбежав во внутренний двор, узнал: снайперы отбыли к объекту и группа резерва туда же. Чуть задерживается разминирование.

Столбов уже стоял возле машины. Степанов видел его утром: бодрый, невозмутимый, но с незаметным внутренним надломом. Сейчас же был весел не на показ.

— Шериф, даешь добро? — улыбнулся он.

— Сейчас, только пройдет минная проверка.

Столбову, в мыслях уже вышедшему из Думы и мчавшемуся к Татьяне, показалось, будто его ухватил за руку уличный попрошайка.

— Какая к чертям проверка? Там чисто!

— Нельзя, Михаил Викторович, по регламенту не положено, — краснея, чуть ли не заикаясь, сказал Степанов. Столбов отмахнулся от него, как от мухи, шагнул к машине.

Степанов действовал, как четыре дня назад, в перестрелке на ВДНХ. Одним прыжком очутился возле президентского шофера.

— Охрана запрещает выезд, — отчетливо произнес он.

— Поехали! — рявкнул Столбов.

— Охрана запрещает выезд! — отчеканил Степанов, и шофер отдернул руки от приборной доски, будто боясь нечаянно стартовать.

— Мать вашу! — рявкнул Столбов, выскакивая из машины. И тут появилась группа минной проверки.

Решение Степанова было мгновенным. Он приказал минерам сесть в президентский автомобиль и рвануть к Госдуме.

— Михаил Викторович, — спокойно сказал он, — вы выедете через пять минут, когда подойдет резервное авто.

— Ну ты… ну ты… — прорычал Столбов, все же сдерживая какие-то слова, а может, и действия. Степанов стоял рядом, скрестив руки на груди, готовый, в том числе, и к апперкоту. Об этом явно думал и Столбов, он даже сунул руки в карман.

Подошло резервное авто.

— Гони! — заорал Столбов.

Гнали-гнали, обогнать не смогли. Еще с полпути, со стороны Думы послышались очереди и разрывы.

— Не меньше, чем «Фагот»! — крикнул один из охранников. — Поворачивать надо!

Стрельба у Госдумы продолжалась. К небесам тянулась струя дыма от сожженной техники.

* * *

От нечего делать Татьяна задремала. Проснулась, когда солнце уже садилось. Хотела включить компьютер, посмотреть новости. Но зачем? Что она может сделать?

Чувство вины медленно переросло в обиду.

И тут позвонил Столбов.

— Танюша, у меня все нормально, — сказал он.

— Мишенька, — ответила она, сама удивляясь степени стервозности своего голоса, — то, что у тебя все нормально, я видела по телеку, когда ты парил орлом на трибуне. Но уж если я помещена под домашний арест, как опальная царица, то, пожалуйста, перечисли мне мои права. Имею ли я права гулять по лесочкам, по базарам, выезжать на богомолье и когда царь-батюшка с меня опалу снять соизволит?

— Таня, ты что? — едва ли не крикнул Столбов. Наверное, так кричит утопленник, к которому подплыла спасательная шлюпка, и спасатель вдруг взмахнул веслом, чтобы ударить его по голове.

— Ничего, — ответила Татьяна, — хочу знать свои права.

— У тебя есть право пить, есть, гулять по лесочкам, ездить на богомолье. И одна обязанность — уйти на фиг из моей жизни! — взревел Столбов.

— Псих, — прошептала Татьяна. Отложила аппарат.

Рассеянно включила телевизор. Было прямое включение, оцепление у Госдумы. Что-то догорало, всюду прикрытые брезентом фигуры.

— Итак, мы продолжаем прямой репортаж с места неудачного покушения на президента России, — сказала репортер Аня Семечкина. — Предварительный итог: не менее десяти убитых, среди них — четверо боевиков. В Москве продолжаются поиски сбежавших террористов.

Таня оцепенело глядела на экран.

* * *

Кирилл Степанов и Александр Костылев сидели перед входом в кабинет Столбова. Заходить им было не велено. Впрочем, такой привилегии — сидеть рядом с кабинетом — больше не удостоился никто.

Столбов не отрывался от компьютера. На экране было новое письмо от Доброжелателя.

«… Так что инициатором вашего появления в Госдуме по сути является исключительно г-н Луцкий. Но время мог знать только г-н Афанасьев. Выводы делайте сами».

— Сделаю, — тихо сказал Столбов, держа в руке почти полный стакан. Потом процитировал Галича: «Ну что ж, говорю, отбой, говорю, пойду, говорю, в запой, говорю. Взял и запил».

Взял и запил.

ЧАСТЬ 3

Глава 9

Николай Чалин был нестандартным доном. Настоящий «дон» — бизнесмен из Донбасса — обязан неумеренно ненавидеть «оранжевых ю-щенков» и быть умеренным патриотом России. Чалин как раз к оранжевым был равнодушен, хотя в две тысячи четвертом году отдал на борьбу с Майданом столько, сколько просили. Жаль, корм был не в коня. Зато для прославления России делал больше, чем любой российский бизнесмен. Или даже больше, чем три российских бизнесмена вместе взятые.

А началось со школьной поездки в Севастополь. Их класс поселили на берегу Камышовой бухты, и Колька однажды нашел на пляже старинную медную пуговицу. Учитель-историк сказал, что это пуговица французского солдата, времен Крымской войны. Колька сохранил пуговицу, а на следующий год здесь же, в Севастополе, выменял на трехлезвийный перочинный ножик пулю от британской винтовки. Так родилась его коллекция.

Еще до окончания института Николай имел в ней с полсотни экспонатов, от пуговиц и гильз до подзорной трубы и русского гусарского мундира той эпохи. Такие экспонаты найти на берегу было невозможно; Чалин их приобретал. Его студенческая пора совпала с эпохой, когда финансовые знания можно было в любой час проверить на практике. Чалин проверял, да так удачно, что в год получения диплома мог бы сам открыть вуз и нанять профессоров.

С той поры у него были два дома — родной Донецк и Севастополь. Уголь был востребован рынком, как и сто лет назад, Чалин менял эшелон угля на чемодан долларов с такой же легкостью и сноровкой, как ножик на пулю. К удивлению столь же успешных «донов», не спешил расстаться с дачей в Крыму, чтобы купить виллу на Кипре, а то и островок в Эгейском море. Он жил рядом с Севастополем, потому что хотел жить рядом со своей коллекцией, а везти ее за границу — не хотел.

Когда коллекция Крымской войны достигла тысячи единиц хранения, понадобилось создавать экспозицию. Чалин мелочиться не стал. Он арендовал старинный форт, принадлежавший Министерству обороны Украины. Украинские военные вывезли весь металл, оконные рамы, сантехнику времен всех советских генсеков. Пытались продать камни, но они вынесли прямые попадания гитлеровских фугасов и не поддались. Пришлось сдать форт Чалину. А он его отчистил, восстановил интерьеры XIX века, вплоть до печей, заказанных в Голландии. Так Севастополь, а значит, и Россия получили лучший музей Крымской войны.