Битые козыри

Вот после этого Лайт и распорядился начать работу над Кэт, не, дожидаясь, пока наступит пора полной технологической ясности и готовности. Он надеялся, что многое прояснится в процессе синтеза и практический опыт возместит недостаток теоретических знаний.

Кэт действительно ожила. Но кошкой она выглядела только внешне. В голове ее происходило черт знает что, и вела она себя как чудовище — кусала все, что попадалось в поле зрения, отгрызла свой хвост, билась в приступах тяжелых судорог, часами издавала вопли, непереносимые для человеческого уха. Пришлось отправить ее в деструкционную камеру. Другие экспериментальные экземпляры поражали не менее уродливыми чертами психики. Ничего даже отдаленно похожего на нормальную домашнюю кошку из камеры синтеза не выходило.

Лайт приказал прекратить эксперимент. Он был близок к отчаянию.

— Ты представляешь себе, — говорил он Милзу, — когда мы доберемся до чева, если кошачий мозг остается для нас непостижимым' и построить его мы не можем!

— Самое обидное, — заметил Милз, — что старая дура воспроизводит таких Кэт в неограниченном количестве и почти без ошибок.

Милз сказал это шутливо, надеясь отвлечь Лайта от мрачных мыслей, но Гарри принял шутку всерьез и вскипел:

— Еще бы! За миллиарды лет, отбраковывая миллиарды живых существ, можно вылепить что угодно. А у нас с тобой считанные годы. И никого к смерти мы не приговариваем… Постой! — Лайт остановился, подняв руки, словно пытаясь ухватить что-то мелькавшее перед глазами. — Бобби! Вызови Минерву.

Когда раздался милый, всегда успокаивающий голос Минервы, Лайт спросил:

— Считаешь ли ты целесообразным дальнейший поиск оптимального варианта методом проб и ошибок?

— Нет. Успех маловероятен.

— А если изменить методику и от конструирования перейти к копированию?

— Но тогда придется отказаться от целевой установки.

— Не отказаться, а временно ее изменить. Создание мозга из витагена с нужными нам свойствами мы пока отложим. Прежде чем вернуться к этой задаче, решим другую. Построим Кэт по готовым матрицам, заложенным природой. Нам не менее важно узнать, как будет вести себя животное с обычным мозгом в витагеновом исполнении. Пусть пока вся эта мозговая механика остается непознанной. Нам важен результат. Используем принцип черного ящика.

— Это несложно, — согласилась Минерва.

— Гарри! — взмолился Милз. — Я не понимаю, о чем вы говорите. Какие матрицы? Что будем копировать?

— Мы пожертвуем одной кошкой, Бобби. Минерва расщепит ее ткани на отдельные молекулы и перейдет к их копированию на витагеновой основе. Наша кошка вернется с теми же лапами и с тем же мозгом, которые у нее были, но… какой-то другой. А какой именно, нам и нужно узнать. Без этого мы не двинемся вперед.

Милз с нескрываемым восхищением смотрел на своего друга.

Для эксперимента отобрали породистую кошку. Если не считать изысканной соболиной окраски, она ничем не отличалась от своих сородичей — так же гонялась за мышами, боялась собак и после сытного обеда любила поспать.

Пять дней спустя, ученые с волнением сидели у экрана, ожидая появления витагеновой Кэт. Одни и те же вопросы возникали у них в эти минуты: «Если у кошки отпадет потребность в пище и воде, исчезнет инстинкт размножения, что останется? Будет ли она двигаться? Чем будет занят ее мозг?

Приборы на пульте сигнализировали о последних этапах эксперимента: «Закончено формирование коры»… «Включены сенсорные механизмы»… «Начался фотонный обмен»… «Пробуждение!»

Медленно открылась дверь камеры синтеза. Потянулись секунды — длинные, как минуты…

«Неужели даже не выйдет?» — безмолвно спросили оба. И тотчас же у них вырвался вздох облегчения. Знакомая усатая мордочка Кэт выглянула из камеры. Первые шаги — такие же грациозные, бесшумные… Идет как ни в чем не бывало. Остановилась, уши к чему-то прислушались. Глаза широко раскрыты. Снова пошла, мягко ступая атласными подушечками… Повернула.

Милз распахнул дверь и ласково позвал:

— Кэт! Поди сюда.

Кэт вошла. Узнала. Так же степенно, как проделала весь путь, подошла к Лайту, потерлась пушистым боком о его ноги. Послышалось столь обычное, мирное мурлыканье. Лайт взял ее на руки. Такая же мягкая, покорная, какой была. Только температура другая — пропала привычная теплота живой плоти.

И вела себя Кэт необычно. Раньше она улеглась бы на колени или требовательно посмотрела в глаза, напоминая, что ей пора есть. Ни того, ни другого. Обнюхивает его руки, одежду, заглядывает в карман, пробует залезть туда лапой… Вытащила платок, долго разглядывала его со всех сторон. Спрыгнула с колен и стала обходить стены, останавливаясь у каждого встречного предмета. Вскочила на стол и на нем все осмотрела. Ни минуты покоя…

Лайт и Милз следили за ней как зачарованные. Они не сомневались в успехе опыта и все же были поражены его результатами. Кэт умерла, и Кэт жива. Та же и другая. Что она ищет? Ведь комната ей хорошо знакома…

Кэт снова обошла все углы и поскреблась в закрытую дверь.

— Открыть? — спросил Милз.

— Подождем.

Кэт прислушалась к их голосам, снова поскреблась и требовательно мяукнула.

— Может быть, ей все-таки нужно на дворик по обычным делам? — усмехнулся Милз.

— Исключено. Выпусти.

Дверь вошла в пазы, и Кэт не торопясь двинулась во внутренний двор. Лайт и Милз не пошли за ней — они не хотели мешать — и наблюдали за каждым ее движением на экране.

Здесь ей работы хватило надолго. Она не только обошла, но и облазила все кусты, заглянула в каждую норку, взобралась на каждое дерево.

— Впусти мышь, — сказал Лайт.

Милз связался с виварием, и несколько минут спустя во двор вбежала белая мышь. Они увидели друг друга одновременно. Мышь на мгновение оцепенела и тут же бросилась назад. Но выход был уже закрыт. Кэт направилась к гостье. Мышь шмыгнула за ближайший пенек. Кэт ускорила движения и стала гоняться за мышью. Это было непросто, — во дворе нашлось много укрытий. Но и Кэт была неутомимой. И не только неутомимой. Она уже разгадывала следующий маневр мыши и предупреждала его. Несколько удачных прыжков, и мышь оказалась в ее лапах. Кэт внимательно разглядывала оцепеневшее от ужаса живое существо и как будто раздумывала, что с ним делать. Она на мгновение выпускала мышь и тут же пресекала попытку к бегству. Повторив несколько раз эту игру, Кэт вдруг потеряла к мыши всякий интерес, выпустила ее и отошла в сторону. Все еще не веря в свое спасение, мышонок оставался недвижимым и, только убедившись, что страшный зверь удалился, со всех ног кинулся к ближайшему кусту.

— Впусти собаку, — напомнил Лайт порядок заранее намеченных опытов.

Новая команда в виварий, и появился годовалый Биц — глуповатый и злой пес. Вбежал, увидел Кэт и, яростно залаяв, бросился к ней. Кэт даже не шевельнулась. Чуть склонив голову набок, она, казалось, с любопытством ждала приближения нового гостя. Не добежав полуметра, Биц затормозил всеми лапами и остановился. Шерсть его стала дыбом. Выражение ярости на морде сменилось изумлением и страхом. Биц лег на брюхо и подхалимски завилял хвостом.

Теперь уже Кэт направилась к нему — не спеша, солидно переставляя лапки. Подошла, принюхалась, потрогала нос и уши Бица, обследовала его шерсть. Биц закрыл глаза, но мохнатые веки его дрожали, а хвост вилял все чаще. Кэт прижала кончик хвоста к земле, и он замер. Отпустила, увидела, что он снова завилял, и отвернулась, направилась в другой угол. Биц выждал, отполз и, вскочив на ноги, затрусил к дверце, открытой Милзом.

— На сегодня хватит, — сказал Лайт. — Взглянем, что записал голограф.