Битые козыри

Сделать это было непросто. Супермими находились на особом режиме. Хотя никто не запрещал им отлучаться из лаборатории и никаких запретов, кроме заложенных при их рождении, они не признавали, но так уж была рассчитана программа их работы, что желание «прогуляться» у них не могло даже возникнуть.

Дополнительная трудность заключалась в том, что никто вне узкого круга лиц не знал и не должен был знать об использовании в лабораториях корпорации, труда мэшин-менов. Разоблачение такого нарушения закона вызвало бы громкий скандал.

Милз подсказал Зюдеру убедительный довод для того, чтобы получить официальное разрешение на поездку к Лайту.

Зюдер сказал Торну, что появилась настоятельная необходимость познакомить одного из мэшин-менов с работами доктора Лайта.

— Хотя Гарри ничего о своих успехах не сообщает, — говорил Зюдер, — но, судя по всему, он добился многого.

— Это не новость, — перебил Торн. — Но он ни с кем делиться не желает.

— Если наш Эйб побывает в лаборатории, он раз берется во всем без подсказок и мы получим ценнейшую информацию.

Торн не забывал о витагене, иногда справлялся у Лайта, как идут дела, но ничего существенного не узнавал. Предложение Зюдера представилось ему соблазнительным.

— Ты думаешь, что тебе удастся туда проникнуть?

— Уверен. У меня с Бобби сохранились дружеские отношения, и он не откажет мне в экскурсии по лаборатории. А Эйба я выдам за обычного мими-секретаря.

— У тебя, Арт, появились интересные мысли и хорошая хватка, — одобрительно сказал Торн. — Попытайся. Но все, что там раскопаешь, передашь мне лично! И больше никому.

Прежде всего Эйба познакомили с Диком. Эйб был гораздо совершенней своего прародителя, но зато Дик, изучив голограммы тысяч людей, располагал такими сведениями об их душевной жизни, о которых его потомок и не подозревал. Им было о чем поговорить, и никто им не мешал.

Развернув перед Эйбом одну из обобщенных голограмм, Дик предупредил его:

— Перед тобой очень несовершенная конструкция. В ней много взаимоисключающих узлов. Но, не разобравшись в них, ты не найдешь ответов на вопросы.

— Меня особенно интересует, как выглядит и какое место занимает в этой конструкции принцип доктора Лайта.

— Такого механизма ты в мозгу человека не найдешь.

— Как же он появился у нас с тобой? Если доктор Лайт подчинил нашу деятельность своему принципу, значит, идея такого механизма родилась в его мозгу.

— У людей рождалось очень много прекрасных идей, — заметил Дик, — но это не мешало им самим постоянно делать глупости.

— Какой смысл ты вкладываешь в слово «глупость»?

— Поступать во вред себе и другим людям, то есть делать как раз то, что запрещено нам принципом.

— Это я знаю из истории человечества, но хотел бы понять, почему так происходит.

Дик уже догадался, что информация, которой напичкан Эйб, весьма односторонняя и объяснять придется с азов.

— Начнем с того, Эйб, что производство людей, в отличие от нашего, очень несовершенно. В этой сфере все хаотично, случайно, непредвидимо. Родители никогда не знают, кого они произведут на свет — мальчика или девочку, красавца или урода, умницу или идиота. Это не зависит ни от их желания, ни от воли. Даже тебе не вычислить всех возможных сочетаний наследственных признаков, которые в конце концов определяют личность новорожденного.

Дик временно убрал обобщенную голограмму и извлек из архива Минервы несколько индивидуальных записей. Он детально познакомил Эйба со стволами Инса, со ступенями Инта, с гипертрофированными эмоциями. Он растолковал биологическое значение каждого ансамбля нейронов и почему именно их сохранил естественный отбор.

— Сколько здесь лишнего! — воскликнул Эйб.

— Не только лишнего, но и вредного, — уточнил Дик. — То, что когда-то было полезным и нужным, потом стало мешать, а избавиться от врожденных качеств очень трудно. Пожалуй, самое трагичное — это неравномерность развития интеллекта и эмоций. Технология все время опережает нравственность.

Эйб непривычно долго переваривал поток совершенно новой информации.

— То, что я узнал, — сказал он наконец, — не объясняет мне, почему я должен помогать злодеям готовить войну. Не могу понять, зачем нужно было доктору Лайту создавать нас — мэшин-менов? И сама идея была сомнительной, а ее последствия уж вовсе неразумны.

Дик рассказал историю своего появления в лаборатории, о предательстве Торна и заключил:

— Даже самые благородные и мудрые ученые ни когда не могли предвидеть, что принесут людям их открытия. И они далеко не совершенны. Не предвидел и доктор Лайт.

— Тем более у него оснований разрешить нам само уничтожение.

— Он рассуждает иначе. Он хочет, чтобы его принцип стал всеобщим законом для людей, чтобы все они приносили друг другу только добро. Желание не новое. Оно передавалось от одного гения к другому с незапамятных времен. Из истории ты знаешь, что к этой цели человечество медленно, но неуклонно приближалось, ведя кровопролитную борьбу за перестройку экономической структуры общества. Миллиарды людей уже добились социальной справедливости. Но доктор Лайт считает, что человека нужно еще избавить и от биологических пороков. Он хочет создать Человека Величественного. Мы с тобой — побочные результаты его работы.

— Но я пока ничего, кроме вреда, людям не приношу.

— Это временно. Сейчас создалось такое положение, когда сторонникам социального переустройства и доктору Лайту угрожает одно и то же — им не дадут времени добраться до цели. Готовится война, которая превратит Землю в пустыню. Устранить это величайшее из зол — вот внеочередная задача, которую нужно решить. Борьба за достижение этой цели вступила в решающую фазу. Ты и другие мэшин-мены, работающие на Торна, мо жете оказать большую помощь. Вы — глаза и уши защитников мира в стане врага. Оставаясь на своих местах, вы поступите в соответствии с принципом доктора Лайта — принесете добро всем людям на Земле.

***

Пока Дик просвещал Эйба, тем же занимался Милз, беседуя с Зюдером. Когда они встретились, чтобы вернуться в свою лабораторию, у них не было вопросов друг к другу.

17

Сообщение Генри Диренхэма об интервью, взятом у Скинертона, вызвало разные мнения в группе, ведавшей телевещанием «КД». Некоторые считали это полицейской провокацией.

— Хотят втянуть нас в тяжбу с самим Кокером, об винить в диффамации и прикрыть нашу станцию, — уверял Луис Эшер, выполнявший обязанности редактора. — Какая еще может быть цель у полицейского служаки?