Блага земные

Я заняла очередь за мужчиной в строгом деловом костюме.

— Зачем ты встала в эту очередь? — спросил Джейк. — Она же самая длинная.

Я собиралась расстаться с ними и решила не торопить события.

— Чтобы никаких глупостей, ясно?

Я чуть не рассмеялась. Интересно, что он вообразил?

Что я перепрыгну через решетку кассы? Сделаю какую-нибудь подозрительную подпись под аккредитивом, вроде: ШАРЛОТТА ЭМОРИ, ЗАЛОЖНИЦА. Кассирша и бровью не поведет. Равнодушно взглянет на эту подпись, как будто я написала что-то самое обыкновенное, что-то оговорила или указала свою профессию. О, теперь-то я уже знала: рассчитывать на постороннюю помощь бесполезно.

— Ну что за ерунда, — сказала я Джейку.

Он, видно, понял, что я ничего не выкину, и отступил. Нейлоновая куртка зашуршала. Мужчина в строгом деловом костюме отошел от кассы, складывая пачку банкнотов.

— Мне надо получить по аккредитиву, — обратилась я к кассирше. — Лицо ее выражало скуку. Я расписалась шариковой ручкой прикрепленной к окошку кассы, и просунула через решетку аккредитив. Взамен кассирша отсчитала сто долларов двадцатидолларовыми бумажками. Я пересчитала их и отошла в сторону, уступив место рыжеволосой женщине, которая прикладывала к носу гигиеническую салфетку.

— Не так страшен черт, как его малюют, — сказал Джейк, когда мы вышли на улицу.

— Вот именно, — сказала я.

— Проще простого.

— Точно.

Мы прошли мимо запертого обувного магазина с освещенной витриной, миновали цветочный магазин — за стеклом причудливо светились тропические растения. Дошли до забегаловки в железнодорожном вагончике, обнесенном забором из штакетника. В широком грязном окне мы увидели Минди: она сидела за стойкой спиной к нам, расставив локти, и лениво поворачивалась на вращающемся табурете, юбка ее вздымалась пузырем. Мы стояли и смотрели на нее, словно нам некуда было идти, нечего делать.

Вдруг Джейк резко вздохнул:

— А ведь я собирался ее бросить. — Я кивнула. — Но не могу. Она пожалуй права. Что-то привязывает меня к ней.

Минди подняла руку с сосиской в булке. Она вытирала согнутой рукой лицо, и рука эта казалась хрупкой, словно прутик или цветочная былинка.

— Кончится тем, что я на ней женюсь, правда, Шарлотта?

— Может так но и будет, Джейк.

— Связал себя по рукам и ногам. Точно? Всю жизнь буду тянуть эту лямку, плясать под ее дудку.

Я посмотрела на него.

— Золотистые и оливковые, — сказал Джейк. — Занавески «патриция». Младенцы. Видишь, до чего я докатился. Что ты на меня уставилась?

— Ничего, — сказала я. — Вот. Возьмите.

— Что это?

Он конечно, видел, что я протягиваю ему деньги. Пять новых купюр по двадцать долларов каждая. Пришлось вложить их ему в руку и зажать ее в кулак.

— Шарлотта.

— Я ухожу, — сказала я.

От удивления он раскрыл рот.

— Не могу же я быть привязанной к вам навсегда, Джейк. Вы же знали, что когда-нибудь нам придется расстаться.

— Нет, подожди. — Голос его стал резким, скрипучим.

— Передайте привет Минди.

— Но, Шарлотта, послушай… Я еще не могу без тебя. Понимаешь? У меня на руках беременная женщина и все эти… Шарлотта, пока ты с нами, мне все-таки легче, пойми. Тебе все по плечу, как будто так и должно быть. Ты все время чуть улыбаешься. Ведь мы уже знаем друг друга, Шарлотта, правда?

— Правда, — согласилась я.

— А вообще-то… — Джейк вдруг вздернул подбородок. Засунул деньги в карман и выпрямился, слегка покачиваясь взад-вперед, — Непонятно, чего это я так тебя уговариваю, ты же все равно не можешь уйти; твои деньги у меня.

— Можете оставить их себе, — сказала я.

— Как же ты поедешь, объясни.

— Ну, обращусь в благотворительное агентство.

— А твой значок?

— Что?

— Наверное, захочешь получить его обратно?

— Значок? Ах да, зна…

— Так вот, ты его не получишь. Значок я оставляю себе.

— На здоровье.

Я протянула ему руку: не хотела уйти просто так, не попрощавшись. Но Джейк отказался пожать ее. Подбородок его все еще был вздернут, глаза устремлены на меня. В конце концов пришлось оставить эту мысль.

— Что ж, до свидания, — сказала я. Повернулась и пошла в ту сторону, откуда мы приехали и где, скорее всего, была автостанция.

— Шарлотта, — сказал Джейк.

Я остановилась.

— Если ты сделаешь еще один шаг, я буду стрелять, Шарлотта.

Я пошла дальше.

— Прицеливаюсь. Слышишь? Спускаю предохранитель. Пистолет заряжен. Я целюсь тебе прямо в сердце.

Мои шаги звучали ровно, размеренно, как дождь.

— Шарлотта!

Я шла вперед, уже ощущая дыру в спине. Обогнала пожилую пару в вечерних туалетах. Выстрела все не было. И теперь наверняка не будет. Наконец я перевела дух, удивляясь своей выносливости: сколько опасностей осталось позади, и из всех испытаний я вышла невредимой. С легким сердцем, спокойно и плавно я обогнула ребенка, прошла мимо женщины, сидящей в стеклянной коробке — кассе кинотеатра. Дошла до конца квартала и оглянулась. Он все стоял на том же месте, на удивление маленький, и смотрел мне вслед. Воротник поднят, плечи опущены. Руки глубоко засунуты в карманы. И все-таки нет, не такой уж невредимой вышла я из этой истории.

Глава 16

Полиция так и не поймала Джейка Симмса. Кажется они прекратили поиски. Во всяком случае, я сказала им, что он отправился в Техас.

В бывшей маминой комнате появился новый жилец, алкоголик со Скамьи Кающихся, в прошлом оперный певец. Его зовут мистер Бентам. Когда он не пьет, голос у него чудесный. Мисс Фезер, как и прежде, живет о нами, а доктор Сиск съехал. В июле прошлого года он женился на какой-то прихожанке и живет теперь в большом одноэтажном особняке на другом конце Клариона.

Джулиан между приступами депрессии по-прежнему работает в радиомастерской; Селинда по-прежнему парит в облаках, то приближаясь к нам, то отдаляясь. Джиггза никто еще у нас не потребовал. А вот Лайнус перестал мастерить кукольную мебель и переключился на самих кукол: он делает теперь крохотных деревянных человечков с подвижными конечностями и вращающейся головой. Суставы у них из кусочков булавок. Лица разрисованы иголкой, обмакнутой в тушь. У каждой куклы своя внешность, свой цвет волос, своя одежда, но лица у всех удивленные, словно они никак не могут понять, каким это образом они здесь очутились.

Я по-прежнему передвигаю по студии свой аппарат, запечатлеваю людей вверх ногами в необычных нарядах. Но мне кажется, взятые напрокат медали говорят о них больше, чем они сами думают. А Сол все так же крепко держится за кафедру, изучает своих прихожан. И, конечно, видит их сквозь собственную призму — равно правдиво и ошибочно.

Временами, когда Солу не спится, он поворачивает голову на подушке и спрашивает: «Ты не спишь?» Может, прошедший день был для нас тяжелым: ссоры, недомолвки, разногласия; может, мы пришли еще к одному невидимому разрыву или к небольшой перестройке в наших отношениях. Он лежит на спине в своей старой, деревянной, похожей на розвальни кровати и размышляет: образуется ли в конце концов наша жизнь? Все ли в порядке у него, все ли в порядке у меня? Счастливы ли мы хоть немного? «Может, нам стоит отправиться в путешествие? — говорит он. — Раньше тебе так хотелось этого, правда?»