Благие намерения

— Давай-ка, вынимай все из карманов,— приказал Любимов.

— А чего такое?.. Зачем? — засуетился Малышев.

— Давай, давай, не стесняйся,— мотнул головой Вася.— Здесь все свои.

— Ну, вы хоть объя-ясните... — Малышев затоптался на месте, как стреноженный мустанг.

— После объясним,— пообещал Рогов и махнул красным удостоверением в сторону зевак, которые уже начали замедлять шаги.— Граждане, все в порядке! Программа «Розыгрыш»! Проходим и не волнуемся...

— А санкция есть? — выпалил сержант. Пискнул, скорее.

— Что?! — Любимов грозно двинулся на Малышева, тот отпрянул.— Права качать вздумал?.. Обыск по подозрению в терроризме, понял?! Быстро все из карманов, я сказал!..

Малышев подчинился. Ключи, помятая пачка «Явы», китайская зажигалка, кошелек из кожзамена... и конверт. Больше ничего в карманах у конвоира не оказалось.

А ничего больше и не требовалось.

Любимов кивнул понятым: внимание. Забрал из рук Малышева конверт, раскрыл... и вытащил веер нарядных светло-зеленых бумажек.

— Евро, ёшкин кот!..— удивился Рогов.— А что, баксы среди вертухаев уже не в ходу?

— Понятые, попрошу зафиксировать,— сухо сказал Любимов.

— Это не мое... — воскликнул Малышев и тут же сам себя перебил: — Вернее... Приятель долг вернул.

— Какой приятель?

— Э-э... — Малышев заикнулся и замолчал.

— Вась, составляй протокол!

— Уже пишу. Итак, Малышев Губошлеп... как тебя по батюшке-то? Долг ему приятель вернул, надо же... Может, мне пару штук одолжишь?.. Тебе ведь долго теперь не понадобятся.

На десятые сутки заточения в поселке Горелово Сергей Федорович Кедров не выдержал-таки и напился. Надо отдать ему должное — большинство сорвалось бы раньше. Выкушав две бутылки «Охты» под сало и лук, Кедров повесил на стенку круглую алюминиевую крышку, нарисовал на крышке мишень и стал пулять в нее помидорами. Раз!.. Раз!.. Раз!.. И все — в центр мишени.

— В центр! — орал Кедров.— В центр! В центр!.. Томатный сок обильно стекал на пол.

— В центр!.. В центр!.. Целую в центр!

Кедрову нельзя было пить больше двух-трех рюмок — крыша съезжала моментально. Кедров хорошо знал это, но ведь и на старуху бывает проруха.

Помидоры кончились.

Кедров схватил мобильник и набрал Лунина.

— Рома, нах! — заорал он в трубку.— Помидоры мне привези, помидоры...

— Серега, я как раз набирать собирался. Паспорт готов! Я сегодня приеду к вечеру..

— Помидоры кончились, нах,— не слышал подельника Кедров.— Помидоры, бля, понял?!

— Сергей, что с тобой? Ты надрался, что ли?

— Помидоры привези! Помидоры! Томаты, бля, привези!

— Ну дела... — вздохнул Лунин.— Сергей, я сейчас перезвоню, кто-то в дверь ломится...

«Зачем ему помидоры?»

В тот момент, когда Рогов начал составлять протокол, примерно в двух километрах от «Василеостровской», на набережной Мойки, набирал код на подъезде Антон Зеленин, сжимая под мышкой черную папку из кожзаменителя. С первого раза код не сработал, и Антон испугался, что неправильно запомнил цифры. Но вторая попытка оказалась успешной. На лестнице, как и во дворе у Юльки, ему никто не встретился. И вновь Антон счел это добрым знаком.

У двери «доцента» он немного помедлил. Зачем-то перекрестился. В Бога Антон не верил, в церковь не ходил, но решил почему-то в трудный момент вспомнить о Власти Небесной. Впрочем, Антон был крещеный (в детстве бабушкой), так что имел полное право... Антон позвонил. Тишина. Еще раз позвонил. За дверью послышались неторопливые, но словно раздраженные шаги.

— Кто там? — раздался недовольный голос. Антон открыл папку, достал большой конверт и помахал перед глазком.

— Вам счет за мобильник.

— В ящик внизу брось!

— Надо расписаться. Новые правила.

Грохнул замок. Дверь отворилась. На пороге стоял Лунин. У Антона душа ушла в пятки...

— Давайте же, молодой человек,— уже нормальным, миролюбивым голосом сказал Лунин. Он умел владеть собой.

Антон решился. Вытащил из папки пистолет. Направил в живот мошеннику. Некстати подумал, что по злой иронии судьбы Пушкин получил смертельную рану именно в живот. Отчаянно и долго вспоминал заготовленную заранее фразу...

— Сначала поговорим!

Лунин окинул взглядом лестничную площадку. Спросил спокойно:

— Тебе чего надо?

— Если что — выстрелю, я не шучу,— выдавил Антон. Руки его тряслись. Господи, что же он затеял! Больше всего Антону захотелось оказаться за письменным столом перед учебником математики. Лунин неторопливо оглядел нервного юношу, пожал плечами:

— Ну, тогда заходи.

Спокойно повернулся к Антону спиной и пошел в глубь квартиры. Антон, стараясь не выронить пляшущий пистолет, шагнул следом.

На улице Жору удалось удержать от самосуда, но в главке Любимов дал волю чувствам. Не то чтобы он не умел справляться с эмоциями, но когда «сдавали» своих... Предателей Жора не выносил. Тем более что Шишкин только что сообщил: состояние Наумова ухудшилось.

Малышев в глазах Любимова был хуже насильника и убийцы. Поэтому Жора безжалостно тряс «губошлепа» за отворот куртки. Так тряс, что голова «губошлепа» болталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, грозя оторваться, а губы, соответственно, шлепали в такт качающейся голове. Вася пытался оттащить Любимова — не вышло.

— Что ж ты, сволочь, людей под пули подставил?! — шумел Жора.— Я из тебя, подла, душу сейчас вытрясу! Вместе с костями.

— Я не хоте-ел! — жалобно тянул Малышев. В глазах его стояли слезы.

— А чего ты хотел? Баксов две штуки хотел, сука?!

— Евро,— подсказал Рогов.— Жор, слушай...

— Евро, гад, две штуки хотел?

— Он обещал не стрелять,— скулил Малышев.— Попу-угать только...

— «Попугай» нашелся! Не стрелять обещал?! А что он собирался делать с «Макаровым»? Ствол сосать?!