Благословение небес (История любви леди Элизабет)

— Немного прохладно.

— Что есть, то есть.

— В сундуке должна быть теплая одежда.

— Ну, если так, то холод нам не страшен. Своевольное чувство юмора Элизабет выбрало именно этот малоподходящий момент, чтобы проявить себя.

— Да, мы быстро согреемся и к тому времени, как нас окружат волки, будем как раз тепленькими.

— Очень может быть.

От накопившейся усталости, волнения и голода в сочетании с непробиваемым спокойствием Люсинды, после того, как она штурмом взяла коттедж, Элизабет начала смотреть на создавшуюся ситуацию с опасным легкомыслием.

— Но если волки поймут, насколько мы сами голодны, они постараются убраться от нас подальше.

— Меня ободряет такая возможность.

— Мы разожжем костер, — сказала Элизабет, и губы ее начали подрагивать. — Это заставит их держаться в отдалении.

Люсинда ничего не ответила, занятая собственным" мыслями, и Элизабет в неожиданном приливе счастья вдруг призналась:

— А знаешь, Люсинда? Я не жалею ни о чем случившемся сегодня.

Люсинда сдвинула седые брови и подозрительно покосилась на Элизабет.

— Я понимаю, что это может показаться невероятным, но ты только вообрази себе, как чудесно было держать его под дулом пистолета, пусть даже несколько минут? Ты находишь это… странным? — спросила Элизабет, заметив, что Люсинда смотрит прямо перед собой, застыв в сердитом задумчивом молчании.

— Что я нахожу странным, — ответила Люсинда ледяным тоном, выражающим суровое осуждение и удивление, — так это то, что ты сумела вызвать у этого мужчины такую сильную неприязнь.

— Да он просто ненормальный.

— Мне он показался рассерженным и огорченным.

— Чем?

— Это интересный вопрос.

Элизабет вздохнула. Когда Люсинда бралась разгадать какую-нибудь загадку, она не успокаивалась, пока не добивалась своего. Она не могла относиться с сочувствием к чьим-либо поступкам, если не понимала их. Элизабет решила отвлечься от мыслей о Яне Торнтоне и подумать над тем, что их ждет в ближайшие несколько часов. Ее дядя категорически отказался оплачивать карету и кучера, пока они будут здесь жить. В соответствии с его указаниями они отправили Эрона обратно в Англию, как только достигли шотландской границы и наняли коляску в Уэйкли-Инн. Через две недели Эрой должен был приехать за ними. Конечно, они могут вернуться в Уэйкли-Инн и дожидаться Эрона там, но у Элизабет было слишком мало денег, чтобы заплатить за гостиницу.

Может быть, ей удастся нанять коляску в гостинице, а расплатиться, когда их довезут до Хэвенхёрста, но цена может оказаться такой большой, что у нее и там не наберется достаточно денег, как бы блестяще она ни торговалась.

Но самое худшее, что ждало ее впереди, — это объяснение с дядей Джулиусом. Он будет вне себя, если она вернется на две недели раньше положенного времени, конечно, в том случае, если ей вообще удастся вернуться. И что он ей скажет?

Однако сейчас надо решить, что им делать, двум беззащитным женщинам, оказавшимся в дебрях Шотландии холодной дождливой ночью.

На гравийной дорожке послышались шаркающие шаги, и обе женщины, загнав робкую надежду поглубже, выпрямились и изобразили на лицах полное безразличие.

— Ну, ну, ну, — расцвел при виде их Джейк, — хорошо, что я успел вас перехватить и… — он потерял мысль при виде женщин, гордо восседающих на сундуке под черным зонтом. — А-а… а где ваши лошади?

— У нас нет лошадей, — сообщила ему Люсинда таким тоном, словно эти животные своим присутствием могли нарушить их тет-а-тет.

— Нет? А как же вы добирались сюда?

— Мы приехали в это Богом забытое место в наемном экипаже.

— Понятно. — Джейк погрузился в растерянное молчание, и Элизабет решила сказать ему что-нибудь приятное, чтобы вывести из этого состояния, но Люсинда уже потеряла терпение,

— Вы, по-видимому, пришли, чтобы попросить нас вернуться?

— Ах, да. Да, вы правы.

— Ну так давайте. Мы не собираемся ждать вашего приглашения всю ночь.

Такая откровенная ложь из уст Люсинды потрясла Элизабет. Видя, что Джейк не знает, как приступить к этому деликатному делу, Люсинда встала и помогла ему:

— Полагаю, мистер Торнтон чрезвычайно сожалеет о своем непростительном поведении, которому нет решительно никаких оправданий?

— Ну, да, думаю, что так. В некотором роде.

— И несомненно, собирается сказать нам об этом лично, когда мы вернемся?

Джейк заколебался, взвешивая свою уверенность в том, что Ян не намерен говорить ничего подобного, и несомненность того, что если он не приведет этих женщин обратно, ему придется готовить еду самому и лечь спать с больной совестью.

— Почему бы не предоставить ему возможность принести извинения самому? — уклончиво ответил он.

Люсинда вышла на тропинку, ведущую наверх к дому, и по-хозяйски кивнула Джейку:

— Понесете наши вещи. Идем, Элизабет.

Пока они шли к коттеджу, Элизабет разрывалась между желанием выслушать извинения Яна и желанием убежать. В камине уже горел огонь, и она испытала огромное облегчение, увидев, что негостеприимного хозяина в комнате нет.

Однако он появился буквально через несколько секунд, на этот раз уже без куртки, с охапкой дров, которую бросил у камина.

Выпрямившись, он повернулся к Элизабет, которая наблюдала за ним с деланно безразличным выражением лица.

— Кажется, вышла ошибка, — коротко сказал он.

— Значит ли это, что вы вспомнили о своем приглашении?

— Оно было отправлено вам по ошибке. Я приглашал сюда совсем другого человека. Но к несчастью, письмо попало к вашему дяде.

До этого момента Элизабет казалось, что в большей степени унизить ее уже невозможно. Лишенная даже слабой защиты праведного негодования, она оказалась перед фактом, что явилась сюда непрошеной гостьей и в результате оказалась в дураках не один раз, а дважды.

— Как вы сюда добрались? Я что-то не слышал топота лошадиных копыт.

— Большую часть пути мы проехали в наемном экипаже, — уклончиво ответила Элизабет, ухватившись за ранее высказанную версию Люсинды, — но он сразу уехал, как только доставил нас сюда. — Она увидела, как недовольно сузились глаза Торнтона, когда он понял, что теперь от них не отвязаться, если только он не решится потратить несколько дней на то, чтобы отвезти их обратно в гостиницу.

Испугавшись, что слезы, подступившие к глазам, вот-вот прольются, Элизабет запрокинула голову и отвернулась, притворяясь, что разглядывает потолок, лестницу, стены, что угодно, лишь бы не смотреть на него. Сквозь пелену слез она вдруг впервые заметила, что в этом месте, похоже, не убирались, как минимум, год.