Благословение небес (История любви леди Элизабет)

Видя, что Ян не отвечает и продолжает хмуро смотреть в окно, Джейк неуверенно сказал:

— Может быть, ты расскажешь мне, как здесь оказались эти женщины? И объяснишь, кто они такие?

Ян издал долгий сердитый вздох, откинул назад голову и помассировал себе шею.

— Я встретил Элизабет полтора года назад на одном из светских приемов. Она только-только появилась в обществе, но уже успела обручиться с каким-то несчастным дворянином. Но, видимо, этого ей показалось мало, и она решила испытать свои чары на мне.

— Испытать на тебе свои чары? Ты же говоришь, она была обручена.

Нетерпеливо вздохнув, Ян объяснил:

— Дебютантки — женщины особой породы, ты с такими не сталкивался. Два раза в год мамаши привозят их в Лондон и выставляют в течение сезона на балах, как лошадей на аукционе. В конце концов их продают в жены тому, кто предложит большую цену. Почти так же высоко, как и деньги, ценится титул.

— Какое варварство! — возмущенно воскликнул Джейк. Ян иронично посмотрел на него.

— Не стоит их жалеть. Их это вполне устраивает. В браке их привлекают платья, драгоценности и возможность иметь тайные связи с теми, кто им нравится, после того, как они произведут ни свет законного наследника. Им чужды понятия верности, честности и вообще все человеческое.

Джейк удивленно поднял брови.

— Что-то я раньше не замечал, чтобы ты так плохо относился к женскому полу, — сказал он, вспомнив о женщинах, с которыми Ян был близок за последние два года, среди них были и титулованные особы. Кстати, о дебютантках, — осторожно продолжил Джейк, видя, что Ян не отвечает, — как насчет той, что наверху? Это из принципа ты так зол на нее или у тебя к ней какие-то особенные чувства?

Ян подошел к столу и налил себе виски. Залпом проглотив его, он пожал плечами и сказал:

— Мисс Кэмерон более изобретательна и смела, чем ее пресные подружки. Кстати, она первая познакомилась со мной.

— Могу себе представить, как ты расстроился, — пошутил Джейк, — когда девушка с лицом, как мечта, попыталась соблазнить тебя и испытать на тебе свои женские чары. Кстати, они сработали?

Стукнув по столу стаканом, Ян коротко ответил:

— Сработали.

Выбросив Элизабет из головы, он открыл шкатулку из оленьей кожи, достал оттуда кое-какие бумаги, которые собирался просмотреть, и сел у огня.

Джейк попытался сдержать свое любопытство, но через несколько минут не выдержал:

— А что было потом?

Углубившийся в чтение документов Ян, не поднимая головы, рассеянно ответил:

— Я просил ее выйти за меня замуж, она прислала мне записку с приглашением встретиться в оранжерее, я пошел туда, там на нас набросился ее брат и сообщил мне, что она графиня и уже помолвлена.

Ян потянулся за пером, лежавшим на маленьком столике рядом с его стулом, и стал делать пометки на полях контракта.

— И? — снова спросил Джейк.

— Что и?

— Что было потом, после того, как на тебя набросился ее брат?

— Его взбесило, что человек, не принадлежащий к высшему обществу, собрался жениться на его сестре, и за это он вызвал меня на дуэль, — ответил Ян и сделал еще одну пометку в контракте.

— А зачем она приехала сюда? — спросил Джейк, подивившись про себя неисповедимости путей Господних.

— Да Бог ее знает, — недовольно пробормотал Ян. — Судя по ее поведению, я могу только предположить, что она ввязалась в какую-то очень нехорошую историю, и теперь ее репутация не подлежит восстановлению.

— А какое это имеет отношение к тебе?

Ян испустил глубокий вздох и так взглянул на Джейка, что тому стало ясно, что терпение его на исходе.

— Я предполагаю, что ее родственники вспомнили, как я был увлечен ею два года назад, и предложили ей снова меня окрутить.

— А как ты думаешь, это как-нибудь связано с желанием старого герцога сделать тебя, родного внука, своим наследником? — Джейк ждал ответа, но Ян углубился в чтение документов и не ответил. Сделав вывод, что рассчитывать на дальнейшие признания бесполезно, Джейк взял свечу, подхватил одеяла и отправился ночевать в сарай. В дверях он задержался, вдруг осененный новой мыслью.

— А ведь она сказала, что не посылала тебе никакой записки о встрече в оранжерее.

— Она лгунья и к тому же великолепная актриса, — ледяным тоном ответил Ян, не отрывая взгляда от бумаг. — Завтра я подумаю, как поскорее избавиться от нее.

Что-то в лице Яна заставило Джейка спросить:

— К чему такая спешка? Ты боишься снова поддаться ее чарам?

— Едва ли.

— Тогда ты, должно быть, сделан из камня, — поддразнил Джейк. — Эта девушка так красива, что соблазнит любого мужчину, который пробудет с ней хотя бы час, не исключая и меня, а ты знаешь, что я не очень-то бегаю за юбками. — о таком случае остерегайся оставаться с ней наедине, — мягко ответил Ян.

— Да я, честно говоря, не имел бы ничего против, — засмеялся Джейк, покидая комнату.

Тем временем Элизабет в своей спальне, которая находилась в самом дальнем конце коридора, за кухней, устало стянула с себя одежду, забралась в постель и мгновенно провалилась в глубокий сон.

В спальне, расположенной над комнатой, где разговаривали мужчины, Люсинда Трокмортон-Джонс готовилась ко сну более тщательно. То, что она протряслась весь день на телеге с сеном, потом была выставлена из грязного коттеджа под дождь, где ей пришлось опасаться нападения хищных зверей, и под конец грубо отправлена спать без маковой росинки во рту, Люсинда не считала достаточным основанием для жалости к себе и не собиралась нарушать обычного распорядка отхода ко сну. Стянув с себя черное бомбазиновое платье, она вынула шпильки из волос, затем ровно сто раз медленно провела по ним гребнем, затем аккуратно заплела их в косы и спрятала под белый ночной чепчик.

Однако два обстоятельства настолько вывели Люсинду из душевного равновесия, что, забравшись в постель и укрывшись колючим одеялом, заснуть она не смогла. Во-первых, в этой убогой спальне не было таза с кувшином, вследствие чего она лишилась привычных водных процедур перед сном. А во-вторых, кровать, на которую она уложила свое костлявое тело, была страшно жесткой и вся в буграх.

Поэтому к тому Времени, как мужчины внизу начали разговаривать, Люсинда все еще не спала, и их голоса доносились до нее тихо, но довольно отчетливо. И так уж вышло, что она невольно подслушала их разговор. Вообще-то Люсинда Трокмортон-Джонс подслушивала все пятьдесят шесть лет, что жила на свете, но это не мешало ей сурово осуждать других людей, которые занимались тем же самым. Об этом знали все слуги в домах, где она жила. Если она заставала его или ее за подслушиванием у дверей или подглядыванием в замочную скважину, то тут же безжалостно выдавала преступника хозяину, независимо от того, какую должность занимал провинившийся.

Однако в данном случае Люсинда не считала, что опустилась до подслушивания. Она просто слышала.

Люсинда внимательно прислушивалась к каждому слову Яна, мысленно взвешивая их правдивость. Несмотря на муки, причиняемые неудобным жестким ложем, она лежала совершенно спокойно. Глаза ее были закрыты, мягкие белые руки скрещены на плоской груди. Она не вертелась и не копалась в одеялах, не вздыхала и не таращилась в потолок, как делал бы любой другой на ее месте. Она лежала так тихо, что если бы кто-нибудь заглянул в комнату и увидел ее неподвижную фигуру, освещенную слабым лунным светом, он удивился бы, не обнаружив в руках у нее распятия и зажженной свечи в ногах.