Благословение

Джилл принесла одно из тех дорогих пирожных, сделанных из орехов и шоколада, которые продают в европейских кондитерских в восточном районе города. В противоположность Питеру, она казалась скованной, у нее был беспокойный взгляд человека, приносящего подарок в дом, погруженный в траур, предлагая его полуизвиняющимся бормотанием.

Питер, должно быть, нарисовал себе мрачную картину: Дженни, совершенно павшая духом.

Именно он начал вести разговор, старательно избегая личных тем. Он, очевидно, решил, что еда будет спасительной темой, и начал развлекать их анекдотами о печеных моллюсках в Мэне, змеином мясе в Гонконге, о венском торте «Сашер», который, сказал он, ему совсем не понравился.

– Пересушен, как мне показалось.

Джилл говорила совсем мало, так мало, что Дженни начала думать, что, несмотря на то, что говорил Питер, ее все еще переполняло возмущение. Или, возможно, только боязнь сказать лишнее? Сейчас вдруг она заговорила:

– У меня получается совсем не сухой. У меня есть превосходный рецепт этого торта. Да я в любом случае вытаскиваю пирожное из духовки на пять или шесть минут раньше, чем указано в рецепте.

Как-то эта молодая модная девушка в коротенькой черной юбке, высоких черных сапожках с длинными красными накрашенными ногтями не походила на того человека, который всегда достает пирожные из духовки.

– Так ты умеешь готовить? – с любопытством поинтересовалась Дженни.

В этот раз Джилл посмотрела прямо на нее.

– Я неплохо готовлю. Мы с мамой закончили курсы.

– Мне кажется, это так чудесно. У меня ничего не получается. Я не очень-то хорошо готовлю, – сказала Дженни, радуясь, что Джилл начинает понемногу раскрываться. У Дженни возникло чувство, будто она взяла новую книгу с книжной полки и начала ее читать.

– Но ведь ты же не можешь находиться в одно и то же время на кухне и в суде.

И Дженни, понимая, что этот комплимент был шагом к примирению, улыбнулась.

– У меня нет никаких извинений. Я могла бы найти время, если бы постаралась.

Питер, увидев, что разговор начал потихоньку теплеть, явно желал поддерживать его и добавил бодро:

– Я вижу, сколько папок с делами там на столе. Ты ничего не говорила мне о том, чем конкретно занимаешься?

– Дженни является защитницей женщин, разве ты не знал? Бедных женщин, работающих женщин, униженных женщин, – быстро ответила Джилл.

Дженни показалось, что в голосе Джилл прозвучало восхищение; это взволновало ее, и, припомнив вдруг замечания Джилл во время их неудачного обеда о защите окружающей среды в Нью-Йорке, она ответила так же быстро.

– Это действительно самое главное из того, чем я занимаюсь, но я также выполняю кое-какую работу по охране окружающей среды. Именно сейчас я, можно сказать, в самом центре борьбы.

Внезапно появились страх и тревога: если она была в центре борьбы, она должна заниматься этим делом. Четыре дня прошло после смерти Джорджа. Наверняка пленка с записью уже у Мартина, и, может быть, у него появились какие-то версии по поводу смерти Джорджа. Почему она не получала от него никаких известий? Она со страхом подумала, что ей следовало бы поговорить с Артуром Вулфом или с тем, кто занял место Джорджа, а что еще она могла сделать в сложившихся обстоятельствах?

И она сказала глухим голосом, слова вырвались совершенно непроизвольно:

– Вчера был похоронен Джордж.

Изумленный Питер поинтересовался, кто был Джордж.

– Не бойтесь, я не потеряла рассудок, – сказала она. – Я просто подумала вслух.

Теперь вполне естественно для нее было объяснить все про Джорджа. Вот так, не называя имен других людей и места действия, Джейни начала рассказывать историю Грин-Марч.

Эти двое слушали завороженно. И самой Дженни казалось, что она рассказывала с такой страстью, словно это был случай из жизни ребенка или женщины, с кем обошлись несправедливо. Джилл и Питер, не произнеся ни слова, закончили еду, помогли убрать с маленького стола и взяли кофе с собой в гостиную, а Дженни продолжала говорить все это время.

– Я очень волнуюсь. Я считаю эту работу по сохранению природы очень важной, такой же важной, как моя работа по защите прав женщин. Если мы не остановим процесс уничтожения наших озер и гор ради выгоды, то женщин или для мужчин тоже не останется никаких прав, ведь так? Ох, если бы я была богатой, я бы покупала и покупала землю и отдавала ее под охрану государства! То место такое красивое, просто сердце начинает болеть при мысли о том, что они хотят с ним сделать.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – с возмущением подхватила Джилл. – Все газеты у нас дома постоянно сообщают о подобных делах, описывая множество судебных тяжб о сохранении земли и воды. Представляете, они вырубают кедры в Калифорнии? Деревья, которые росли тысячелетия? У меня кровь кипит от возмущения.

Питер всплеснул руками, словно ему пришла в голову новая идея.

– Я сижу здесь и вот о чем думаю: здорово было бы, если бы мы вместе могли провести лето где-нибудь на Западе, в Калифорнии, стране красных кедров, или даже в Санта-Фе, можно было бы нанять джип и попутешествовать. – Он взглянул на них обеих. – Может быть, это невозможно… Я не знаю. Я только подумал… – закончил он как-то тоскливо.

И Дженни подумала: «Ты слишком спешишь». Это так типично для Питера, но его побуждение было достойно похвалы, и было замечательно, что они действительно могли разговаривать все вместе сейчас, а не один на один друг с другом.

Это была не просто болтовня, а разговор по существу; и Дженни начала ощущать, как ее мускулы стали терять напряжение. Ее плечи расслабились, и она откинулась на спинку софы. Рука Джилл лежала рядом с ее рукой; было какое-то трогательное несоответствие между узкими, красивыми пальцами и яркими ногтями девочки и ее разумными речами.

– Разве можно поверить, что кто-то хочет построить торговый комплекс на полях сражений Гражданской войны? Ведь разрушают Аризонскую пустыню, там скоро ничего не останется… Послушай, Дженни, тебе нужно продолжать эту борьбу. Ты просто обязана. – Глаза Джилл возбужденно блестели.

Что-то шевельнулось внутри у Дженни, растущая гордость и самоуважение. События последних нескольких дней, ее поведение, ее провал – все это как-то унижало ее; так болезненно было чувствовать себя ничтожной, отвергнутой, какой-то маленькой в сравнении с этими двумя людьми. Сейчас она разговаривала с ними уверенно, и они слушали.

– Я буду продолжать вести эту борьбу, – повторила она, а потом пришлось добавить: – Хотя, может, именно эту я-то и должна буду оставить, но будут и другие битвы.

– А почему не эта? – спросил Питер.

– Есть целый ряд причин, долго объяснять.

– Ответь только на один вопрос: есть ли какая-нибудь опасность для тебя, если ты продолжишь эту борьбу?

– Нет, я так не считаю.

– Как ужасно все, что случилось с этим человеком в автомобиле. Тебе нужно быть осторожной, – предупредительно сказала Джилл.

«Девочка действительно тепло относится ко мне, – подумала Дженни, – это заметно по ее голосу, он звучит не фальшиво. Она просто так и думает».