БЛАТНОЙ

— Ладно, ладно, - потрепал его Ленин по плечу.
– Кто ж в этом сомневается?

И потом - скороговоркой, косясь в ту сторону, где находился Девка:

— Ты, ядрена мать, не мешай, не мути воду.

И опять, обращаясь к кавказцу, держа ладонь на его плече:

— Больно уж ты горяч, - проговорил он с укоризной.
– Нельзя же так! Человек пошутил, а ты…

— Какие шутки, слушай?
– кипел и ерзал Coco.
– Тут разговор серьезный.

— Ну, так и продолжай, - сказал Ленин.
– Значит, ты был рядом…

— Совсэм рядом!

— И все слышал?

— Конэчно.

— И можешь повторить - сейчас, при всех?

— А почему нэт?
– Coco пожал плечами.
– Ясное дело - могу.

— Так повтори, - тихо, настойчиво проговорил Ленин.
–  Расскажи блатным, о чем вчера болтал Чума? Что он говорил Лешему?

— Об армии говорил. О том, что он там изучал всякие приемы…

Теперь все смотрели на меня; молча смотрели, выжидающе. Они тяжелы были - эти взгляды. Я ощущал их почти физически.

— О, Господи, какая чушь, - сказал я, стараясь держаться как можно непринужденнее.
– Не нашли другой темы. Что ж, я и действительно говорил…

— Ага, - подался ко мне Ленин.
– Ага!

— Что - «ага»? Я говорил. Но как! В каком смысле!

— А-а-а, - отмахнулся он небрежно, - это не играет…

— Нет, почему же, играет, - возразил я, - еще как играет! Я говорил о том, что знаю армейские приемы, ну и что? Мало ли где и как я мог их изучить? Знать их - одно. А быть в армии, служить - совсем другое. Если уж мы начнем эти понятия смешивать… Вот ты, например!

Я стремительно повернулся к Coco - уцепил его согнутым пальцем за воротник:

— Ты кто - грузин?

— Мингрелец, - растерянно ответил он.
– А почему?…

— Шашлык любишь?

— Конечно.

— Знаешь, как его приготовляют?

— Знаю.

— Ну, а сам жарил когда-нибудь?

— Еще бы! Сколько раз…

— Так, может, ты не блатной, а повар?
– спросил я медленно.

— Что-о-о?
– Coco стал надуваться, глаза его вышли из орбит, челюсть отвалилась.
– Как ты сказал? Опять намеки?

На нарах грохнули. Глядя на веселящихся, гогочущих урок, я развел руками и сказал смирным голосом:

— Вот так вот, ребята, можно обвинить любого из нас. Каждого! Один знает одно, другой - другое… Мало ли кто из нас что знает?… О чем тут толковать? И мне вообще непонятно: какой смысл во всем этом копаться? Есть ведь поважнее дела. По зоне вон сучня бродит: половина пересылки в се руках…

— Вот потому, что половина пересылки, - сказал Ленин, - потому нам и надо знать: кто у нас кто… И ты не верти!
– он поднял палец и помахал им перед моим лицом.
– Ты говорить мастак, я знаю. Умеешь изворачиваться… Поэт! Только здесь это не поможет. Что в Ростове проходило - на Колыме хрен пройдет.

— Это еще что за намеки?
– спросил я, подражая кавказцу, подделываясь под его интонацию.
– Куда ты клонишь?

— Все туда же, - усмехнулся он, - все туда же, - и, насупясь, собрав складками кожу на лбу, он спросил, отделяя слова: - Так, ты утверждаешь, что в армии не был, не служил?

— Нет, - сказал я твердо, - не служил.

— И можешь доказать это?

— А ты, - прищурился я, - ты можешь доказать обратное?

— Я - нет, - замялся Ленин, - но ведь имеются люди…

— Какие люди? Вот этот Coco? Да он же не русский. Мало ли что ему могло померещиться?! Ему всюду разные намеки чудятся… Смешно! И вообще, урки, - тут я привстал и осмотрелся, выказывая всем видом своим недоумение и праведный гнев, - я не пойму, что здесь - воровское толковище или наш советский суд? Это только на суде так делается - обвиняют без причин… А у нас, у блатных, все должно быть по справедливости, по правде.

Кодла снова загомонила, задвигалась, кто-то проворчал из полутьмы:

— Кончайте этот балаган!

И еще один голос прорезался сквозь шум:

— А где, кстати, Леший? Куда он подевался? Давайте его сюда! Спросим - и точка. И все дела.

— Вот это правильно, - подхватил Coco.
– Пусть сам Леший скажет. В самом деле, где он?

Лешего, признаться, я боялся больше всего. (Coco был не опасен мне - я обезвредил его без труда!) Отсутствие сибиряка удивляло меня с самого начала; удивляло и, конечно, радовало. И сейчас я напряженно ждал: что ответит Ленин на этот вопрос?

— Ч-черт его знает, - сказал озадаченно Ленин.
– Не пойму, - он засопел, поскреб ногтями лысину.
– Пацаны всю зону облазили, с ног сбились. И сейчас еще ищут. Запропастился куда-то, прямо как в воду канул!

— А может, его в зоне уже и нет?
– хихикнул Девка.
– Может, он в побеге?

— И сколько мы так сидеть будем?
– поинтересовался Конопатый - тот самый парень, который вызвал меня на это судилище.

— Подождем еще немного, - сказал Ленин.
– Авось, найдется. Время терпит.

— Да нет, - возразили ему, - не терпит…

— Но ведь толковище не кончилось!
– угрюмо и веско заявил Ленин.
– Вы что, правил не знаете? Дело это оставлять нельзя. Надо что-то решать… А Леший найдется, появится.

Однако Леший так и не появился. Урки ждали его долго. Некоторые от скуки стали резаться в карты. Кто-то звучно всхрапнул. Затем в углу послышалась песня:

Костюмчик серенький, колесики со скрипом

Я на тюремный на бушлатик променял.

Это была моя песня! И блатные знали это. И, услышав ее, я подумал с облегчением: раз поют, значит, верят… Значит, здесь у меня есть сторонники. Что ж, это неплохо. Мы еще поборемся, Володя! Потягаемся! Мы еще кокнемся - посмотрим, чье разобьется…

Дверь барака распахнулась с грохотом; ворвался взъерошенный, запыхавшийся пацан.

— Нашелся, эй!
– закричал он еще с порога.
– Нашелся ваш Леший!

— Где ж он?
– встрепенулся Ленин.

— В санчасти.

— Он что, заболел, что ли?

— Да вроде бы, - сказал пацан, отдуваясь и шмыгая носом.
– Не поймешь - то ли всерьез, то ли косит, притворяется.

— Как же он косит?

— Странно… - востроносое, щуплое лицо паренька дрогнуло, исказилось гримасой…