Бледная графиня

Внизу, в передней, по обыкновению горела большая лампа, которая гасилась только поздно ночью. С собой у графини свечи не было, но она прекрасно знала дорогу. Дойдя до старой железной двери, которая вела в башню, она отперла ее как можно тише. Однако, несмотря на все предосторожности, дверь заскрипела, и графиня решила, что лучше не запирать ее. Камилла вошла в темный сводчатый коридор башни, но направилась не к той комнате, где содержалась Лили, а дальше.

Она скользила по коридору неслышно, словно тень, и скоро оказалась возле комнаты своего таинственного гостя, того самого, шаги и бормотание которого по ночам слышала из своей комнаты Лили.

Графиня легонько постучалась, и почти сразу же дверь отворилась.

В комнате было совершенно темно. Камилла прикрыла дверь за собой поплотнее, но тот, кто открыл, сразу узнал ее. Он уже привык к темноте.

— Наконец-то ты пришла, — тихо сказал он. — Я давно ждал тебя и завтра бы сам пошел к тебе.

— Ты с ума сошел! — прошептала графиня. — Зачем так подвергать себя опасности?

— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу, и понимаешь, что я справедливо требую своей доли…

— Курт… — перебила Камилла тайного постояльца.

— Мне надоело ждать, — твердил Митнахт, а это, как, наверное, догадался читатель, был именно он. — Или ты воображаешь, что мне очень интересно жить в этой мышеловке?

— Ты ради собственной же безопасности должен скрываться — ты же знаешь… Но ждать осталось недолго. Наши дела идут хорошо. То, что тебе никак не удавалось сделать, свершилось, и сейчас последнее препятствие устранено…

— Этьен Аналеско?.. — поспешно спросил Митнахт.

— Он случайно утонул вчера. Так мне сообщили, по крайней мере.

— Ты не меньше меня должна этому радоваться, — сказал Митнахт. — Он поклялся уничтожить и меня и тебя. Он, казалось, был заколдован от пуль и кинжалов.

— Но теперь его уже нет и нам нечего бояться.

— Если только через какое-то время он вдруг опять не объявится живой и здоровый, то победа на нашей стороне.

— Нет, на этот раз я уверена, что не появится.

— Ну, так поторопись тогда и со мной рассчитаться.

— Но я еще не получила денег Лили. Она жива, хотя и в моей власти. До сих пор я не могла добиться выдачи денег, но теперь вижу, что пришла пора действовать особенно решительно…

— Да, ты права.

— А что ты станешь делать, получив свою долю?

— Уеду.

— На что ты промотал деньги, которые я тебе посылала? Имея сто тысяч талеров, можно было спокойно дожидаться остального, а вместо этого ты являешься сюда, как какой-нибудь бродяга. И я еще должна прятать тебя, чтобы не давать повода для разного рода толков. Так что наберись терпения и жди. И помни, что любой твой необдуманный и опрометчивый шаг может испортить все дело.

— Но ты же сама сказала: теперь, когда устранено последнее препятствие…

— Жадность лишает тебя рассудка. Именно сейчас, когда деньги так близки, и надо быть особо осторожным. Они будут получены, но когда точно — я сказать не могу. Я и так из-за твоих непомерных требований и мотовства залезла в большие долги и нуждаюсь теперь не меньше твоего.

— Нуждаешься?.. В шампанском и устрицах, — насмешливо сказал Митнахт. — Знаю я тебя!

— Да хоть бы и так! — гордо ответила ему Камилла. — И я бы на твоем месте не доходила до такой наглости. Ты получаешь здесь все, что можно и нужно. Я сама ношу тебе и вино, и еду. Тебе этого мало?

— Я живу как в тюрьме, и это мне надоело.

— Зачем же ты сюда шел?

— Какой глупый вопрос! — вскипел Митнахт. — Потому что у меня не было ни гроша денег.

— Я ни разу прежде не видела тебя таким, хотя ты не однажды приходил ко мне — наполнять свои карманы. Но тогда ты был хотя бы в приличном виде. А теперь совсем опустился, стал совершенно другим человеком.

— А благодаря кому? — обиделся Митнахт. — Сейчас, вспоминая по ночам прошлое, я тысячу раз проклинаю ту минуту, когда встретил тебя в первый раз. Я был авантюристом — хорошо. Служил наемником под чужими знаменами — да. Был игроком — да. Но не преступником, не убийцей!

— К чему ты все это говоришь?

— Я проклинаю тебя, когда вспоминаю свое прошлое!

— Что было, то прошло. Лишь дураки думают о том, чего уже нельзя изменить, — холодно сказала графиня.

— Ты обещала мне награду за наградой, только бы я сделался твоим помощником.

— И разве я не исполняла своих обещаний?

— Теперь, когда я сижу в этом каменном мешке, прошлое снова проходит перед моими глазами, словно это было вчера…

— Уж не раскаяние ли ты тут передо мной разыгрываешь? — с язвительной усмешкой спросила графиня. — Напрасный труд. Подобная глупость может окончиться для тебя эшафотом.

— Ты хочешь сказать, что назад дороги нет и путь для меня остался только один? Что ж, ты права. Благодаря тебе, я зашел так далеко, что преступление за преступлением стало нормой моей жизни.

— Что значат эти упреки?

— Ты еще не знаешь, что по дороге сюда я должен был убить ни в чем не повинного человека, телеграфиста из Баума, который отправлял депешу Марии Рихтер. Он узнал меня.

— Но он, кажется, сам лишил себя жизни?

— Нужда всему научит. Я устроил так, чтобы все решили, что это самоубийство.

— Остановись, Курт, — прервала Митнахта графиня, в голове которой мелькнула новая идея. — Ты знаешь, что в этой же башне я поместила Лили. Она, кажется, замышляет побег. После той ночи, когда ты вернулся, утром под окном ее комнаты обнаружили следы копыт…

— Теперь она одна стоит у нас на дороге, — мрачно заметил Митнахт.

— И она по-прежнему обвиняет тебя. Я все силы приложила к тому, чтобы перевести ее сюда, но пока жива она, нам миллиона не получить.

— Если уж все так далеко зашло, то надо поскорее кончать с этим делом.

Дьявольская улыбка тронула губы графини, но Митнахт ее в темноте не заметил.

— Но надо соблюдать предельную осторожность. Поспешность может испортить все дело.

— Она исчезнет, как и появилась, неожиданно и необъяснимо, — пообещал зловещим шепотом Митнахт.