Бледный всадник, Черный Валет

Всевидящее око.

Карающую руку.

Сердце, окаменевшее от чрезмерной любви.

Но любви никогда не бывает слишком много. Никто никого еще не залюбил до смерти…

Кажется, она сказала: «восемь часов»? Смешно. Он прожил внутри Мамы целую жизнь. Умер — однако не своей смертью. И для него все начиналось снова.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ ПЕРЕВОРОТ

69. ДО СВИДАНИЯ

Всадник, закутанный в черный плащ, покидал город Ин на закате. Вороной конь размеренно дробил копытами подмерзавшую землю. Мутант покачивался в седле, как голова болванчика, — спокойный и холодный, почти мертвец. Он предпочитал двигаться ночью, под покровом темноты, а днем впадал в прострацию и восполнял затраты энергии.

Уезжая, он не оглядывался. Ему была чужда суетливость и неведом мистический страх, охвативший жителей Ина. Таинственный объект, расположенный в двух десятках километров к западу от города, остался вне сферы интересов шестипалого — как и все, что превосходило его понимание. С некоторого момента он уже не оказывал влияния на ход событий. Испорченный механизм медленно разрушался. Черви пожирали изнутри перезрелый плод. Жизнь в проклятой дыре текла своим чередом…

На поверхностный взгляд, мутант ничего не добился. Он потерял время, деньги и репутацию в определенных кругах, но, возможно, приобрел нечто более важное. Кроме того, были посеяны невидимые и неосязаемые семена, которые обязательно прорастут и дадут всходы — через день или спустя несколько лет. Это уже целиком зависело от питательной среды.

Мутант умел ждать. Его личная судьба не имела значения. Он всегда ощущал себя частью вечной и невообразимо могущественной силы.

Ему предстоял долгий опасный путь в дикой зоне, через бесконечную пустыню собственного одиночества. Но ничто не пугало и не тревожило его. Сам он считал, что миссия увенчалась успехом. Он упустил выгодного клиента, однако нашел целый город. Это и был главный приз. Еще одно потенциальное гнездо для КОЛОНИИ — гнездо с только что отложенными «яйцами». Подходящий климат, подходящий рельеф, обилие пищи, энергии и достаточное количество живых инкубаторов. ПОКА еще живых — если поп не перестарается.

Ох уж этот пресловутый священник! Настоящая темная лошадка. Проходная пешка на седьмой горизонтали… Дай ему бог здоровья!

Шестипалый знал, что когда-нибудь вернется к гнезду. И вернется не один.

70. ЗАПАХ

Ферзь как следует развлекся с пышнотелой и очаровательно застенчивой Глашкой, кожа которой обладала замечательным свойством светиться в сумерках, позволил наложнице сегодня остаться рядом с собой и погрузился в спокойный сон.

Глашке он доверял безгранично, считая девку слишком тупой, чтобы та могла предать. Кроме того, она была его дочерью. Скорее всего. В своих владениях Ферзь являлся главным осеменителем, и с его потомством вышла изрядная путаница. Все дворовые бабы мечтали забеременеть и родить ребеночка от шефа. При этом желаемое нередко выдавалось за действительное.

В тот вечер помещик чувствовал себя превосходно. Его уверенности в своих силах не могла поколебать ссора с Начальником города Ина, этим мальчишкой, много о себе возомнившим. В поместье дела шли неплохо, а с Заблудой-младшим он уж как-нибудь разберется.

Ферзю никогда ничего не снилось. Он так прочно стоял на ногах, что не отрывался от земли даже по ночам. Все, о чем он мечтал, он хотел иметь в натуре. И имел. Как, например, Глашку. Та ублажала его в основном орально. Иногда, пока она занималась этим, он ставил ей на голову кружку пива и периодически из нее отхлебывал. Для полного комфорта своего благодетеля Глашке приходилось заплетать волосы в косу и укладывать ее венчиком на темени…

Ферзю нравилось унижать. Он собирался унизить Гришку до нуля высоты, а еще лучше — загнать его на полметра под землю. Единственным человеком, которого помещик хоть в какой-то степени уважал, была Полина, но и Полину он использовал в своих интересах, а рохлю-священника — и подавно.

Сейчас ведьма и поп отправились на болота, и к следующему вечеру Ферзь ожидал приятных известий. Он и не предполагал, что все начнется гораздо раньше и что сюрприз окажется таким НЕОТРАЗИМЫМ.

…Возле большого камина, разукрашенного охотничьими сценками, дрыхли любимцы из своры помещика — русские борзые Бег, Руслан, Горшок, Макдональдс, Паровоз, Шалый, Пентиум, беременная сука Лада, молоденькая Муха и умудренная жизнью Курва со своим полуторамесячным выводком.

Собаки были настолько уродливы, что их уродство приобретало даже некую извращенную привлекательность. Узкие, будто со сплющенными под прессом телами, с выгнутыми дугой спинами и втянутыми до позвоночника животами, они свободно разгуливали по всему дому, как призраки, заглядывали куда вздумается и пользовались привилегиями, немыслимыми для двуногих обитателей поместья. Собаки облюбовали огромный пушистый ковер в спальне хозяина и грелись на нем холодными ночами возле каминного огня. Ферзя не раздражал даже щенячий писк — в отличие от тихого бормотания слуг и дурацких разговоров телохранителей. Зато он мог быть уверенным, что те не спят…

* * *

Примерно в четыре утра он проснулся от того, что впервые в жизни ему приснилось… Ему приснился ЗАПАХ. Да, именно так. Не образ, не голоса, не движение, не вкус пива, а запах паленой шерсти. Запах застрял в носоглотке, будто клубок спутанных шерстяных ниток. Волосы росли в ноздрях и забивали рот. Наступало удушье…

Когда Ферзь продрал глаза, в спальне было гораздо темнее, чем он ожидал. Вначале он подумал, что гаснет огонь в камине, но потом сопоставил все: запах, едкий дымок, темную гору за каминной решеткой… и молчание собак.

Его первой реакцией была ярость. Не испуг, нет. УДУШАЮЩАЯ ярость. Он покосился влево, дрожа от предвкушения мести — пока еще безадресной. Рыхлое бледное тело Глашки раскинулось на простыне. Слишком вольготно — обычно наложница принимала более скромные позы. Хозяин не выносил развратных баб.

Ферзь разглядел ее мясистые ляжки, пухлый живот, молочно-белые груди, шею… и вот тогда-то он впервые в жизни почувствовал себя лилипутом. Игрушкой в чьих-то руках. Мальчиком для забавы. Одним словом, дерьмом.

Кто-то отрезал Глашке голову. И положил вместо нее на подушку голову русской борзой. Шея к шее. Крови было на удивление мало. В темноте Ферзь даже не очень хорошо различал то место, где собачья шерсть прикрывала человеческую плоть.

Но это было еще не все. Многие предметы в спальне, начиная с шишечек на спинках кровати и заканчивая вазой, были увенчаны насаженными на них собачьими головами. Включая головы щенков. Мертвые глаза блестели, будто свинцовые отливки. А тела… тела были брошены в огонь и тлели там, распространяя тот самый проклятый запах. Вполне вероятно, что голова Глашки тоже попала в камин.

Кто-то собрал внутренности помещика в гигантский кулак, а затем сжал их. Его вывернуло прямо на простыни и знаменитый ковер. Он прополз несколько метров на четвереньках, пока извержение не прекратилось. Потом встал на ноги и, шатаясь, поплелся к выходу.

На него накатывали волны тошноты, ужаса и одуряющей вони. А после — опять ярости, все-таки победившей и вытеснившей остальные чувства. Его сердце чуть не разорвалось. Бег, Горшок, Шалый, Пентиум, Муха, Ладушка… Глашка… Нестерпимо! Нестерпимо!..