Блеск и будни

— Да, это правда, — подтвердила Лиза. — И я не стыжусь этого. Но моим любовником он не был. Если что-то и было, то лишь желание подружиться. Впрочем, думаю, что с моей стороны было глупо пытаться делать даже это.

— То, что я хочу довести до вашего сведения, Лиза, — продолжал Билли, — так это то, что вы нажили себе могущественных врагов. Сенатор Уитни — один из самых влиятельных людей в Вашингтоне, а вы одернули его вместе с Элли Мэй на рождественском балу. И, поверьте мне, Элли Мэй распространяет теперь ядовитые сплетни о вас по всему графству Глочестер. А теперь, радость моя, если вы освободите сразу всех рабов, одному Господу известно, что они могут выкинуть в отместку вам.

— Но почему же? — воскликнула Лиза.

— Разве вам непонятно? Здесь же круговая порука: либо всё, либо ничего. И вы окажетесь предателем благородного дела.

— Рабство — благородное дело?

— Да!

— Но что они мне могут сделать? Освобождать рабов законом не запрещается.

— Но закон запрещает белым женщинам спать с неграми.

Она уставилась на него.

— А я с ним и не спала, — негромко ответила она.

— Я это знаю, радость моя. Но наши присяжные могут заявить, что вы это делали, особенно если все влиятельные рабовладельцы начнут на них давить, а без этого, уверяю вас, не обойдется. Положение может приобрести очень мерзкий оборот. Как ваш адвокат и друг советую вам не высовываться. Может быть, можно освободить пару рабов в качестве рождественского подарка. А потом еще пару на будущий год. Но если вы сразу отпустите на волю триста рабов, у вас будут большие неприятности! Очень большиенеприятности!

Нахмурившись, Лиза обдумала сказанное и пришла к выводу, что Билли, возможно, прав.

— Думаю, — произнесла она после некоторого молчания, — что не существует законов, которые препятствовали бы улучшению жизни рабов? Запрещали бы относиться к ним по-человечески?

— Ну, конечно, таких законов нет. Но на практике многие рабовладельцы поступают именно так.

— Хорошо. Я последую вашему совету. Боюсь, что вы правы. Но сообщите этому отвратительному мистеру Дункану, что с сегодняшнего дня он уволен. Пусть он и оба его сына убираются с этой плантации до рассвета, или я прикажу их выбросить отсюда. Подготовьте также бумаги о предоставлении вольной Чарльзу, тете Лиде и Дулси. Я даю им вольную хотя бы ради Рождества. Надеюсь, что вы проведете Рождество вместе со мной?

— О, с большой радостью, дорогая! И не будем вспоминать о постигшей вас утрате, — отозвалась Клемми.

Лиза опустила глаза при упоминании ее усопшего мужа. Увы, она не могла заставить себя горевать об этой потере.

— Тебе нравится это платье? — Леттис Белладон стояла перед зеркалом во весь рост в номере «люкс» отеля «Уиллард» в Вашингтоне. На ней было великолепное шелковое бальное платье. Декольте, отороченное вышивкой, открывало значительную часть ее пышной груди.

— Очень мило, моя дорогая, но нам надо торопиться. Не хотелось бы опаздывать на прием к сенатору Уитни. У него соберутся все, возможно, приедет сам президент.

Леттис взяла со стула шаль и набросила ее себе на плечи.

— Уверена, что прием пойдет блистательно, — заметила она, — если вообще в этом мерзком городе можно что-либо назвать блистательным.

— Мы должны быть снисходительными, дорогая. Нельзя же сравнивать Вашингтон с Лондоном или Парижем.

Направляясь к двери, Леттис рассмеялась.

— Это точно, нельзя. Здесь просто большая деревня с претензиями, если хочешь знать мое мнение. И я нигде не видела так ужасно одетых женщин, как жен местной знати в Вашингтоне.

— Не надо забывать, что Америка — один из самых быстро растущих рынков для нашего предприятия «Текстиль Белладона». И, конечно, мы не должны обидеть хозяйку, миссис Уитни. Ее брат выращивает один из самых лучших сортов хлопка в штате Миссисипи и продает его мне по очень выгодной цене.

— Ее брат также приставал ко мне с сальными предложениями, — сказала Леттис с видом опороченной добродетели, хотя в тот момент ее позабавило приглашение подвыпившего плантатора поехать к нему в имение, чтобы немного «порезвиться».

— Ну, сегодня мы об этом вспоминать не будем, — заметил Горас, отворяя дверь.

Горас и Леттис Белладоны приехали в Америку для осмотра ведущих магазинов одежды на Восточном побережье страны, а также для посещения крупнейших хлопковых плантаций. Они вышли из гостиницы и сели в экипаж.

— Езжайте к дому сенатора Уитни на улице… — назвал кучеру адрес Горас. Когда экипаж тронулся, Леттис обратила внимание на толпы черных бродяг возле гостиницы.

— Как ты думаешь, они рабы? — спросила она мужа.

— Вполне может быть, — ответил Горас, приглаживая свои пышные бакенбарды. — Насколько я разбираюсь в здешней ситуации, южане контролируют Сенат и Верховный суд, и, конечно, президент тоже демократ и относится пристрастно к рабовладельцам. Практически весь этот город принадлежит южанам.

За два дня пребывания в молодой Американской республике у Леттис создалось весьма нелестное представление об этой стране. Она осмотрела Капитолий. Зал Сената и круглый, красный с золотом зал Палаты представителей были уже отделаны, а большой мраморный флигель, который возводился уже семь лет, был почти готов. Леттис подумала, что все это производит довольно хорошее впечатление, хотя ощущение величия несколько снижалось за счет того, что территория Капитолия была замусорена кусками мрамора, валяющимися колоннами, досками, железными плитами и камнями, а также домиками для рабочих. Они проехали мимо департаментов почты и патентов, которые расположились по диагонали между Седьмой и Восьмой улицами. Она посмотрела на огромное здание казначейства на Пятнадцатой улице, строительство которого еще не закончилось. Ее позабавило небольшое кирпичное строение государственного департамента, которое выглядело так же скромно, как и департаменты армии и военно-морского флота, разместившиеся в старомодных постройках к востоку от Дома правительства. И она решила, что Белый дом проигрывал в роскоши, если его сравнивать, например, с Букингемским дворцом. Она слышала о том, что приемы в Белом доме при таком скаредном бюджете были так скромны, что даже не ставились цветы на обеденные столы. Люди без всякой радости принимали приглашения посетить Белый дом. Президент, уроженец Пенсильвании, вдовец, и его племянница, молодая мисс Хариет Лейн, выступали в качестве хозяев правительственного особняка. Хотя в народе мисс Хариет Лейн любили (новая песня «Послушай пересмешника» была посвящена ей), вашингтонское общество считало, что она жеманница и зануда. «Что за столица! — думала Леттис. — Что за страна!»

Их экипаж въехал на подъездную площадку претенциозного особняка с колоннами, который сенатор построил три года назад. Горас и Леттис вышли из экипажа. Ярко освещенный дом уже заполнили гости. Когда Леттис поднималась на крыльцо, она услышала звуки оркестра, наигрывавшего веселые мелодии «Дикси».

Белладоны находились в Вашингтоне всего два дня, но уже знали о напряженности в отношениях между политиками — северянами и южанами, сторонниками рабства. Эта напряженность распространилась также и на социальную жизнь. Росло число людей, которые приглашали либо только северян, либо только южан, в зависимости от своих убеждений. Однако несмотря на свои явные симпатии к рабовладельцам, сенатор Уитни и его родившаяся в штате Миссисипи жена все еще общались и с теми, и с другими, во всяком случае на социальных мероприятиях.