Блеск и будни
Шрифт:
— Я привез тебе куклу, маленькая проказница. Она в саквояже.
Ангус как раз в этот момент внес саквояж Адама.
— Ангус! — крикнула Аманда и побежала к нему. — Откройте саквояж папы — пожалуйста!
Адам покачал головой.
— Кажется, мы уже избаловали ее, — сказал он Лизе.
— Что случилось? — спросила Лиза, покоясь в объятиях Адама на кровати поздним вечером. Облачный день принес штормовую погоду, вокруг коттеджа завывал ветер, а на протяженном пляже ухал сердитый прибой.
— Ничего не случилось, —
— О, дорогой мой, не скрывай. Я почувствовала это с момента твоего приезда. Ты чем-то обеспокоен. И не пытайся что-нибудь утаить от меня, я вижу тебя насквозь. Что стряслось?
Некоторое время он молчал. Потом вздохнул.
— Ладно, мне предложили пост в правительстве. Естественно, я отказался, но Сибил подняла такую бучу, что этот шторм может показаться весенним мелким дождичком.
Лиза села и вывернула побольше фитиль керосиновой лампы, стоявшей рядом с кроватью. Она была не глупа и поняла, что пришла серьезная неприятность.
— Какойпост в правительстве? — спросила она.
— Быть одним из представителей Короны в совете, который консультирует государственного министра по делам Индии. Этот совет был учрежден три года назад, когда Корона взяла на себя управление Индией, освободив от этого дела Ист-Индскую компанию. Лорд Пальмерстон мне льстил, был добр ко мне и сказал, что мое знание Индии будет очень ценным для лорда Кранборна, который является министром по делам Индии. Но я знаю, что все это подстроила Сибил.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Она очень подружилась с мистером Дизраэли с помощью простого приема — внесла деньги в партийную кассу. Конечно, Дизраэли пользуется большим влиянием в палате общин, и он устроил некоторый обмен любезностями с лордом Пальмерстоном, поэтому тот и пригласил меня в состав совета. Все провернули довольно элегантно, но мне это ни к чему.
— Потому что ты должен будешь отказаться от меня?
Он ничего ей не ответил. Она выскользнула из-под одеяла, накинула пеньюар и подошла к окну, вглядываясь в темное бушующее море.
— Мы жили в краю глупцов, — наконец сказала она. — И дело не в том, что в краю глупцов нельзя быть счастливым. Я была необыкновенно, неописуемо счастлива с тобой, дорогой, надеюсь, и ты был со мной счастлив. Но я постоянно знала, что когда-нибудь этому наступит конец.
— Ничто некончается! — воскликнул он, садясь на кровати.
— Не кончается… Ты примешь это предложение.
— Лиза, может быть, ты не слышала, что я сказал. Я уже отклонил его.
— Ты поедешь в Лондон и скажешь им, что передумал.
— Нет!
Сбросив одеяло, он спрыгнул с кровати и подбежал к ней, обнял, стал жадно целовать. По стеклам окна стучал дождь.
— Лиза, ты — моя. Ты часть моей плоти и души. Я никогда не отдам тебя.
— Ах, Адам, мой сладостный Адам, — отозвалась она, ее решимость почти растаяла в его крепких объятиях, — ты ведь знаешь, что и ты часть моейдуши. Но жили мы до сих пор неправедно.
— Это не так, черт меня подери!
— Знаю, что для нас это выглядит нормально, но для всех остальных иначе. Четыре года мы жили в прекрасном сне, но теперь сон закончился,
и надо взглянуть на реальность — ради наших детей, если не касаться другого. — Она почувствовала, что его объятие несколько ослабело. — Ты знаешь, что я права, — продолжала она. — И Сибил права. Она думает о вашем сыне и наследнике…— Он может быть моим наследником, но я не уверен, что он мой сын.
— Что ты имеешь в виду?
Он возвратился к кровати, присел на нее и закрыл руками лицо, запустив пальцы в свои густые черные волосы. Когда он открыл лицо, она увидела слезы в его темных глазах.
— Я почти уверен, что Генри — сын от кого-то другого, — признался он. — Я узнал от своего агента, что Сибил перевела огромную сумму денег — семьдесят тысяч фунтов стерлингов — молодому бездельнику и повесе по имени Масгрейв, с которым она поддерживала самые близкие отношения. Когда я женился на Сибил, она была девственницей, но вскоре после свадьбы я уехал в Индию. Похоже на то, что Генри был зачат после моего отъезда в Индию. Но я… я боюсь ее спрашивать об этом. Нам с Сибил как-то удалось наладить нашу семейную жизнь, и я не хочу знать правду, ибо опасаюсь, что все рухнет, если это правда. И я люблю Генри.
— Имело бы это для тебя значение, если сын не от тебя?
— Конечно, имело бы! Ни один мужчина не захочет, чтобы его сын и наследник был от кого-то другого. Ирония заключается в том, что я женился на Сибил в попытке сохранить семейную преемственность, а она надругалась над всеми моими стараниями! Если Генри не мой сын, то как на законном основании он может унаследовать имущество и титул де Веров? Все это по закону должно перейти к Артуру, моему подлинному сыну. Но если я лишу наследства Генри, то это погубит его жизнь и приведет просто к исключительному скандалу. О, итак все превратилось в отвратительную мешанину, а теперь еще и это.
Лиза всем сердцем сочувствовала ему. Она знала, как сильно он любит своих сыновей.
— Неужели у тебя совсем нет склонности к политической деятельности? — спросила она.
Он заколебался с ответом.
— Фактически меня влечет к этому занятию. Мне бы хотелось делать что-либо полезное. Одному Господу известно, как невероятно мне везло, так что я обязан послужить людям, которые менее удачливы, чем я. — Его лицо стало жестким. — Но я не отдам тебя!
Она подошла к кровати и прижала к себе его голову.
— Ты долженотказаться от меня, — прошептала она. — Не имеет значения, твой ли сын Генри или нет. Знаю, что ты любишь его как сына, важно подумать о его будущем. Тебе надо вернуться домой, Адам.
— Мой дом здесь.
— Неправда. Ты не просто Адам Торн. Ты маркиз Понтефракт, национальный герой и отец будущего маркиза…
— Кто бы им ни стал.
— Твой дом в Понтефракт Холле и Понтефракт Хаузе. Неужели ты не понимаешь, что мое сердце разрывается, когда я говорю это, дорогой мой? Неужели ты не сознаешь, что у меня в жизни ничего не было дороже тебя? Но наступает время, когда мы должны признать, что существуют вещи поважнее нас. Мы должны смириться с тем фактом, что у нас с тобой нет будущего. Ты должен отказаться от меня во имя будущего своих сыновей.