Блеск и нищета шпионажа
Шрифт:
Утром посол пригласил его на чисто мужской ланч, такие события давали шанс не только получить дополнительную информацию, но и за бутылкой виски решить некоторые внутренние вопросы, касавшиеся прежде всего отдельных сотрудников КГБ. К одним у посла имелись претензии, что они плохо работают по линии «крыши», другие, наоборот, уже месяцами добивались от посольского завхоза замены расшатанной кровати или истертого дивана, третьи возмущались, что посольство не оплатило полностью расходы на зубного врача.
Последний пункт был особенно острый: бесплатная медицина в Стране Советов автоматически переносилась и на заграницу, однако хитроумные совграждане ухитрялись не только полностью залечивать все свои зубы, но и вставлять золотые и пластиковые, делать мосты и даже новые
Руслановский вернулся домой, выпил для бодрости чашечку кофе и обратился к жене:
— Галочка, давай поедем сегодня за город, возьмем Маринку, подышим воздухом…
Галине не пришлось разъяснять причины изменения планов субботы: жизнь мужа была таинственной и непредсказуемой, она уже множество раз участвовала в операциях, которые для американского наружного наблюдения выглядели как патриархальные загородные прогулки с любованием неповторимыми пейзажами и легким пикником в лесу, на разрешенной властями полянке. Дальше все развивалось по традиционному сценарию: чета с дитем медленно выехала из дома (резидент заботился, чтобы наружники не прохлопали его отбытие и четко зафиксировали содержимое автомобиля), час-другой покатались по великолепным дорогам, выбрали стоянку, на которой уже бывали не раз, там находился и столик, где закусили и выпили кока-колы. После этого все трое двинулись в лес, к речке — никаких подозрительных типов вокруг не вилось. По дороге резидент, подмигнув жене и поцеловав дочку, свернул на тропинку и быстрым шагом дошел до остановки пригородного автобуса на шоссе — все было рассчитано до минуты, автобусы ходили по расписанию. Три остановки, выход, уютный загородный ресторанчик.
Маша уже сидел за столиком и потягивал виски, мрачная физиономия агента не предвещала ничего хорошего.
— Что случилось, Оливер? Зачем вы вызвали меня на экстренную встречу?
— Черт побери! — Уэст не сдерживал своего гнева, хотя и старался говорить тихо. — Вы думаете о моей безопасности? Кто информирован обо мне в КГБ?!
Вопрос был поставлен резко, и опытный Руслановский сразу понял, что произошла какая-то утечка. Однако он был убежден, что конспиративный Катков не нарушил договоренности о «тройке», иначе, черт побери, зачем же он каждый раз мотался в Москву для докладов?
— Ав чем дело? — резидент выигрывал время.
— Это я у вас хочу спросить! Я поставил на карту свою жизнь!
Это прозвучало несколько истерически, видимо, Машу что-то серьезно напугало, в таких случаях по всем чекистским правилам требовалось не скупиться на успокоительные таблетки.
— О вас знает самый узкий круг: я, шеф и его заместитель. Еще сам председатель. Ни машинистки, ни шифровальщики, обслуживающие руководство, в ваше дело не посвящены. Разве вам не докладывают, что я каждый раз вылетаю в Москву после нашей с вами встречи? В моей практике не было такой конспирации…
— Знает ли обо мне Гусятников?
— При чем тут Гусятников? Он же всего лишь заместитель Карцева. Естественно, Карцев о вас не знает, не говоря о заместителе.
— Дело в том, что Гусятников попросил политического убежища в Риме и совсем недавно встречался с руководителями ЦРУ здесь в Лэнгли.
Новость огорошила резидента, и он попросил Оливера заказать двойную порцию любимого «бурбона» (сам не сделал этого по профессиональной привычке: английский язык Руслановского не отличался совершенством и выдавал иностранца, вообще с официантами лучше общаться через агента).
— Мне об этом ничего не известно, но я уверен, что он не в курсе…
— Ну и дела… — чуть успокоился Уэст.
А Руслановский мысленно матерился последними словами: вот тебе и мудрый Центр, хоть бы проинформировали для порядка о бегстве Гусятникова! Почему он сбежал? Может,
его завербовал Карцев? Уэста, слава богу, он не знает, зато он прекрасно осведомлен обо всех сотрудниках и в Вашингтоне, и в Нью-Йорке, и в Сан-Франциско. Да и почти вся агентура ему хорошо известна, пожалуй, кроме научнотехнической, проходившей по другому управлению. Вот это удар! Тут принесли «бурбон», не доставивший в этих обстоятельствах особой радости.— Но все равно я очень недоволен вами, даже возмущен, — продолжал Уэст. — Своими действиями в Москве вы поставили меня под удар. Умер Соколянский, — возможно, вы его нейтрализовали; ушел в отпуск Карцев, умчался в Куйбышев генерал, наша дама в отделе кадров переведена на другую работу. Что это? Цепь случайностей? Идиоту понятно, что за всем этим стоит КГБ! Вы понимаете, что делаете? Зачем вы рубите сук, на котором сидите?
— Но ведь вполне естественно, что люди умирают или переходят на другую работу… — неуверенно начал Руслановский, а сам продолжал мысленно чертыхаться: вот говнюки! вот суки! вонючие дилетанты! Кто же так поступает?
— Не морочьте голову, мы же профессионалы. Вы спалите меня! В ЦРУ уже создана секретная комиссия по проверке русского отдела. Между прочим, меня в нее не включили.
Столько мата еще не накапливалось в груди и мозгах резидента, хотелось просто отстегать и Кусикова, и Каткова по голым задницам, этим долдонам не в разведке работать, а чистильщиками обуви, и то, наверное, не справились бы. Однако требовалось соблюсти декорум и не идти на поводу у разыгравшихся эмоций.
— Мы все делаем для вашей безопасности. Разве не я сообщил вам о возможности вербовки военного атташе? Это поднимет ваш престиж в ЦРУ и отметет подозрения.
— За это спасибо. Кстати, мы очень неплохо задокументировали его адюльтер в калифорнийском отеле. Еще немного — и будем вербовать.
Далее события приняли несколько неожиданный оборот: Маша поставил вопрос ребром и скромно попросил разовую компенсацию в размере полумиллиона долларов за возросший риск, на что требовалось особое решение высочайшего органа — политбюро ЦК КПСС. И вообще встреча прошла сумбурно, Маша не переставал говорить о случайностях, подстерегавших на каждом шагу («видите, сидит в ресторане дама, а вдруг она знает и меня, и вас?»), и опять об этом Гу-сятникове, и опять о страшном риске. Резидент слушал и нервничал: встреча затягивалась, и это было явно против правил. Длительность встречи всегда несет риск, и не только из-за знакомой дамы, но и благодаря внезапным рейдам полиции, разыскивающей злоумышленников, наблюдательности ушлых и ушастых официантов, всегда ладивших с ФБР и быстро определявших национальность посетителя, бывают и неожиданности, когда куратор и агент надираются и ведут себя так раскованно и громко, что посетители за столиками быстро увлекаются их беседами. Бывает и так, но с Руслановским этого не случалось, он усвоил давно, что протяженность во времени подтачивает встречу, она всегда гибельна, длинная встреча влечет за собой провал, это аксиома для любого разведчика.
— Извините, Оливер, наше время истекло, вам уже пора.
Уэст встал и выскользнул из ресторана, махнув на прощание рукой, а резидент выпил еще один «бурбон» (хотел двойной, но железная воля пересилила, хотя хотелось зверски, нервы были на пределе), молча расплатился, по-прежнему притворяясь немым, вышел, сел в автобус и добрался до стоянки, где и воссоединился с любимой семьей. Операция прошла нормально, в Центр полетела личным шифром (без помощи шифровальщика) телеграмма, напоминающая бред: сплошные иносказательности и условности. Ночью раздался звонок от дочки сестры, умолявшей дядю срочно вылететь в Москву на свидание с больной и привезти американских лекарств (сотрудницы ФБР, прослушавшие беседу по международной линии, даже сочувствовали сестре и восторгались человечностью резидента, выполнявшего все просьбы родственницы). Тут же Руслановский не постеснялся для резервации билета поднять с постели представителя «Аэрофлота», проблем с билетом не было, представитель просил Руслановского звонить в любое время суток, люди есть люди, и всем понятно человеческое горе.