Блики из прошлого плюс....
Шрифт:
– Что, задремал, дружище? – толкая ногой в выдающуюся пятую точку, будил Фокин Чикина. Надрался, он, видимо крепко, но в холоде под лестницей к утру хмель из него выйдет, и визита, видимо, не избежать.
– Давай, давай, просыпайся, – Фокин опять же ногой попытался перевернуть Чикина, но при повороте на спину левая рука начала подниматься вместе с туловищем. Для Фокина стало все ясно. По движению руки вместе с телом было понятно, что это уже трупное окоченение. Первым делом Фокин стал бегло осматривать труп при свете маленького фонаря, который носил всегда с собой. «Не дай бог, криминал, – это на полночи работы», – думал Фокин и привычными движениями продолжал внешний осмотр. Поза трупа и отсутствие телесных повреждений говорили о том, что Чикин отравился каким-нибудь суррогатом, или его подвела вволю настрадавшаяся печень, но прокуратуру и дежурную группу вызывать было нужно. Он достал мобильник с мыслями о том что ему все-таки придется дать объяснения самому, о том, что делал Чикин в его подъезде. В этом, конечно, криминала не было, но все равно займет все это несколько часов. Как назло, пропал сигнал сотовой сети. Ему придется подниматься к себе и звонить с городского. Он уже шагнул на ступеньку, но нога застыла. Легкий хмель улетучился мгновенно. Мысль,
Открыв багажник, Фокин зашел в подъезд. Теперь нужно было не попасться на глаза с Чикиным кому-то из соседей. Слава богу, одна из квартир на первом этаже была нежилая. Под окнами этой квартиры он и оставил машину. Услышав тишину на лестничных площадках, выглянув на улицу, Фокин волоком за удивительно кроткое время затащил труп в багажник и тут же закрыл его. Руки слегка дрожали, и от физической нагрузки, и от волнения. Следы волочения были почти незаметны благодаря морозу. Зайдя в подъезд, Фокин не нашел под лестницей ничего, выдающего его действия. Благо Чикин с собой вещей не носил, за отсутствием оных. Сев в машину, Фокин направился в свой дачный кооператив. До него было километров 7—8, и доехал он без эксцессов. Охрана садового кооператива в это время уже не осуществлялась, – урожай был уже убран, на зиму все ценное из садовых домиков увозилось. Хотя Фокину каждую весну приходилось заниматься кражами из садовых домиков, заявленных своими соседями по даче. И он не раз говорил им об организации охраны зимой, но так и не добился этого, так как дачники нашли выход в том, что стали страховать домики, и каждую весну получали положенную сумму за повреждение домиков и кражи всякого барахла. Они не знали, что приходилось возбуждать уголовные дела по каждому случаю, и эти заявления сильно ударяли по проценту раскрываемости, ведь период совершения таких краж был с октября по апрель и найти БОМЖей и подростков, которые чистили садовые кооперативы, было практически невозможно. Теперь Фокин благодарил себя за то, что все-таки не организовал охрану. Время было уже позднее, и в саду была кромешная темень. Оставив машину возле своего домика, Фокин обошел близлежащие сады. Убедившись в том, что поблизости никого нет, он перенес труп в домик. Голова продолжала воплощать свой план. Несмотря на свои сомнения, он уже точно решил, что доведет все до конца. Мысли о том, как он будет выглядеть перед семьей, были уже второстепенными и являлись лишь приложением к его плану.
Вернулся он домой уже к полуночи. Лена не спала и встречала его у входа.
– Ну что не позвонил?
– Да аккумулятор, собака, сел.
– А с городского никак?
– Да я в отделе-то не был.
– Что, продолжаешь свое великое дело добивать?
– Да, надо все до ума довести.
– Вижу, нервничаешь. Давай заканчивай свои дела, и в отпуск, у тебя уже месяц выходных не было.
– Вот закончу все и отдохну.
– Ужинать будешь?
– Да нет, я перекусил.
– Испортишь ты своими перекусами свой желудок, а хотя, чую, свой перекус ты водочкой чуть разбавил.
– Ой, не без этого, ладно, не ругайся, налей мне ванну, пожалуйста, а то я в таких местах был, что от меня, наверное, воняет страшно.
– Да я уже привыкла, снимай, давай, все, выстираю.
Именно в такие моменты Фокин видел, какая у него замечательная жена. В нынешней ситуации, эти чувства удваивались, и на глазах стали наворачиваться слезы, но он взял себя в руки. Сейчас главное – не показать вида. Вымывшись в ванне, он прыгнул под одеяло и крепко прижал Ленку к себе. Она, засыпая, положила голову ему на плечо, забросила на него ногу и засопела. Фокину показалось страшным, то, что он может потерять жену и дочь, но все равно, нужно было завершить то, что он задумал.
В случае его осуждения он портил биографию дочери. Пятно судимости отца потянется за ней всю жизнь. Поэтому он вновь внушил себе, что поступает правильно. Он решил сжечь свой садовый домик вместе с трупом Чикина. Естественно, в останках трупа опознают Фокина. Нужно только, чтобы он сгорел до костей. В этом случае жена получит за него страховку и пенсию. На эти средства прожить будет можно нормально. Слава богу, Чикина искать никто не будет, и о его пропаже заявлять некому. По комплекции они очень похожи. Единственное, что придется сделать Фокину, это вырвать у трупа правый передний клык, который у себя он вытащил неделю назад. Следующим вопросом было то, что он не знал, куда ему после всего этого податься. То, что придется уехать из Борска, это точно. Вообще, в своей области ему было оставаться нежелательно. От вознаграждения Рысиной у него оставалось три с половиной тысячи баксов. С этими деньгами он решил ехать в Москву. Там на первое время ему хватит. Что будет дальше, Фокин не знал. С этими мыслями он уснул под утро.
Утром рабочий день Фокина не доставил ему хлопот по службе. Все понимали, что до осуждения его и, следовательно, увольнения, оставалось пару месяцев. В этом случае требовать от него служебного рвения никто не мог, тем более, что все знали, что пострадал он за великое дело. О деле, раскрытому благодаря Фокину, громко шумела районная и областная пресса, хотя и имени его и не упоминалось.
Фокин с неунывающим (конечно, только снаружи) видом, слонялся по кабинетам, выслушивал слова восхищения и сочувствия, но преследовал он совсем другие цели. Переход на нелегальное положение требовал от него смену имени, возможно, внешности. Как ему этого добиться, он не знал сам и пытался решить этот вопрос по ходу. Время его торопило. Труп Чикина мог начать разлагаться. Зайдя в паспортно-визовую
службу, предварительно купив тортик, Фокин вспоминал свои визиты туда и безалаберность девчонок с бланками паспортов.– А не попить ли нам чайку, девочки, да с тортиком? – с этими ловами он зашел в кабинет.
– Ой, Александр Иванович, ну как ты?
– Да живой пока, что мне будет?
– Правда, что тебе суд будет? И тут никак не выкрутиться?
– От Урганина, попробуй, выкрутись.
– Вот, козел, неужели не видит, кто и что стоит?
– Почему же, видит, только ведь, девочки, он и по мне и по Опеке обвинение поддерживать будет, так что он двух зайцев убивает, далеко пойдет.
– Ну, так же нельзя.
– А он уверен, что стоит на страже закона, и нарушений он не позволяет ни с чьей стороны, тем более, со стороны какого-то опера, – эти слова Фокин произнес с наигранной напыщенностью, не подавая вида, что он сильно переживает. – Ну, ладно, что мы все о грустном, мне что, других напарниц на чаепитие искать?
– Да что ты, Иваныч, чайку с тортиком, – это мы всегда без очереди.
В этот же момент со столов начали двигаться бумаги. Кто-то побежал за водой, кто-то мыть чашки. Фокин окинул взглядом четыре стола кабинета и увидел бланки паспортов. Как обычно, за ними никто не следил. В минуты чаепития в сейф они не убирались. Впрочем, действительно, что было опасаться опера, который ценой своей служебной карьеры раскрутил дело, которое без него не смогла никакая область, ни ФСБ, ни контрразведка. Не стоило большого труда незаметно сунуть в боковой карман пиджака бланк паспорта. После чаепития с шутками и дежурным анекдотом, Фокин вышел, сославшись на какую-то мелочь и срочность. Штамп о прописке можно было заказать за пару тысяч, – это дело нескольких часов. Спецчернила у Фокина были. Заполнить паспорт большого труда не составит. Он вернулся в свой кабинет и закурил. В любом случае пропавший бланк обнаружится через пару недель, и его объявят недействительным, но при обычной проверке документов редко кто пробивает номер паспорта по базе данных, за исключением того, если против него будет возбуждено еще одно уголовное дело. В этом случае проверка будет полной, и все всплывает, но на это Фокин не рассчитывал. Единственное, что его смущало – это неприятности у девчонок. Наверняка, при обнаружении пропажи будет назначена служебная проверка, а если этим заинтересуется Урганин, то наверняка доведет это до возбуждения уголовного дела по халатности, и тогда полетят головы.
В такие минуты, когда человек находится во взвинченном состоянии, стоящим на краю пропасти, и совершаются поступки, которые ради спасения своей шкуры подставляют, кого угодно. Эти мысли не шли из головы Фокина. Уже огонек третьей сигареты подходил к фильтру. Если разобраться, то паспортистки ему ничего плохого не делали, наоборот, всегда помогали. Но на него ведь никто не подумает, ведь завтра он будет считаться трупом. С другой стороны, оставаться всю оставшуюся жизнь трупом, Фокин не хотел. Как он воскреснет, и воскреснет ли, он еще не знал. А настолько ли нужен ему был новый паспорт? Если он намерен уехать далеко, в том числе и в столицу, то навряд ли кто будет проверять, живой он или нет. Опять же, только в случае возбуждения в отношении него уголовного дела, это возможно. Но в этом неприглядном случае новый паспорт ему не поможет. С ним, конечно, было бы спокойнее, но стоит ли то спокойствие такой подставы? Выкурив еще пару сигарет и создав в кабинете почти газовую камеру, Фокин решил вернуть бланк на место. Открыв форточку, он вновь направился в паспортный. Подбросить бланк на место не составило труда. Под видом того, что он оставил тут какую-то бумажку, он зашел в кабинет и застал девчонок за очередным чаепитием. Пробежав с видом поиска мимо столов, Фокин отправил бланк на прежнее место. Время было уже послеобеденное, и нужно было действовать. Самым трудным для Фокина было прощание с семьей. Впрочем, прощанием это было назвать нельзя. Он будет прощаться только в душе. Они не должны были заметить в нем ничего необычного. Перед уходом из отдела, он забежал к Рябцеву.
– Слушай, я сегодня пораньше смоюсь, мне надо кое-что с дачи перевезти.
– Да тебе что отпрашиваться, я бы вообще на твоем месте, после всего, что случилось, на работу не ходил.
– И что б меня уволили за прогулы, а приказ о моем увольнении приобщили к материалам уголовного дела, как меня характеризующий?
– Вообще-то верно, ладно иди, я тебя тут прикрою, если что.
Фокин забежал к себе в кабинет. Он осмотрел все столы, сейф, порвал все ненужные бумаги, забрал оставшиеся доллары и, окинув кабинет прощальным взглядом, запер дверь. По дороге Фокин заехал в обменный пункт и разменял 500 баксов.
– Ой, ты что сегодня как рано?
– Да устал я, сама говорила, что отдыхать мне нужно.
– Конечно, нужно – Ленка бросилась к нему на шею. А у меня еще и ужин не готов, но ты проходи, я сейчас быстренько что-нибудь придумаю.
Лена убежала на кухню. В этот момент дочка выбежала на голос отца.
– Папа, ты уже пришел? Ура! Ты поиграешь со мной?
– Конечно.
Они достали кубики и игрушки. Игра была подчинена ребенку, впрочем, ей и было нужно небольшое участие отца в игре. Мысли Фокина были уже далеко. Взглядом он запоминал дочь такой. Этот зрительный образ он старался запомнить как можно лучше. Когда он увидит ее вновь, он не знал. Брать с собой ее фотографию он сначала не хотел, но все-таки встал и вытащил из альбома одну из недавних. Лена, не набалованная ранним приходом с работы мужа, за ужином и после щебетала без умолка. Фокин в такие минуты понимал, что оказывается у жены жизнь намного интереснее, чем он думал. Он корил себя за то, что раньше мало говорил с ней о ее взаимоотношениях с соседями, подругами. Оказалось, что ее жизнь была полна мини конфликтов, комических ситуаций, о которых он совсем не знал. Именно сейчас он увидел, насколько далеко он был от жены со своей работой. Он, по своему мнению, явно недооценивал супругу. Он явно увидел, насколько она к нему была терпима, как успевала подстраиваться под его настроение. Он раньше воспринимал это как должное и ни разу не задумывался о настроениях и чувствах жены. Слезы наворачивались на глаза, но главное, было не подать никакого озабоченного вида. Кажется, ему это удавалось. За время его работы они настолько мало виделись, что Лена могла и ничего не заметить, будучи опьяненной редким совместным времяпровождением. Но, тем не менее, время шло. За окнами уже темнело. Брать туалетные принадлежности Фокин не стал, потому что это бы бросилось в глаза. Он взял только из ящика с инструментом электрическую бритву, которой давно не пользовался. Бритвенные станки в ванной он не тронул.