Ближе к истине

Весь второй этаж под спальнями, если не считать туалетной комнаты, где ванна, раковина, умывальник, туалет и душ.

Внизу прихожая, гостиная, кухня, столовая. И еще один туалет. Комнаты светлые, просторные. Везде чисто: дочь и зять — оба чистюли. Дети, конечно, соответственно.

Мне все нравится. Я радостно перевожу дух, распаковываю чемодан и одариваю каждого чем могу.

Порадовались еще, пообнимались. Дети отхлынули к себе — каждый понес свои подарочки. Взрослые отступили вниз готовить ужин, предоставив мне возможность привести себя в порядок с дороги.

Сначала, естественно, побриться. Сунул в розетку электробритву, не включается. Зову Надю. У нее тоже не получается. Она зовет Марка. Все равно не включается. Недоумеваем. В чем дело? Я ворчу нарочито:

— И электричество у вас какое-то… буржуазное.

Смеемся.

Зять мотнулся в ближайший магазин, и через пять минут у меня на столе появился баллончик с гелем для бритья, одноразовые станочки и дезодорант. Надя посоветовала мне принять душ и подезодорантиться. Здесь культ чистого тела.

— И вообще мы живем по режиму, — с легким ему — щением сказала она. — Как ты, помнится, говорил — «прижиму».

По прижиму так по прижиму. Я легко вживаюсь в обстановку.

Она с ходу вводит меня в курс этого самого режима. Подъем в 7.00. До семи в доме гробовая тишина: если кто и проснулся раньше, не должен мешать другому спать. Я уточняю:

— Что, и все лежат до семи?

— Лежат тихонько. Пока не запикают у нас часы…

Да — а! Прижим.

Я поторапливаюсь. Снизу наплывают запахи вкусного, на часах без десяти шесть. Скоро ужин. Я торопливо записываю в дневник первые впечатления. Ровно в шесть Надя зовет:

— Папа — а-а! — с растяжкой на втором «а». — Ужин!

Данни как бы передразнивает ее:

— Гранпа — а-а! Уозен!

Это его «уозен» неподражаемо.

Спускаюсь в столовую. Все уже на месте. Ждут меня. Извиняюсь, берусь на ложку. Надя тихонько останавливает: «У нас сначала молитва». И только после молитвы, коротенькой, в пять — шесть слов, — благодарение Богу за еду — принимаемся. Молитву произносит кто-нибудь один, поочередно. Данни — тот нараспев. Я не в счет. Таковы традиции, как я понял.

За ужином начинается оживленный разговор. Оказывается, именно за столом все выговариваются. И без дискриминации по возрасту. Странно! У нас наоборот: «Когда я ем — я глух и нем». Правда, молодое поколение, например, мой внук Женька пошел дальше европейцев: он не только не молчит ни секунды за столом, но и не посидит спокойно. Мы и в этом впереди планеты всей.

После ужина, который завершается сладким (пудингом), — фрукты. По желанию. И под занавес кто-нибудь из детей приносит красивый жестяной коробок с конфетами.

Потом дети идут играть во двор. По ихнему сад. (Гаден).

Двор довольно просторный. Посредине зеленый газон. По — над забором — деревья: развесистый, приземистый дуб, могучие ивы с ветвями до земли, рощица кустарниковой бузины, сирень. В дальнем левом углу — одинокая

береза. Перед площадкой, что иод внутренними окнами дома, — ряд молодых ясеней.

Вечерние игры у детей спокойные, чтоб расслабиться перед сном. Отбой в 19.00. И ни минутой позже. Днем они не снят.

Мы, взрослые, немного «сумерничаем» в гостиной. Я досказываю новости, которые привез с собой. С нами старшенькая Люся. Ей разрешается побыть с нами до половины девятого, девяти. Она сидит на диване, скрестив ноги, читает и слушает наш разговор. Потом прощается и уходит спать.

Через некоторое время встаю и я с кресла: пора отдыхать. Все-таки с дороги. Гут найт (Спокойной ночи).

Надя и Марк остаются еще. Они будут смотреть передачу из Атланты. Олимпийские игры. И составлять (уточнять) планы на завтра.

Я поднимаюсь к себе, кое-что дописываю в дневник и., тушу свет.

Здесь свет тушится щелчком вверх. И в этом не как у нас! Ложусь и улыбаюсь в темноте: все не так! И подушка продолговатая. У нас подушки квадратные…

Засыпаю умиротворенно. Мне кажется сквозь сон, что я лежу посреди Земли всей…

2. Крупные мелочи быта

Прежде чем сказать о мелочах быта, без которых немыслима наша жизнь, пару слов о большой политике: пока мы провозглашали свои намерения — все для человека, во имя человека, — англичане, похоже, просто все делали для человека. То, что они имеют сегодня, — более чем красноречиво говорит об этом.

Я, оглушенный, на первых порах, красивым изобилием, изящным сервисом и порядком, сказал как-то Марку, когда мы «сумерничали» в гостиной. Мол, чувствуется, что правители и народ Англии трудятся.

Он как-то без энтузиазма ответил в том духе, что, мол, да, каждый стремится заработать деньги. Старается. В том числе и правители.

— Ну, хоть стараются, — сказал я. — И стараются, наверно, не так уж плохо, если всего в достатке, и все по уму.

— Далеко не все… — скептически заметил он. — До того, чтоб все было по уму, еще далеко.

Наверно, он прав. Истина не в самой истине, как любил говаривать Лев Николаевич Толстой, а в искании ее. Так и здесь — совершенство жизни не в достигнутом совершенстве, а в безостановочном искании этого совершенства.

Ему, англичанину, виднее про Англию. Тем более он вращается в таких кругах, где мыслят. Работает в Хансарде. Есть такое издание при Парламенте.

Интересно высказался о нашей, в России, перестройке: «Англичане говорят, — не надо ремонтировать то, что еще работает».

Согласен с ним на сто процентов. Даже простой полуграмотный мужик вокруг старого дома сложит сначала новые стены, крышу наведет, а потом только рушит старый дом. Это и ежу понятно. Только не нашим горе-реформаторам.

Я смотрю на оконные и дверные рамы и переплеты на них. Сработаны они из пластмассы высочайшего качества. Прочной и инертной к температурным колебаниям. Стекла в них сплошные и двойные Переплеты между стеклами. (Внутри, не снаружи). Это чтоб легче было хозяйке мыть. И между стеклами вакуум. Чтоб не запотевало.

И само стекло идеальной чистоты. Так что кажется, будто вообще нет стекол.

Открываются окна и двери по горизонтали и по вертикали. Поворотом одной единственной ручки. Мелочь!..