Близкие люди

Но у него не было никакого желания препираться с сыном.

Он вышел на финишную прямую. Ему осталось только доехать до школы — и он освободится от Ивана, по крайней мере до вечера. За это время он должен переделать все свои дела, разобраться, что именно натворили его козлы-работяги, кто там кого укокошил или не укокошил, позвонить Сергею Рудневу и постараться убедить его в том, что он, Степан, ситуацию полностью контролирует, хотя он ее ни черта не контролировал, но Рудневу об этом знать не полагалось.

— Пап, ты, по-моему, слишком быстро едешь…

— Нормально я еду! — Степан кидал джип в любую освободившуюся щель, куда он только мог пролезть.

Нетерпение и беспокойство жгли его изнутри.

— Иван, скажешь своей учительнице, что я приеду, когда смогу, хорошо?

— Хорошо, — ответил Иван с тяжелым взрослым вздохом. — Скажу. Пап, а можно мне в субботу пойти к Димке на день рождения?

Это означало, что его придется куда-то везти, а потом оттуда забирать. И никакого леса.

— Посмотрим, — сказал Степан неопределенно. Он даже представить себе не мог, что именно ждет его в субботу. До нее еще предстояло дожить.

— Ты всегда так говоришь, когда не хочешь меня пускать, — сказал Иван горько. — Меня скоро никто приглашать не будет!

— Вот и замечательно, — пробормотал Степан.

В редкие выходные, когда ему не нужно было никуда нестись, он старался хотя бы выспаться на несколько дней вперед.

Таскать Ивана из конца в конец Москвы или — еще хуже! — к кому-нибудь на дачу было выше его сил.

— Давай! — сказал Степан, затормозив у чугунных ворот небольшого нарядного особнячка, в котором помещалась Иванова школа. — Вон твой Валерий Владимирович на крылечке…

Иван полез из машины. Он был явно расстроен.

Плохое утро. И день, наверное, будет еще хуже…

— Лапу давай, — приказал Степан, глядя, как он тащит за собой рюкзак. — Забыл?

— Забыл, — признался Иван и протянул худую и совсем плоскую ладошку. В Степановой руке могли поместиться четыре такие ладошки. — Пап, приезжай скорей…

— Ладно, не ной, — оборвал Степан. — Если ничего не произойдет, я тебя заберу как обычно.

Иногда, когда он не успевал, Ивана забирала Клара Ильинична, чего Иван терпеть не мог. Хорошо хоть, что занятия у них продолжались не до двух, как в обычной школе, а до семи часов.

— Пока, пап!

— Пока, — сказал Степан и захлопнул за сыном дверь. Он постоял еще несколько секунд, пока Иван не добрался до Валерия Владимировича, потом нажал на газ и с ходу вылетел на перекресток.

Про Ивана он тут же забыл.

* * *

— Да вон он подъехал…

— Где?

— Да вон, говорю, подъехал! Ну, здоровую машину видите?

— Вижу.

— Ну! Он и есть. Степанов Пал Андреич. Бо-ольшой человек. Всем остальным главный начальник…

Рабочий выразительно сплюнул, глянул на небо, потом на лес, потом на вагончики, возле которых вяло толпился народ.

Почему-то Павел Андреевич Степанов явно его раздражал. Или пугал.

Что это такое? Обычное неудовольствие маленького человека, которого большой заставляет на себя работать, или свидетельство того, что Павел Андреевич вообще личность неприятная?

— Ну и как он? — спросил милицейский капитан Никоненко осторожно, как будто проверяя пальцем, не слишком ли горяч утюг.

— Кто? — не понял рабочий. Либо он на самом деле был непробиваемо туп, либо притворялся в пока неизвестных капитану Никоненко целях.

— Да этот ваш, который всем начальник?

— А-а, — протянул рабочий, затянулся и выдохнул в сторону дым. Из деликатности, как определил капитан Никоненко. — Я, товарищ капитан, ничего про ихние дела не знаю. Нам про это знать не положено. Мы работаем, зарплату получаем, а остальное — не нашего ума…

Капитан вдруг взглянул на него внимательно и остро, как ножом полоснул. Полоснул и опять спрятал в рукав.

— Чего вам знать не положено?

— А ничего! — сказал рабочий и улыбнулся радостно. — Вам если интересно, вы лучше с ними, с начальниками, поговорите, а нам ничего неизвестно, мы…

— Да-да, — подтвердил капитан рассеянно, — я слышал. Вы люди маленькие.

— Во-во, — согласился рабочий, — вы, товарищ капитан, с Валентин Петровичем потолкуйте, с прорабом нашим. Потом с этими двумя… гавриками… Чернов с Беловым которые. Вот ведь как бывает-то… Чернов да Белов, да обои — два в одном месте сошлись…

— Слушайте, — не выдержав, сказал Никоненко лениво. — Хватит, а? Я понимаю, что вы вчера «Следствие ведут знатоки» от начала до конца посмотрели. Только тот, который в телевизоре, лучше играл. Плохо вы играете, уважаемый Ярчук Петр Павлинович, штукатур. И я не благородный Пал Палыч Знаменский. Я послушаю, послушаю, да и отправлю вас в отделение. Хотите? У вас ведь наверняка прописочка-то того… мариупольская?

Штукатур Ярчук Петр Павлинович даже попятился, такой страх нагнал на него капитан Никоненко.

— Да я что… — забормотал он, стреляя по сторонам глазами, словно пытаясь найти какое-нибудь дело, за которое ему необходимо спешно приняться, — я ничего… это я так просто… Они-то побольше моего… Я-то совсем ничего… Что знал, то сказал, товарищ капитан…

— Значит, ничего не видели, ничего не слышали; зачем Муркин ночью в котлован полез, не знаете, с кем он вчера пил, тоже не знаете, потому что сами в это время в Москву уехали. Зачем, кстати? Третьяковскую галерею посещали?

— А? — переспросил Ярчук, преданно глядя в глаза страшному капитану. — Что вы спрашиваете, товарищ капитан?

— Зачем в Москву ездили вчера вечером, спрашиваю.

Краем глаза он видел, что давешнего мужика, который подкатил на «тойоте», окружила толпа приближенных, один из них, длинноносый и коротко стриженный, что-то быстро ему говорил, остальные тоже совались, пытаясь что-то ему сообщить, потом длинноносый махнул рукой в сторону капитана, и Никоненко моментально сделал вид, что смотрит вовсе в другую сторону.

— Так зачем?

— Домой звонил, — сообщил Петр Павлинович Ярчук добросовестно. — Звонил, спрашивал, все ли благополучно…