Близняшки для потерянного папы

Время идет, ничего страшного не случается. Опасность миновала. Можно расслабиться.

Возвращаемся. Я иду уже более уверенно, слышу голос Антона. До нужной двери нам остается совсем чуть-чуть.

— Как красиво, — напротив окна замирает Маруся. Похожу к дочке.

— Очень, — поддерживаю ее. Слегка приподнимаю, помогаю рассмотреть открывающуюся перед глазами картину целиком.

Кто б знал, что из здания суда будет открываться шикарный вид на городскую площадь. Я сама засматриваюсь! Что уж говорить про ребенка?

— Вон, видишь, — показываю рукой на припаркованный черный внедорожник. — Там нас ждут Соня и Марк.

— Где? — подается вперед, присматривается. — Вижу! — с восторгом оборачивается на меня. А я не смотрю на дочь. Все мое внимание приковано к грузовику, который на всех парах несется по городу. Там, где ему проезд запрещен.

Словно в замедленной съемке вижу, как он съезжает с дороги, как теряет управление, переезжает бордюр…

Дальнейший ход событий настолько ужасен, что я, не отдавая себе отчета, кричу.

Глава 43. Крис

Антон проносится мимо. Он бежит настолько быстро, что я не успеваю за ним. Со всех ног спешу вниз по лестнице, а дальше через центральный выход на улицу.

Слез нет, в голове ясно. Мне настолько плохо, что психика решила отключить эмоции. Я совсем ничего не чувствую.

Запах гари ударяет в нос, как только выскакиваю на улицу. От увиденного становится дурно, но я все равно продолжаю спешить вперед.

Нельзя останавливаться. Ни на миг.

Там, в огне, моя дочь! Мне нужно к ней!

— Крис! — Сильные мужские руки хватают меня, не позволяют приблизиться ближе к пламени. Брыкаюсь, кидаюсь вперед, но Антон не отпускает меня.

Объятая пламенем машина полыхает. Вместе с ней сгораю и я.

— Пусти! — кричу, не ведаю себя от горя. — Там Соня! И Марк!

— Крис, — отвечает тихо и строго. — Их не спасти.

Реву. Зову дочку, бывшего мужа, ору, что есть мочи. Мне настолько плохо, что душа рвется на части. Сердце вырывается из груди.

— Доченька моя, — шепчу, обессилев от плача. Я сорвала голос, говорить не могу.

— Ш-ш-ш. — Чехов прижимает меня к своей груди. Держит крепко, не отпускает.

Со мной случилось самое страшное, что только могло произойти в этой жизни. Хуже и ужаснее просто нет.

— Антон, — хватаюсь за него, как утопающий за соломинку. — Соня… Там ведь Соня…

— Ее больше нет, — полным боли и скорби голосом говорит мне, прижимается щекой к моей макушке, чувствую, как на голову что-то капает.

Его слезы.

— Послушай меня, — отрывает от своей груди, заставляет посмотреть себе в глаза. — Тебе нужно немедленно отсюда убраться, — произносит с надрывом. — Пусть Захаров считает, что уничтожил тебя.

— Я никуда не пойду! — пытаюсь протестовать, но ничего не выходит. Антон делает жест, и меня, словно куклу, подхватывают под руки и уводят в сторону.

Ругаться, кричать, рыдать, молить… все бесполезно. Я лишилась дочери… Ее не стало. По моей вине.

Улица наполняется сиренами «Скорой помощи», пожарной, прохожие и любопытные начинают собираться вокруг. Вокруг места аварии образуется небольшая толпа.

Перед собой ничего не вижу. Меня больше нет. Чувствовать не могу и не хочу.

Сонечка… Девочка моя… Маленькая, любимая, родная… Как же так вышло? Как же так…

— Там Маруся осталась, — киваю в сторону здания суда.

— Мы знаем, — отвечает мужчина рядом со мной. — Не беспокойтесь, она в полной безопасности, — заверяет. Смысл его слов теряется на фоне полнейшей прострации, в которую я скатываюсь все сильнее с каждой секундой.

Нервная система не справляется с горем, я не ведаю себя от душераздирающей боли.

Мне на голову словно надели подушку, перед глазами какой-то дешевый криминальный сериал.

Но это жизнь… Моя. И мое горе.

Моя вина. Во всем.

Перед глазами вырастает черный тонированный микроавтобус. Стоит нам приблизиться, как двери открываются и из салона выходит пара мужчин.

— Давай ее сюда, — говорят сопровождающим меня охранникам сухим профессиональным тоном. Ни у одного из них на лице не дрогнет ни единый мускул, даже если прямо рядом с нами сядет реактивный самолет. Убийственное спокойствие и уверенность.

— Поднимайтесь, — обращаются уже ко мне.

Заношу ногу, чтобы подняться, но в последний момент передумываю. Оборачиваюсь, смотрю на самое ужасное зрелище в своей жизни, через силу заставляю себя сделать глубокий вдох.

— Прошу вас, — шепчу, едва пересиливая рвущиеся наружу рыдания. Кажется, еще немного — и меня от горя разорвет. — Приведите ко мне Марусю. Она все, что у меня осталось.

— Позже, — качает головой охранник. — Сначала мы должны спасти вас.

— Но она моя дочь! — вспыхиваю. Разве можно быть настолько жестокими, чтобы не позволить нам увидеться?

Мне плевать на их дурацкую безопасность, на правила и бестолковые нормы! Для чего они нужны, если я все равно уже лишилась дочери?!

А-а-а-а! Как же мне плохо… Почему, ну почему в том автомобиле оказалась Соня, а не я?

Маленькая моя, прости меня, пожалуйста. Я не хотела. Я…

Не могу. Дышать. Стоять. Смотреть. Чувствовать. Осознавать, что на этом свете больше нет моей самой сладкой и нежной доченьки. По моей вине.

Горе душит, по сердцу проходят ржавым тупым лезвием, разделяя его на части, причиняя невыносимую боль. Не знаю, как сделать новый вдох. Как жить дальше, не знаю. Единственное, чего хочу, — просто побыть в тишине.

Забыться.

Но нельзя! У меня еще есть те, ради которых стоит бороться. Маруся, малышка моя, теперь мы остались с тобой одни.

— Если вы немедленно не приведете ко мне дочь, я буду кричать, — заявляю с нарастающей паникой в груди.

— Кристина Вадимовна, мы не можем. У нас приказ, — спокойным тоном поясняет стоящий рядом со мной охранник. Поворачиваю к нему голову, гнев и ярость ярким пламенем горят в его глазах.

Люди Антона намерены идти до конца. Они найдут Захарова и уничтожат. Ублюдок больше никому никогда не посмеет причинить вреда.