Близость. Переходя черту

Сердце тут же ускоряет свой ритм, сбивчивым шагом переходя на стремительный бег. Понимаю, что настал тот момент, после которого всё станет ясно. Буквально через несколько мгновений решится моя дальнейшая судьба. От этой мысли ладони начинают потеть, а внутренности дрожат, отдаваясь лёгкой тошнотой из-за сильного волнения.

Не в силах больше ждать, сама выбегаю на встречу Андрею, но у входа замираю, как вкопанная, потому что на пороге нашего дома стоит не он, а его невеста. Кристина.

Глава 24. Андрей

Священник заканчивает отпевание, и толпа начинает по одному подходить к гробу, чтобы бросить горсть земли на крышку и иметь возможность в последний раз проститься с покойным.

За свою жизнь я столько раз видел трупы и бывал на похоронах, но до сих пор так и не смог привыкнуть к тяжёлой, мрачной ауре, витающей над кладбищем. Да и можно ли вообще привыкнуть к смерти? И почему она вызывает такой страх у большинства живущих на земле?

Ведь все мы прекрасно понимаем, что эта участь не минует никого. Праведники мы или грешники, рано или поздно каждый из нас окажется там же – в дубовом прямоугольном ящике на глубине двух метров от уровня земли.

Фридрих Энгельс когда-то сказал: Люди боятся смерти по той же причине, по которой дети боятся темноты, потому что они не знают, в чём тут дело.

Человека всегда пугает неизвестность. А есть ли в этой жизни что-то более таинственное и неизведанное, и в тоже время такое простое и обыденное, чем смерть? Может ли кто-то дать чёткий ответ на вопрос, что ждёт нас дальше, после того как фиброзно-мышечный орган прекратит свои ритмичные сокращения, навсегда перестав перекачивать кровь через артерии? Что станет с душой, когда она попадёт туда, откуда никому и никогда ещё не удавалось вернуться? И существует ли вообще эта самая душа, или это всего лишь плод людских фантазий, успокоение для тех, кто не может смириться с неизбежным?

Сейчас, смотря на то, как служители кладбища машут лопатами, навсегда проводя черту между живыми и мёртвым, я думаю о том, как чувствовала себя Катя, в тот момент, когда хоронили наших родителей. Думала ли она о том же, о чём сейчас размышляю я? Понимала ли, что её родители никогда больше не вернутся? Вспоминала ли она в тот момент обо мне, желая разделить своё горе с единственным оставшимся у неё близким человеком, или в тот момент уже мысленно похоронила меня в своём сердце, словно мёртвого, о котором лучше не вспоминать лишний раз, чтобы не причинять себе дополнительную боль.

Катя.

Что бы я ни делал, в каком месте ни находился, мои мысли неизбежно возвращаются к ней. Её образ занял всё моё пространство, заполнив мозг, грудную клетку и сердце до отказа. И даже не смотря на то, что её так невыносимо много, мне, кажется, всегда будет этого недостаточно.

Я так чертовски виноват перед ней за всё, что ей пришлось пережить. Меня не было рядом, когда она хоронила родителей, не было рядом, когда соседка отвозила её в детский дом.

Сможет ли она когда-нибудь простить меня за всю ту боль, которую испытала по моей вине, и продолжает испытывать до сих пор?

И всё же душа существует. Ведь сердце, как орган, не способно любить или ненавидеть, радоваться или печалиться, гордиться или испытывать стыд. На все эти чувства способна только душа, и вчера я в очередной раз ранил Катину.

Ни секунды не прошло с событий вчерашнее ночи, чтобы я не проклинал себя за свою слабость. Чувствую себя чёртовым ублюдком, практически изнасиловавшим самого дорогого мне человека. Не понимаю, где были мои мозги в тот момент, когда она кричала и вырывалась, умоляя меня остановиться.

Разум словно заволокло чёрной плотной пеленой, превратив меня в обезумевшего зверя, учуявшего запах самой заветной и желанной добычи. 

И всё равно какая-то безумная, дикая часть меня продолжает торжествующе выть от осознания того, что первая в её жизни близость была со мной. И как бы я ни старался заглушить этот кличь, как бы ни ненавидел себя за то, какой жертвой досталась мне эта победа, росток этой мысли продолжает упорно просачиваться сквозь трещины сознания, пробивая себе путь наружу, снова и снова донося до меня осознание того, что эта девушка должна принадлежать мне.

Первый поцелуй, первая близость, первый секс. Во всём у своей девочки я буду первым и последним. Но только не так. Не как вчера, не ценой её боли и слёз. Мне не нужно её тело, просто как факт обладания. Я так маниакально жажду её любви. Зверею и схожу сума от того, что не могу добиться от неё взаимности.

Я понимаю, что сам виноват в том, что она отталкивает меня. Надо было давно сказать ей о том, что чувствую. Боялся. Как последний трус боялся того, что она не поймёт, сбежит, отгородится. И чего добился в итоге? Именно того, чего больше всего на свете страшился.

Вчера Катя так истерически требовала, чтобы я покинул её спальню, что, казалось, если я не исполню её желания, малышку хватит нервный срыв. Но сегодня я просто обязан всё ей объяснить. Я чувствую, что если не сделаю этого, то потеряю её навсегда. Понимаю, что она может не принять моих чувств. Но она в любом случае имеет право знать правду. Она ДОЛЖНА знать эту правду, чтобы понимать, что для меня по-прежнему нет никого важнее и дороже.

А дальше пусть выбирает сама. Я не стану насиловать. Не заставлю делать того, чего она не хотела бы. Стану для неё тем, кого она хочет во мне видеть. Просто потому что люблю.

Церемония погребения подходит к концу, и скорбящие по очереди начинают усаживаться в автобус, который отвезёт их в арендованный мной для поминок ресторан.

– Ты поедешь? Или домой? – ко мне подходит Сивый, крутя в руках брелок от своей машины, и вопросительно смотрит, в ожидании ответа.

– В ресторане давайте без меня. Только Ольгу захвати с собой, нечего вдове трястись со всеми в автобусе, она и так на ногах еле стоит.

Перевожу взгляд на место, на котором ещё пять минут назад была вырыта глубокая яма, а сейчас возвышается небольшой холмик с воткнутым рядом деревянным крестом. Через год, когда земля окончательно осядет, я установлю Костету хороший памятник, как тот и заслуживает.

Рядом с могилой ссутулившись стоит худая женщина, с поникшими плечами склонив голову над крестом. За те три дня, что прошли с момента убийства Кости, Ольга словно постарела на десяток лет. Горе ещё никого не красило.

Иногда я думаю о том, что будет с Катей, если вдруг меня не станет. Сможет ли она пережить мою смерть, или эта потеря окончательно её сломает?

Сама мысль о том, чтобы оставить её кажется мне противоестественной. Я понимаю, что вопрос с покушением нужно решить как можно быстрее. И после того, как я накажу виновных, мне нужно будет навсегда завязать с этим бизнесом. Не важно, кого в действительности хотели вальнуть. Моя работа в любом случае идёт рука об руку с риском и смертью. Раньше меня это не особо заботило. Ведь, когда у тебя нет того, ради кого стоит жить, очень легко рисковать собой. Но не теперь, когда моя жизнь крепко переплетена с Катиной, и все мои действия и поступки прямым образом отражаются на ней. Я никогда не прощу себе, если из-за моего бизнеса с ней что-нибудь случится. Или из-за моей смерти она останется одна.