Блокадные новеллы

«Держись так, сынок»

Давным-давно молодым человеком я приехал в село Перущица, что среди живописной болгарской Фракийской равнины. В гостинице меня ожидал номер, но я, лишь оставив в нем свой нехитрый багаж, отправился бродить по селу.

Мир был наполнен необычными красками и запахами. Красный стручковый перец гирляндами спускался с подоконников. Связки его тянулись от дома к дому, и казалось, что их повесили нарочно, по поводу какого-то праздника. Запах от перца шел едкий, пряный, но стоило подуть легкому ветру со стороны сада, как с жарким дыханием перца смешивался аромат цветущих розовых кустов. Ослики с лоснящейся коричневой шерстью; разнаряженные, отупевшие в своей важности индюки; мохнатые пастушьи собаки; толстогубые, с выпирающей лобной костью волы — привносили в сельскую жизнь свои звуки, шорохи, свой характер.

Я посидел в корчме, потягивая из зеленоватой глиняной кружки прохладное местное вино, и едва небо подернулось предвечерними сизыми сумерками, тронулся в гостиницу, устав от дневного пути, впечатлений и предчувствия нового.

Долго не мог заснуть, сидел у окна, приоткрыв занавеску, наблюдал, как появляются звезды на небе — сначала робко, бледно, расплывчато, а потом они вспыхивали, набирая раскаленную световую силу.

Я заснул поздно, но вскоре проснулся оттого, что в дверь мою постучали.

— Кто? — спросил я.

— Откройте! Друзья! А мы и не знали, что вы тут!

Я открыл дверь и увидел на пороге двух молодых людей. Один держал объемистый газетный сверток, из которого торчала жареная куриная нога, другой с выражением отчаянья на лице поднимал перевернутую бутыль, показывая, что вина в ней нет.

— Мы инженеры-путейцы, — начал тот, который был с курицей, — дорогу прокладываем в горы… И вдруг узнаем, что русский товарищ рядом поселился. На горе — вино уже выпито. Но курица — честь ей и хвала! — лучшая на всю округу!

— Спасибо, я сыт…

Но тот, который был с пустой бутылкой, решительно вошел в комнату.

— Ужинать никогда не поздно…

Ну что ж, сели за стол. Того, что с курицей, звали Дянко, того, что с бутылкой, — Павел. Они вели автомобильную дорогу в горное село Чурен, приобщая горцев к благодатям фракийской равнины, и были преисполнены энтузиазма.

— Народ у нас с открытым сердцем, — уверяли инженеры, — вот стоит нам в любую дверь постучаться и вина попросить — целую бутыль вынесут! Может, попробуем? — задиристо воскликнул Павел.

Но… в этот миг снова постучали.

— Видите, — тихо сказал я, — соседей за стенкою беспокоим.

Я открыл дверь. На пороге стоял бравый мужчина со строгим, суровым лицом. Он молниеносным взором пронзил Дянко и Павла и представился:

— Христо Пашев, парторг кооператива… Стыдно, товарищи, так дорогого гостя принимать! Он ведь из России к нам, а вы ему — косточки на газетке, — люто взглянул он на распластанную курицу.

— Да ведь мы сыты… — промямлил я.

— Да ведь лентяи корчму закрыли еще до темноты… — развел руками Павел.

— По поводу трудовой дисциплины — особый разговор, — оборвал Пашев инженера, — а вас, — Пашев взглянул на меня, — прошу следовать за мной…

Я осторожно спросил;

— А куда?

Пашев кинул еще раз:

— Пошли, — и бросил через плечо инженерам: — И вы тоже…

Мы молча проскрипели по деревянной гостиничной лестнице и оказались под бархатным звездным небом.

Мы свернули с освещенной улицы, и теперь только белые цветы акаций обозначали наш путь. В глубине улицы один из домов был освещен. В нескольких шагах от дома Христо Пашев остановился и широко повел рукой:

— Пожалуйста.

Я посмотрел в его лицо и был поражен происшедшей переменой: лицо сияло добротой, весельем.

— И вас, товарищи инженеры, прошу.

Хозяйка в домотканом переднике встречала нас у порога, приговаривая с улыбкой:

— До такого часа за стол не садиться! Хорошо о нас гость подумает!

— Да мы курицу… — начал было Дянко.

Хозяин сказал:

— Узнаю, что русский гость у нас поселился. Да еще известили, что наши инженеры с бумажным пакетом да с пустой бутылкой к нему двинулись. Ну, — думаю, — позора наша Перущица не оберется…

— Мы ведь от души. Это корчма раньше срока закрылась… — оправдывались инженеры.

Ах, какой стол простирался, — именно простирался перед нами! Иссиия-черные баклажаны, рассеченные пополам, вываливали свою вязкую мясистую плоть с вкрапленными в нее продолговатыми, зелено-водянистыми семечками; помидоры, похожие на детские щеки, готовые лопнуть от смеха; лакированно-блестящие скрюченные стручки перца, таящие в себе неслыханно обжигающий заряд; миски с кислым молоком; вяленое мясо с желто-серебристыми прожилками жира; отварная рыба из горных ручьев, еще не утратившая своих переливчатых красок; дымчатые грозди винограда; вина: белое — такое ясное, что в него можно было смотреться, как в зеркальное стекло; и черное, от которого казалось все почернеть должно — губы, зубы, язык, все, кроме души и сердца…

— А вообще-то наши инженеры молодцы, — с лаской посмотрел Христо на присмиревших молодых людей.

— Мы, — продолжил он, — плодородная Перущица, пригласили войти в наш кооператив горную деревушку Чурен. Там — чистый воздух, лес, пастбища. Но фруктов нет. А теперь дети Чурена и виноград, и персики, и сливы получат от нас с равнины. А мы на травостойных полянах животноводческие фермы выстроим… Хорошая дорога нам позарез нужна…

И вдруг… На крыльце послышались тяжелые шаги, и дверь без стука открылась. Невысокий человек, кареглазый и подвижный, недовольно покачивая головой и в то же время улыбаясь пухлыми губами, прошел через всю комнату к столу.

— За что боролись? — весело закричал он. — Чтобы приезд русских друзей без нас праздновали? Я тебе, Христо, этого не прощаю, — так же весело погрозил он пальцем.

— Да вот как произошло… — стал объяснять Пашев, обращаясь к гостю с глубоким почтением.

— И слышать не желаю, — отмахнулся вошедший. Он положил мне руку на плечо и сказал — Вот что, сынок, — перебираемся ко мне.

И все послушно встали из-за стола и снова вышли на улицу. Пашев шепнул мне, что идем мы с Пенчо Савовым, легендарным в этих краях партизаном.

Пенчо Савов спросил меня:

— А чем ты занимаешься, сынок?

Я ответил, что изучаю славянские языки.

— А зачем? — неожиданно спросил Савов.

— Ну, как зачем? — удивился я. — Буду стремиться, чтобы наши народы еще глубже узнали друг друга… Ну, чтоб еще больше сблизить народы… — не очень внятно объяснил я.

Савов замедлил шаг, повернулся ко мне и пытливо взглянул на меня:

— Трудный путь выбрал, сынок… Вдумайся только в слова — «сблизить народы». Это тебе не ветку к ветке пригнуть. Трудный путь, да поприще великое… Держись так, сынок…