Блокадные новеллы

IV

Так и текла жизнь Каина, полная хитроумных приключений, мошенничества, обмана. И однажды снизошло на Каина озарение.

Старинная книга так описывает это внутреннее душевное его состояние:

«Едучи дорогою, пришел Каин в раскаяние, размышляя сам с собою, что хотя до настоящего времени ему во всем счастие способствовало, но может статься, когда-нибудь, оставя его, предаст достойному наказанию, потому что нет ничего на свете неколебимого и твердого, нет постоянного; только одни превратности и суета составляют его; притом же пришло ему на мысль и то, что многие славные разбойники, как-то: Стенька Разин, Хлопка, Чертов Ус и другие сколько ни имели успехов, но наконец прекращали жизнь свою по достоинству дел своих, позорною смертью. И так рассудивши хорошенько о последствиях, ожидающих его, он решился бросить позорный промысел и сделаться честным человеком…»

А теперь посмотрим, во что вылилось такое благое намерение.

Деньги у Каина водились, и поселился он у знакомого ямщика в Рогожской ямской слободе. К какому-нибудь полезному делу Каин не был приучен, и потому, оставив воровство, ввергся он в развеселую гульбу. Друзей-приятелей приглашал, пил-буянил с ними, в карты садился играть и проигрыш свой никогда не задерживал. Проходимцы в нем души не чаяли, потому что завсегда были для них у Каина и чарка, и пирог с визигой. Да и прекрасный пол находил в обществе Каина всемерное утешение. Вроде вполне доволен был Каин, как жизнь движется, но… дохода не стало, а расходы прибавились, ибо сладкая жизнь тем слаще, чем заливистей серебряный звон в кошельке.

И наступил день, когда друзья-приятели перестали стучать в ворота, прожигая своими искрометными ласковыми улыбками; а первейшие красавицы полуночных переулков утрачивали интерес к Каину по мере оскуднения его застолья и благодетельствований.

И такое двуличное отношение к себе вводило Каина в расстройство, обиду и даже печаль.

Но он не просто печалился, а зрел в его неутомимом мозгу новый потрясающий план жизни.

От дружка своего, разбойничьего атамана по прозвищу Заря, знал Канн, что каждый год в конце осени из разных краев государства съезжаются воровские партии для закупки пороха, ружей и иных надобностей. Знал Каин и те места, где они имеют пристанище.

И осенним пасмурным днем Каин, поеживаясь на пронзительном ветру, обошел потаенные жилища, и его всюду по условленному стуку впускали, потому что имя его известно было. Приезжие жулики его с уважением принимали и чарочку предлагали, от чего Каин не отказывался но причине зябкой погоды. Целый день совершал свой обход Каин, а вечером, удостоверившись, что все залетные птенчики по гнездышкам сидят, вернулся к себе домой, запер дверь и глубоко задумался.

А наутро восстал Каин со сна, надел платье поприличней и с озабоченным выражением лица отправился в сенат, остановился возле крыльца и стал дожидаться господ сенаторов. И как только увидел роскошную карету, подскочил к распахнувшейся дверце и, узнав по облику сенатора князя Кропоткина, протянул ему записку. Князь, мельком глянув на Каина, подумал, что это какой-то докучливый проситель, и, сунув записку в карман, значения ей не придал.

Бедный Каин, окоченев и кляня свою судьбу и даже замысел свой, проторчал подле сената несколько часов, а потом, когда уже невмоготу сделалось, расспросил у людей князя Кропоткина, где его дом, и, запомнив улицу, поплелся домой. А через день, отдышавшись и отлежавшись, явился Каин прямо на княжеский двор и попросил адъютанта доложить, что привела его к князю большая государственная надобность.

Князь, откушав и ополоснув рот мадерой, был в хорошем настроении и милостиво разрешил челобитчика допустить.

— Кто таков? — для антуража хмуря брови, спросил князь.

— Я тот, кто записку вам подавал… А еще я вор и разбойник, в чем приношу свое глубокое сожаление, — смешался Каин.

При этих словах лицо князя удлинилось и рука невольно потянулась к колокольчику.

— Что ж тебе от меня нужно? — с некоторым беспокойством вопросил князь.

— Да вы не сумлевайтесь, — стал обретать Каин свою обычную расторопность, — от моего бывшего воровства и разбойства вы только выгоду поиметь можете. Я все московские пристанища этих злоумышленников ведаю и, коли получу от вас хорошую команду, подчистую их переловлю…

Князь сильно заинтересовался предложением Каина и взволновался, потому что разбой в городе, как пожар, разрастался, а князь Кропоткин, хоть и отвечал за его искоренение, ничего поделать не мог. А тут такой случай! Рискованно, конечно, а вдруг… на дыбу-то его вздернуть всегда можно. И он улыбнулся широкой, но снисходительной улыбкой, приказал слуге поднести Каину рюмку вина, выдать ему солдатский плащ и еще распорядился, чтоб в будущую ночь команда сыскного приказа во главе с Каином отправилась на выполнение особо ответственного задания.

После полуночи Каин «яко тать в нощи» нагрянул с командой по всем воровским приютам. Он постукивал условленным знаком в двери, скрежетали засовы, выглядывали взлохмаченные спросонья головы, позевывали: «Чего посередь ночи-то?» Каин на размышления времени не давал, створки двери разводил, врывался с солдатами. Вязали солдаты разбойных молодцов, испепеляюще взирающих на Каина.

По свидетельству старинной книги, улов Каина и его команды был:

«1. Близь Москворецких ворот в Зарядье в доме у мещанина взяли вора Якова Зуева с товарищами двадцатью человеками.

2. В Зарядье же, в доме ружейного мастера поймали воров: Николая Паву с товарищами пятнадцатью человеками.

3. Близь порохового цейхгауза, в доме дьячка, поймали воров и мошенников сорок пять человек.

4. За Москвою-рекою, в Татарских банях, беглых солдат шестнадцать человек и при них несколько ружей и пороху, которые, по приводе их в сыскной приказ, винилися, что они имели намерение разбить живущего в Сыромятниках, в крепостной конторе досмотрщика Авраама Хузякова.

5. На Москве-реке, против устья реки Яуза, взяли на стругу беглых бурлаков с фальшивыми паспортами семь человек».

Ошеломляющий успех Каина поверг в неописуемый восторг князя Кропоткина. Каин был принят им сразу после облавы, на заре, сидел на стуле, грязный, с синими подглазьями от бессонья, с лихорадочным румянцем. Князь Кропоткин ласково его оглядывал, словно свое творение, и уже предвкушал царскую милость себе за великое искоренение злоумышленников. Тут же на заре составлен был рапорт в правительственный сенат и удивленным сенаторам представили не только рапорт, но и самого Каина. К тому времени Каин уже помылся, побрился, волосы расчесал, оделся скромно, но с достоинством. Каин чиниться не стал, а прямо на колени бухнулся перед важными господами, в грехах каялся и наперед обещал всех чернодушных людишек из столицы повытрясти.

Сенаторы уразумели сразу выгоду государству.

— Грехи твои немалые, но и искупление под стать им будет. Освободишь от воров город православный — богоугодное дело сотворишь.

И вынесли сенаторы постановление, наверное единственное по своеобразию в истории российского сената: простить Каина и даровать ему свободу; определить Каина в московские сыщики; выделить военную команду в сорок пять человек солдат, при одном сержанте, а Каину при сей команде быть как бы обер-офицером, но без официального утверждения таковым.