Блокпост

Потому что это страшное оружие, и если оно попадет в руки проходимцев – последствия будут ужасающими…

Будучи правой рукой Вольфгаузена, молодой диверсант прекрасно знал, о чем идет речь. Семья абреков Мушаевых ни в коей мере не была виновата в том, что члены ее стали свидетелями авиакатастрофы и таким образом прикоснулись к страшной тайне. Они были славными людьми и хорошо отнеслись к гостю – Себастьян в долгу не остался. Он похоронил тела убитых в соответствии с мусульманским обрядом, – накануне диверсант попросил Абише подробно рассказать порядок его отправления (бедная женщина даже в самых смелых фантазиях не могла предположить, для чего гость интересуется самыми незначительными деталями ритуала), – на это ушел целый день, поскольку снег возле пещеры имел плотность льда и очень плохо поддавался обработке. На следующее утро диверсант взял люльку с маленьким Саидом, замотал ребенка в бурку и отнес на высокогорное пастбище, располагавшееся гораздо ниже пещеры абреков. Было еще одно пастбище, которое находилось гораздо ближе к пещере, но там жили одни мужики и две старые бабки. А на этом – дальнем – три молодые женщины. Младенцу нужна молодая женщина, она может заменить ему мать… Путешествие заняло почти весь день – поздним вечером диверсант кусочком угля написал по-русски на распашонке ребенка «Саид», поставил люльку у ворот крайней сакли и стремительно удрал – откуда-то приперлись любопытные здоровенные псы и захотели с ним познакомиться.

Поднявшись в пещеру, Себастьян немного отдохнул и с первыми лучами солнца отправился к месту падения самолета. Оказавшись на вершине горы, он понял, что не в состоянии исполнить последнюю волю Вольфгаузена. Вершина была девственно чиста и пустынна – пока горцы его выхаживали, природа сделала свое дело. Остов самолета был похоронен под толстенным слоем слежавшегося снега, плотного, как лед. Накануне Себастьян затратил титанические усилия, выдалбливая в этом снегу четыре небольших отверстия, чтобы похоронить горцев. Диверсант мгновенно просчитал намечавшийся объем работы и понял, что труд будет вечным: он в гордом одиночестве будет с утра до вечера орудовать киркой, пытаясь добраться до остова самолета, а ночами ветер забросает отрытую траншею пригоршнями снега, и вечно сырые кудлатые тучи напитают этот снег влагой, и к утру он превратится в лед… Что ж – есть другой способ выполнить последнюю волю дяди. С большим миром юного диверсанта ничего не связывает – единственный родной человек, который любил его и берег от превратностей судьбы, погиб. Все просто – нужно остаться в этой пещере и охранять место катастрофы от посторонних. Он молод и здоров, имеет хорошие навыки обитания в любых условиях и умеет профессионально убивать. Пока он жив – никто не сможет добраться до дядиного смертоносного проекта… ***

Голова слегка побаливала. Общее состояние оставляло желать лучшего – донимал зуд бритого черепа под изрядно надоевшей повязкой. Солнце палило с бездонного июньского неба, испепеляя неполитую зелень, плавило мысли…

– Чтоб я сдох, блин… Может, не ждать, пока приедут – снять повязку, в задницу – и всех делов? Пиздрон, блин, недоделанный… – вяло ругался Иван, сидя на крыльце «дядиной» дачи и лениво жмурясь на солнце. – Спецназ, блин… Духи не ухайдакали, так сам приложился! Неделя из отпуска вон!

У-у-у, блин…

Он отчетливо помнил, как упал с крыльца, не успел сгруппироваться и ударился об оградку клумбы. Что было потом, Иван, как ни старался, припомнить не мог – вплоть до того момента, когда пришел в сознание и обнаружил, что лежит на диване в холле «дядиной» дачи. Это было вчера. Судя по всему, травма достаточно серьезная – почти неделю он провалялся без памяти. «Дядя» хотел положить его в стационар, сказал, что последствия могут быть самые непредсказуемые – вплоть до полной амнезии. Но Иван на дух не переносил больничные учреждения и отказался категорически. Лучше потерять память, чем валяться в душной палате и слушать жалобы заезженных судьбой пациентов, которые (пациенты, естественно, а не жалобы!) ко всему прочему воняют потом и носками.

«Дядя» разрешил остаться на даче, но предупредил, что он должен большее время суток лежать неподвижно и вставать только в крайнем случае.

Дачка была ничего себе – возвели ее совсем недавно, пристроили в аккуратную шеренгу «новых русских» вилл на краю поселка Солнечный и обнесли высоким забором, чтобы оградить обитателей от завистливых глаз простых смертных. Теперь она во всех углах благоухала ароматом свежего дерева и радовала глаз новеньким кирпичом и уложенной с математической точностью красной черепицей. Правда, кондиционеры не успели врезать, но на такие мелочи Иван внимания не обращал. Заботило другое. Ему предстояло в конце отпуска возвратиться домой, чтобы забрать документы, а у соседей могли возникнуть вопросы: несчастная Аниська и дурачок Мишка до сих пор значились в категории «безвестно отсутствующих», как, впрочем, и сам Иван (сведения, добытые «дядей Сашей» по своим каналам). Ребята «дядиного» приятеля – крутого парня Вовца – упрятали трупы, но ситуацию упрятать никому не под силу – на людской роток не накинешь платок. Этот крутой парень Вовец, кстати, вчера смотрел на него с нескрываемым удивлением. Ивану было стыдно. Наверно, «дядя» описал его своему приятелю, как супермена и пса войны, прошедшего все круги ада. А этот пес, черт его задери, взял и звезданулся с крыльца – есть чему поудивляться… Да, надо крепко подумать, что сказать соседям. Или попросить «дядю», чтобы отрядил гонца за документами. Хотя совестно просить – и так по уши в долгу…

Вторая проблема, которая беспокоила Ивана, – цветные глюки. Такого с ним ранее никогда не случалось. Это ж надо так башкой шарахнуться! Всю ночь чудятся какие-то странные жлобы с мертвыми глазами, голенькая девчонка-хромоножка, которая кажется до боли знакомой и родной, катафалк, бархатный гроб, какой-то милицейский капитан с железными зубами… Тьфу! Надо будет пожаловаться «дяде Саше» – может, обследование пройти, пока есть возможность на халяву…

За воротами послышался шум подъехавшего авто, затем три коротких сигнала. Иван неспешно – как рекомендовал дядя – приблизился к воротам и распахнул калитку. Из белого «рафика» с красной полосой вышла симпатичная дородная дама средних лет, облаченная в белый халат, и начальственно представилась:

– Фельдшер Петрова. Александр Иванович попросил заехать, сделать вам перевязку.

– Ну, слава яйцам! – обрадованно пробормотал Иван, делая приглашающий жест. – Прошу. Вы пока распаковывайтесь, – он кивнул на пузатый баул в руках фельдшерицы, – а я сбегаю в одно место…

– А вот бегать вам нельзя, – строго осудила женщина в белом. – Александр Иванович сказал – полный покой. Куда это вы бегать собрались?

– Ладно, ладно, – смущенно согласился Иван, провожая врачиху в дом – он собирался проскочить в летний душ и наскоро сполоснуться, поскольку почувствовал вдруг, что нехорошо пахнет. Интересно, когда он мылся в последний раз? Вчера – точно не мылся…

Они вошли в дом. Иван расположился на диване, смущенно улыбаясь и украдкой кося на большую аппетитную попу врачихи, распаковывающей баул на столе, – по жаркой погоде халат был надет на голое тело, трусики просвечивали сквозь тонкую ткань, и попа волнительно подрагивала при каждом движении женщины.

– Ох, е-мое! – не удержавшись, всхлипнул Иван, ощутивший, что своевольный фрагмент его организма начал функционировать самостоятельно.

– Что с вами? – озабоченно поинтересовалась фельдшерица. – Голова болит?

– Ничего… – процедил Иван сквозь зубы. – Так…

– Приступим, – бархатным голосом пропела фельдшер Петрова и разрезала ножницами узел на его повязке, ненароком наклонившись и явив взору воина объемные полушария, откровенно выпирающие из-под тесного халатика, который, по всей видимости, был ушит еще в те времена, когда его хозяйке диета не требовалась. У Ивана томительно заныло в желудке, к горлу подкатил комок…

– Нет, я так не могу, – хрипло прошептал он. – Что вы делаете сегодня вечером?

– О! – удивленно воскликнула обладательница полушарий и, бросив заниматься головой пациента, с любопытством уставилась на встопорщенность в районе его причинного места. – У вас, мальчик, судя по всему, было длительное воздержание?

– Очень длительное, – признался Иван, смущенно потупив взор. – Видите – мне стыдно, а он – что хочет, то и делает…

– Ну что ж тут стыдного? – философски заметила врачиха. – Вопрос легко разрешим. Сто рублей – и мы моментально устраним эту неприятность. Мррр?

– Сто? – мучительно покраснел Иван – у него не было ни копейки, дядя забыл выдать за хлопотами.

– Ну, такому красавчику я бы и так дала, – бесстыдно заявила фельдшерица, по-своему истолковав его смущение. – Но у вас-то, «новых», денег куры не клюют, а мне они не лишние, так что… Мррр?

– Ага, – сглотнув вязкую слюну, согласился Иван, а пакостные руки уже залезли под халатик, вцепились в прохладные массивные бедра и тянули вниз резинку трусиков. – Ага!

– Не торопись, красивый мой! – с придыханием пробормотала врачиха.